Сколько сейчас? Утро. Считай, утро. 5.30. А выехал он в 22.15. Семь с половиной часов. Хорошо. Пристойный результат. Весьма пристойный, учитывая темноту, осадки и проверки на дорогах. И не устал, но даже отдохнул.
ТОСНО…
Интересно, вернулся Брадастый с озера Неро? У Егора та же манера вождения, что и у Колчина. Она, подобная манера, или есть, или ее нет. Та самая манера, когда обзор у тебя фактически все триста шестьдесят градусов, и ты ведешь машинально, не сосредотачиваясь, — даже позволяешь себе полувздремнуть. Есть такая манера. Владея ею, даже не утомляешься трассой, а, напротив, отдыхаешь. Общую картину ощущаешь — не вглядываясь, не расходуясь. Только когда что-то в общей картине меняется, тогда включаешь дополнительное внимание. Не пришлось на сей раз. Всего одна остановка — подзаправиться, заодно себя проверить, сколько точно бензина съедено на сотню километров. Да, восемь. Очень и очень пристойный результат.
А вот по Питеру придется покрутить уже в иной манере — концентрация максимальная. Питер Колчину знаком, но все же в меньшей степени, чем Москва. Когда он здесь был в последний раз? Это было недавно. Это было давно.
Московский проспект. Питер. Приехали.
Далее — по наитию. Потому что, хоть и определил для себя Колчин опорные точки, но в шесть утра несподручно звонить — хоть по домашним, хоть по рабочим телефонам.
Надо бы с гостиницей определиться пока…
Центр для поселения не годился. «Невский палас», «Европейская», «Санкт-Петербург» — вполне отвечают запросам того, кто:
«…занимается спортом, почти ни с кем не дружит, не курит, почти не пьет, в еде очень умерен. С другой стороны, обнаруживает явную склонность к роскоши в быту и знает себе цену: …автомобиль принял как должное, выразив недовольство его малой мощностью и уродливостью; недоволен также квартирой — считает ее слишком тесной и лишенной элементарных удобств; жилище свое украсил оригинальными картинами и антикварными произведениями искусства…» (Досье. Образ жизни. Стр. А-Б).
Отвечать-то они отвечают, но каждый вселившийся тут же берется под контроль криминальной общиной: клиент прибыл, клиент отечественный, в средствах не ограничен (иначе обосновался бы в «Невском паласе» — «Европейской» — «Санкт-Петербурге»?!), клиента надо бы ПОСМОТРЕТЬ.
Колчин прибыл в Питер отнюдь не за тем, чтобы его можно было ПОСМОТРЕТЬ.
Он сам не прочь ПОСМОТРЕТЬ.
Потому центровые отели — мимо. Не говоря уж о «Пулковской» и «Прибалтийской» — пусть и окраинные, но заграбастанные бандитами чуть ли не с первого дня существования.
Однако ночевать неделю (максимум неделю) в машине — себя калечить. Склонность к роскоши — она относительна. Для кого-то ванна «фуро», чистая постель, отсутствие тараканов и случайных соседей по номеру — роскошь. Для ЮК — не роскошь, а средство отдохновения. Мелочь, но на которой лучше не экономить — дни предстоят хлопотные, многотрудные, так хоть ночью бы восстановиться…
А кстати, сколько у него денег, чем он сейчас располагает? Та-ак. Недурно. Располагает, короче. Думается, в Питере обменять зелень на дерево — не сложней, чем в Москве.
Колчин держался в хвосте «порша», резонно решив, что машина с питерским индексом куда-нибудь да вывезет — дама за рулем получше ЮК ориентировалась в транспортных хитросплетениях города. Так получилось. Это вроде случайного попутчика, которого вынужден терпеть всю дорогу, а по прибытии на место — и не расстаться. Как бы незримая связь образовалась, эдакая паутинная — рвется легко, но есть.
«Порш» скинул лихость до позволенных в черте города шестидесяти, и угнаться за ним — не вопрос.
Колчин прикинул, что будет держаться за дамским экипажем до тех пор, пока тот не свернет в откровенно не нужный проулок. Тогда-то, лишившись поводыря, придется определяться по месту самому — езда в незнаемое.
Ну, не так чтобы совсем незнаемое. Одна из неизбежных точек — «Удельная». Там-то, поблизости, обитает Алабышева Ревмира Аркадьевна, приходящаяся ЮК тещей. Судьба миловала — виделись один раз в жизни, на свадьбе. Да вот подкузьмил фатум — второй раз в жизни неизбежен… И Комендантский аэродром от Удельной — сантиметр по крупномасштабной карте. Тоже предстоит визит. К Галине… как бишь ее… Андреевне. Лешаковой-Красилиной-Мыльниковой.
Это не есть посещение ближних и дальних родственников-друзей жены. Сказано: все связи порываются.
Но есть это добыча информации об Инне посредством непринужденного общения с ближними-дальними родственниками-друзьями жены.
И пусть Колчин заранее готовится к собственному принуждению для непринужденного общения. Даже с выжившей из ума Алабышевой (это не анекдотное неприятие тёшшшши, это… так оно и…), даже с пострадавшей на почве самостоятельного бизнеса старшей подругой Инны — Галиной Андреевной. (Кун-цзы кто угодно, но не дурак, и потому включение в систему человеческих отношений тандема «старший друг — младший друг» — не прихоть, проверено веками.)
«Порш» вел Колчина, будто запрограммирован. Более того! Привел! «Чайка». Гостиница…
Днем с огнем иначе бы Колчин не нашел эту «Чайку». Еще и потому, что не искал бы — понятия не имел о существовании таковой. Просто прилежно следовал за дамским экипажем. И поводырь даже подмигивал габаритными огнями в предутренней мгле — не потеряйся. Ни к чему не обязывающий флирт на дороге. Это почему-то сразу выясняется — недоброжелатель тебя преследует («Шеф! Нас преследуют!») или симпатяга, избравший тебя же Вергилием («Веди меня, о…»).
Симпатяга — не то слово, которым Колчин определил бы себя самого, ну да тем, кто в «порше», видней.
Им действительно видней: иначе «девятка» уперлась бы в Сенную, через которую ЮК было нацелился, доверившись карте, — ан давно и надолго «заколочена» Сенная, метро, блин, строй! иначе заплутала бы «девятка» у Черной речки, ибо Торжковская перерыта-перекрыта, будто на всем ее протяжении клад ищут или закатанных под асфальт жертв мафии.
В общем, «порш» двигался туда, куда так или иначе Колчину надо. Правильной дорогой идете, товарищи! Конечно, Комендантский аэродром — не всенепременный первый пункт нанесения визита московского гостя, однако теперь хоть понятно, как туда добираться кратчайшим путем. А «порш» двигался кратчайшим. И фыркал от нетерпения, застревая перед светофорами.
Да. Так вот. Этот самый резвый «порш» и определил Колчину местожительство.
«ЧАЙКА».
«Девятка» чуть было не проскочила поворот, в который вписался «порш». Вписался, да, но почерк, если можно так выразиться, у «порша» размашистый и неэкономный, недолго и подвески лишиться.
Улица, куда на вираже впрыгнули рисковые дамочки за рулем, именовалась Серебристый бульвар. Может, он, бульвар, и серебристый летом за счет тополей, но пока, по зиме, он… хм… серебристый.
А утыкался сей ребристый бульвар в стройку чего-то грандиозного-высотного без окон, без дверей.
А слева-справа от стройки — два одинаковых оранжево-желтых панельных дома. И один из них — «Чайка». Гостиница.
Хороша же, должно быть, гостиница — на краю города, в панельной многоэтажке, рядом со стройкой века (в том смысле, что века не хватит для завершения работ)!
Колчин потому-то и не стал рисковать подвеской, дребезжа по рытвинам, проехал мимо — с намерением развернуться при первом попавшемся развороте и обратнообратно в город. Но боковым зрением углядел стоянку за «Чайкой» и… таки развернувшись, решил остановиться-оглядеться.
Гостиница — вроде перевалочного пункта, типа комплекса убожеских строений на задворках бывшей ВДНХ, то есть всяческие «Колосы», «Дружбы», «Золотые ярлыки». Не по архитектуре, но по функциональности: добро пожаловать, рабочий-и-колхозница! вам же лишь бы ночь простоять да ночь продержаться? Вот и пожалуйста! Восьмиместный хлев, вечно и громко струящийся бачок в сортире, мебелишко-модерн времен оттепели, картонные двери и коридорные-горничные, у которых на лбу написана одна, но пламенная мысль: «Поубивала бы вас всех!»
Не так ли? Только так, и не иначе!
Не так. Иначе. Автостоянка за «Чайкой» подсказала: иначе! Была она сплошь заполнена машинами приличными, иномарочными в том числе. И парковались эти авто каждая аккурат у такого… столбика, который обеспечивает заводку в любую стужу. Сервис! Не каждая высококлассная гостиница способна обеспечить такой сервис. А значит, и «Чайка» — отнюдь не рабоче-колхозничьего уровня.
Опять же, стали бы девицы на «порше» торопиться в гадюшник? В ночь перед Рождеством. Хоть и случилось библейское Рождество именно в хлеву, но с той поры представления о том, где и как праздновать явление, несколько изменились. Перевелись нынче волхвы.
И девицы из «порша» — не волхвы. Ага! Вот и третий. Тоже не волхв. Толстомясый, краснощекий амбал с глазками-свиниками. Выгрузился с заднего сиденья, подсел в коленях, отвыкших от нагрузки за многочасовой перегон. Очумело вертел башкой и явно не до конца проснулся. Так и провалялся позади девиц всю дорогу, укрытый пледом. То-то дамочки рискнули самостоятельно ринуться очертя голову по ночной трассе из одной столицы в другую. А мы, мол, не одни — с нами здоровенный бугай. Где-где? А вон — сзади, отдыхает, сил набирается… Успокоение чисто психологическое. Типа газового баллончика в сумочке — ежели что, сразу брыз-зь в глаза и победа!.. Толку-то от него… И от баллончика, и от пьянющего борова! Он, боров, и сейчас на ногах не стоит.
Дамочки перехихикались меж собой, та, что была за рулем, извлекла откуда-то снизу (а изгиб у нее вполне, вполне…) баночку «Краша», метнула в руки непрочухавшемуся защитнику.
Тот не поймал, выронил, подобрал с асфальта, дернул колечко — перебрызгался, будто огнетушитель на себя направил (ну, верно, — от встрясок и бултыханий пузырики активизируются), малая толика все же угодила в хлебало, большая толика заляпала шею, «аляску», джинсы.
Да уж, «Краш» — это ваш цвет. Хорош защитничек…
Впрочем, Колчин при всей своей координации, при прочих достоинствах тоже не стал для Инны защитником…