пожарищ, как туман-н-н-н…
Далетает сытый вран-н-н!..
Песня слышаласьнаверху, а внизу, под разбросанными тут и там сугробами, сидели люди... Пододним из них, раскачиваясь в обнимку, статная женщина с худенькой тихо пелипесню, которую подтягивали под другими сугробами. Не пела, наверное, однатолько Милуша. Плача и заливаясь слезами, она уговаривала деда Завида:
- Дед, родненький,миленький, отпусти, а!
- Сказано не пущу,значит, и не проси! - слышался в ответ сердитый шепот.
- Замерзнет ведь… ИСлавки, как назло, нет! Он бы сбегал, узнал, как он, а может быть, даже ипринес сыночка!
- Эх, меня не былорядом! Как ты только могла оставить его? И Славко тоже хорош!
- Да его тогда уже небыло с нами!
- Как это не было?
- А вот так - ушелон!
- Как ушел? Куда?
- Откуда мне знать?Сказал, скоро вернусь.
- Вот я ему вернусь!
- Ну, дед…миленький,родненький… ради Христа!
- Ради Христа ятолько помолиться теперь для тебя могу!
- И… поможет?
- А как не помочь?Христос сказал, если двое или трое будут молиться во имя Его, то и Он будетпосреди них! То есть, здесь, среди нас!
- Как… Сам Христос?!– силясь постичь сказанное, прошептала Милуша. – Здесь?!
- Неложно каждоеслово нашего Бога! – строго оборвал ее дед Завид и, как ни тесно было подсугробом, истово перекрестившись, с чувством сказал: - А мы еще святогоКлимента, покровителя земли русской, первых святых наших Бориса и Глеба да СамуБожью Матерь на помощь призовем. Попросим их умолить Христа простить грехи нашитяжкие, за которые нам столь великие скорби посылаются.
Женщины,оборвав пение, заплакали во весь голос.
Дед прицыкнулна них и в полной тишине начал молиться:
- Господи,помилуй! Пресвятая Богородица, спаси нас! Все святые, молите Бога о нас!
- Про ребеночка, просына моего не забудь! – напоминая, простонала Милуша.
Но дед Завид словноне слышал ее.
Прочитавмолитву «Отче наш», он принялся просить Господа спасти и сохранить вверенных емулюдей от врага лютого, дикою злобой гонимого, никого не щадящего!
- И сына ее…младенца… - сказал наконец он.
- Добрыню! -подсказала Милуша.
- … в христианстве –Георгия! – перебил дед Завид, грозно зыркнув на нее глазами за то, что примолитве упомянула языческое, а не данное при святом крещении имя. - Спаси исохрани его, безгрешного, живым и невредимым верни. Впрочем, да будет на все немоя, но Твоя воля! – закончил он, и женщины, давясь слезами, снова тихо запели:
От ряби-и-ины до берёзы
То ли росы, то ли слёзы
Бедной матери-земли-и-и –
Снова половцы прошли!
Не успели онидойти до дыма пожарищ и сытого ворона, как в сугроб неожиданно заглянуламальчишеская голова и, отыскав быстрыми глазенками деда Завида, шепнула:
- Дед! Там – всадник!
- Половец? – сразунасторожился дед Завид.
- Нет, наш – русский!Говорит, ты его знаешь! А еще говорит, чтоб ты вышел. Разговор, говорит, к тебеесть.
- Знаю, говоришь?Ну-ка, ну-ка, посмотрим, кто к нам пожаловал? Не сам ли князь Владимир, восвятом крещении Василий, по дедушке – Мономах?
Дед Завид, кряхтя,поднялся и с трудом выбрался из сугроба.
- А-а, это ты, Онфим?– и правда, сразу узнал он.
Кузнец встретил его сулыбкой:
- Хорошо спряталсвоих, дед! Насилу отыскал! Да только все равно Белдуз бы нашел!
- Тьфу тебе на язык!– сплюнул дед Завид и недовольно покосился на могучего всадника. - Ты что,каркать сюда приехал?
- Нет. Предупредить.Он-то еще, люди говорят, не ушел отсюда совсем. Бродит всё где-то. Но ни в однувесь не зашел. А вы по лесам хоронитесь! В лучшем случае, с одного тайногоместа в другое перебегаете!
- Это ты к чему? –насторожился старик.
- А ты до сихпор не смекаешь? Давай-ка отойдем в сторону…
Онфим спешился и,уводя деда Завида от сугроба и любопытных ушей мальца, стал что-то втолковыватьему.
Вернулся дед совсемдругим - растерянным и слегка виноватым.
- Да, твоя правда,как же я сразу об этом не подумал? Дырявая моя голова… Совсем стар стал! –беспрестанно вздыхал он и уже совсем миролюбиво спросил: - Про нас-то узналоткуда?
- Очень просто, -вновь забираясь на коня, ответил Онфим. - Славко сказал!
- Славко-о? – вновьпострожел голосом дед. - Где ты его видел?
- Да у него дома. Онтам меня чуть отцовским ножом не убил!
- Как это – не убил?!
- За хана Белдузапринял! Он ведь его в вашей веси ждать остался.
- Вон оно что! -протянул дед Завид. - Ну, я ему теперь дождусь!..
Но Онфим неожиданнозаступился за Славку:
- Да будет тебе!Такого не пороть – беречь надо. Смышленый парень. Был бы княжеского рода –великим князем бы стал! А из купеческого, так купцом, равных которому нет вовсем свете! К тому же, вырастет еще немного, тебе замена будет! Все, дед,некогда мне боле! А то Мономах не посмотрит, что я задержался, дабы выручитьего бывшего воина!
- Воина… Мономах… -внезапно влажнея глазами, повторил дед Завид и, заметив, что все это видитмалец, строго наказал ему обойти все сугробы с людьми и сказать, чтобы скорейшли к нему. А затем сбегать в весь и узнать, нет ли там половца, а Славкупредупредить, что он запорет его до смерти, если тот опять будет искать ханаБелдуза.
Первыми из сугробавыползли женщины-подруги. Песня, вырвавшись на свободу, набрала было полныйголос… Но тут же под строгим взглядом деда Завида сникла и, словно напоминаявсем, что опасность, оказывается, еще не миновала, зазвучала еще тише, чемиз-под снега:
Дым пожарищ,как туман-н-н-н…
Далетает сытый вран-н-н!..
7
- Что?! – в ужасепереспросил он. – Ты… уверен?
Как ни спешил дедЗавид скорее покинуть ставший опасным лес, как ни торопила его Милуша, а уйтисразу не удалось. Он так разбросал по берендеевым чащам людей, чтобы хотькто-нибудь остался в живых, так строго наказал не откликаться ни на какой шум,что малец сбился с ног, пока собрал всех вокруг деда Завида.
Одна старушка так иосталась под сугробом. То ли задохнулась под ним. А может, смертный час ждал ееименно здесь. В любом случае, дед Завид решил пока не трогать ее, а как всеуспокоится, вернуться за ней и похоронить на кладбище по-христиански.
Малец, выполнивпервое поручение, даже не передохнув, бросился выполнять другое. Вскоре онпревратился в точку, а после и вовсе исчез из виду.
Вслед за нимдвинулись и остальные.
Смерть старогочеловека – естественная вещь. Оставшиеся старушки с женщинами коротковсплакнули. И дальше шли, уже радуясь, потому что и не чаяли увидеть этотобратный путь.
Дед Завид, задетый замолодые струнки памяти словами Онфима, на ходу рассказывал, как воевал вотрядах нескольких князей, но больше всего - про Мономаха.
- ВладимирВсеволодович мог бы сейчас и Великим князем быть! – убежденно говорил он. – Дане захотел нарушать завет, данный Ярославом Мудрым передавать главный стол неот отца сыну, а старшему в роде. Уступил Киев Святополку. И правильно сделал.Иначе вся Русь стала бы тогда Нежатиной Нивой.
В который раз поведавпро битву, в которой сошлись в страшной схватке сразу несколько князей, и двоеиз них смертно легли на поле боя, а сам он потерял руку, дед Завид продолжал:
- Мономах всегдазнает, что делает. Боже, упаси ослушаться его когда! Ведь он, дай Бог памяти,стал князем, когда был чуть старше Славки и вот уже лет сорок как князь. Икровь в нем особая – с одной стороны Рюриковичей, а с другой - византийскихимператоров!
- Дед, а что ты самвсе время делаешь то, за что нас ругаешь? – вдруг с лукавинкой спросила статнаяженщина, подталкивая локтем худую.
- Что именно? –вскинул на нее лохматую бровь дед Завид.
- А вот – «дайБог памяти», «Боже упаси» - божишься! Ты ведь сам говоришь – это грех!
- Правильно,грех поминать имя Божие всуе. Но я совсем не божусь, глупая! Вот-те крест!
- А что жесейчас ты тогда делаешь? – поддерживая подругу, усмехнулась худая.
- Ох, вернолюди говорят – кого Бог хочет наказать, того в первую очередь обделяет разумом!– покачал головой дед Завид и значительно поднял указательный палец. - Я насамом деле к Богу так обращаюсь. И если хочешь знать, этим тоже Мономахуобязан! Однажды услышал его разговор, прислушался и понял - уж, коль он, князь,все время молится и каждую мысль Богу вверяет, то каково же тогда быть мне,простому смертному?!
Дед Завид принялся идальше говорить о Мономахе, о том, что всегда было туго на Руси, потому что дополовцев были торки, до них печенеги, а там сказывают – какие-то скифы… Нотеперь его слушали только старавшиеся не отставать от него старушки да малыши.
Милуша всем своимсуществом уже была в полуверсте отсюда, куда еще предстояло дойти, и ничего неслышала, не видела вокруг.
А женщины-подруги,когда опасность миновала, неожиданно принялись за старое.
- Ты что этоменя все с тропы сталкиваешь? – вдруг подала недовольный голос худая.
- Я тебя? -возмутилась статная. - Да это ты мне идти не даешь!
Обиженно сопя,они прошли еще немного и вдруг стали сожалеть о прощенных друг дружке долгах.
- Ты это… - первой,как бы невзначай, начала статная. – Полмеры зерна все-таки мне верни!