кое понимание человеческого естества и людских путей. Вы можете быть учтивее многих достойных людей, живущих на земле, не говоря уже о чудищах вод. Несмотря на это, вы хотите воспользоваться своей силой и буйным нравом и принудить меня согласиться на ваше предложение…» – именно так по тексту танской новеллы «Дочь повелителя драконов».
Вот-вот. Дочь. Отношение «муж – жена», но и отношение «отец – дочь». Перед выбором ставить Инну?
Так что сделай вид: все в порядке, и Валя Дробязго достойный мужик, и ты сам – тоже ничего, было да прошло, а что именно было, об этом и не вспомнишь теперь и не поделишься ни с кем, да и не было, по сути, не было! Разве что изредка произноси другую цитату, не из танских новелл:
«Я почувствовал себя глупо. Было что-то унизительное в этом детерминизме, обрекавшем меня, самостоятельного человека со свободой воли, на совершенно определенные, не зависящие от меня дела и поступки»… – но произноси мысленно, не вслух. А то ненароком тесть переспросит глубокомысленно, мол, о чем это ты, Юра, о чем, о чем?! ну… это уже совсем-совсем другая история!
Так бы оно и было. Останься Инна жива.
А ты не задумывался, Валя, что ее не стало, может быть, и потому: превысил меру Зла, и Зло отразится, если не на тебе, то на потомке твоем?
Но и этого Колчин Валентину Палычу не скажет. Неча бисер метать… (Интересно, какие байки рассказывал папашка дочери, прикованной к постели все эти полгода, по поводу зятя, по поводу Колчина. Убедительные, должно быть, байки, если Инна не обеспокоилась: где муж? почему не приходит? что с ним?! С ним все нормально, Инь. Он все знает, очень переживает. Звонил тут мне из Берлина, передавал всяческие приветы. Нет, до него дозвониться никак. Он сам приедет. Скоро. Как только – так сразу. Байки…).
А ты не задумывался, Валя, что недолго быть тебе, Валя, счастливым дедом? Что как только пацаненка можно будет забрать из клиники, Колчин так и поступит. И будешь ты, Валя, не счастливым, а несчастным дедом. Потому что никогда больше внука не увидишь. Аура здесь для сына Колчина неподходящая. Пусть уж сын у другого деда растет, воспитывается. У деда, который Дмитрий Иваныч. Тибетская медицина опять же. И физически, и духовно – нормальным вырастет человеком, Зло не настигнет…
Но и этого Колчин Валентину Палычу не скажет. Зачем растравлять душу новоявленному деду раньше времени. – Пусть пока тешится: «Как сына (внука) назовем, Юра?!». Не знает Колчин, пока не решил. Подумать надо. Целый месяц еще есть. Надо подумать.
Однако что-что, но не Валей – в честь деда, не Валей, Валя…
А ты не задумывался, Валя, что «Книга черных умений», которую Инна все-таки нашла, а твои клевреты утащили из подвала вместе с твоей дочерью (пусть и ненароком, пусть Инна ее к себе прижимала, пальцы свело судорогой), – книга эта предназначена для других рук, чистых, помыслов других… И если ты, Валя, хранишь «Книгу черных умений» у себя в Доме- На-Набережной (да-да, конечно же – память о дочери и все такое, да-да!), то ничем ты не лучше некоего Кублановского, который, помнится, тоже позарился. Не говоря уж о четверке бедолаг, которые (ты этого не знаешь, да, Валя? Тебя это ни в коей мере не интересует, да, Валя?) бесследно исчезли. За что? За то только, что книжки из библиотеки поперли? А ты сам- то, Валя? Цена «Книги черных умений» подороже будет, чем все вместе взятое кублановцами в памятную декабрьскую ночь. А если иметь в виду не рыночную цену, иную цену – то и подавно!
Но и этого Колчин Валентину Палычу не скажет. Зачем?..
А ты не задумывался, Валя, что бесследное, «чистое», исчезновение некоего Кублановского – отнюдь не гарантия безоблачного будущего для, так сказать, заразы популярного лидера из Питера – не сейчас, так через год. А ну как придет беда откуда не ждали? Алабышева-Дробязго взбрыкнет, к примеру. Особенно когда до нее дойдет, что не просто «у меня нет дочери!», а действительно – у нее нет дочери. Комсомолка-дворянка такую истерику закатит – да не в стенах узилища на Скобелевском, в прессе. Нынче весьма популярны сумасшедшенькие лидерши с уклоном в комсомольство-дворянство. А уж ежели лидерши вопият о конкретных виновниках всех бед, еще и пальцем тычут: «вот он! вот он!», то – зеленая им, лидершам, дорога. Сами по себе никуда, разумеется, не пробьются, но навредить навредят, ой как навредят. Необратимо… «Он черный человек! В костюме черном! И помыслы его черны! Он не яркий! Он – черный!».
Благо за такую фигуру есть много охотников ухватиться, попользовать…
Но и этого Колчин Валентину Палычу не скажет. Зачем предвещать еще не происшедшее. Колчин все- таки не махапуруша какой-нибудь…
Кстати, о необратимом! Необратима только смерть. Инны нет. И ее не вернуть. Да…
Но с какой такой стати, Валя, ты так уверен, что некий Кублановский нигде никогда не объявится? Не мельтеши ты, Валя, «Зайчиком»! Версия «Зайчика», конечно, устраивает всех, и тебя в первую очередь. Тебя (я не утверждаю, я только предполагаю, Валя!), инспирировавшего этого самого «Зайчика», – ибо удобная версия, никого не подставляющая под удар, никого, Колчина в том числе. Но мы-то с вами зна-а-аем… Что мы с вами зна-а-аем, Валя?! Неотвратима только смерть, знаешь ли.
Да. Знает Валентин Палыч про необратимость смерти. Ну? А… а разве Кублановский… ну… не это самое? Как же так, Юра?! Как же так?!
Видишь ли, Валя…
Вот это он, ЮК, пожалуй, Вале скажет: «Видишь ли, Валя…».
Нет, ну в самом-то деле! Разве разумно уничтожать врага, владеющего знанием о том о сём?! О том, в частности, кто такой – этот анонимный киллер, который вывез Инну из подвала в ночь «кражи века». Неразумно. Сначала бы поспрошать надо врага-то. Вывезти за Кольцевую, заточить, скажем, в каменном гараже (отнюдь не в «ракушке» у подъезда на Шаболовке, а в надежно-звуконепроницаемом гараже, – есть такой у ЮК, есть, отцовский, Дмитрия Иваныча Колчина…) – и поспрошать его, врага, с пристрастием. А он, враг, ни о каком киллере понятия не имеет. Ни о какой Инне понятия не имеет. И самого ЮК первый раз в жизни видит, а раньше только слышал. (А когда про Япончика в «Крестах» говорил, то, само собой, имел в виду Иванькова, не Колчина, нет! С чего бы вдруг ему, Кублановскому, иметь в виду Колчина?!) А, Валя?!
Погоди, Юра! Ты шутишь, Юра? Ты ведь это так мне говоришь… чтобы я… Юра?!!
Не знаю, не знаю, Валя. Все может быть на этом свете.
… Вот это, пожалуй, ЮК завтра Валентину Палычу скажет. Завтра. Никто не должен сдернуть-вызвать Валю Дробязго завтра. Он, Валя Дробязго, с нетерпением будет ждать Юрия Дмитриевича Колчина – что- то зять тестю скажет?!
Никакой, Валя, тебе Колчин не зять. И ты ему не тесть. И не Юра. Юрий Дмитриевич. Инны нет. Ее нет..
А что касается всех ваших игр на верхних этажах, всяческих рецептов спасения Отечества, всяческих синевато-логических построений, всяческих комбинаций и жертв фигур типа Кублановского, – это помимо Колчина, это не для ЮК, не для Ко-Цин…
Это как раз для тебя и таких, как ты, Валя. Дэ-Ло- Би-Цзи-Го ты наш!
– Дэ-Ло-Би – Цзи-Го. Пять иероглифов… Ой, папка бы обалдел! Давай ему не скажем?
– Да я его и вижу-mo раз в сто лет! Стоп! Но ведь ты тоже – Дробязго. Как? Как, Инн?
– Я – Колчина.
– Нет, а все-таки?
– Я – Колчина…
Апрель – август 1995.