Белый гонец — страница 36 из 78

объяснила Лена и виновато вздохнула: - Но ведь обед надо готовить и куркормить. Ненадолго совсем отвлеклись, а как кинулись – нет отца. Мы туда, мысюда – нет нигде…

            Лена помолчала, словно заново переживая то, что ей довелосьиспытать, и продолжила:

            - Наконец, додумались мы на чердак подняться. А он сам оттудаспускается бледный, как мел. И совсем трезвый. Весь трясется, как осиновыйлист. И знаете, что он нам рассказал? – Лена перекрестилась на икону и сказала:- Честное слово! Когда мы с мамкой отвлеклись, подошел к нему маленький такой,в виде человечка, с кудряшками вроде рожек, глаза такие хитрющие, и говорит:«Хочешь повеселиться?» Ну, папка и согласился. «Хочу! - говорит – А ты в адменя за собой не уведешь?» «Ну что ты? - говорит, - и чтоб доказать тебе это,пошли туда, где повыше!» - «Ну, раз такое дело, - согласился отец. -Пошли!» Прихватилон бутылку, и поднялись они на чердак. Выпили по стакану. «Весело?» -спрашивает тот. «Весело!» - отвечает отец. «А теперь давай, - говорит, -вешаться будем!» Но отец хоть и пьян, да ум еще есть. «Э, нет, - отвечает. -Знаю я вашего брата – наверняка обманешь! Думаешь, я такой глупый? Сперва тыдавай!» Тот только закивал радостно. Взял бельевую веревку, да и повесился. Апотом спрыгнул и говорит: «Видишь, я свое слово сдержал, а теперь давай ты!»Делать нечего, папка взял веревку, привязал покрепче к крюку. Прыгнул вниз, аона возьми да и оборвись!

            - Слава Тебе, Господи! – с облегчением выдохнула НатальяВасильевна.

            - Ужасти-то какие… - поддержала ее подслеповатая старушка.

            - Да вы дальше слушайте! – остановила их Лена. – Папка-товедь второй раз то же самое сделал. И опять веревка не выдержала. Тогда тот,маленький, и говорит: «Нет, так дело нет пойдет! Это тебе железка удавитьсямешает! Снимай ее вместе с рубашкой и давай поскорей к нам! Видишь, как мы всетебя ждем! Вот уж повеселимся…» И тут отец увидел такого… такое… что ипересказать нам не смог. Только отдышался и спросил: «Все понял: и что этобыло, и кто это был, и как теперь жить нужно… Лишь одного не пойму: про какуюэто железку он мне все говорил?»

            Лена оглядела притихших людей и сказала:

            - Тут мы с мамой во всем ему и признались. Думали, он сноваругаться, бить будет. А он вдруг упал перед нами на колени и… заплакал. Потом,не вставая, прополз к иконам, перекрестился и попросил ему этот крестик наверевочку прикрепить да попрочнее…

            - Вот ведь, как оно бывает… - после томительного молчаниясловно очнулись люди.

            - Хитер лукавый, так и рыщет, кого бы поглотить и утащить ксебе в ад…

            - А крест-то ему – не дает!

            Качая головами и обсуждая на ходу услышанное, люди потянулиськ выходу. Многие обступили Лену и, ахая и охая, продолжали расспросы.

Стас, дожидаясь, когда она освободится, шелрядом, как вдруг услышал голос Григория Ивановича:

            - Брат Вячеслав, можно тебя на минутку?

            Григорий Иванович пригласил его прямо в свою келию. Вся стенаее была в иконах и портретах старцев. Впервые оказавшийся здесь, Стас увиделстол без клеенки, табуретку, узкую с панцирной сеткой кровать, в угол которойсловно намеренно был скатан матрас. Покосился на голый пол. И как это он таккаждую ночь тут спит?!

        - Ну, как, - спросил Григорий Иванович. – Еще не надумал?

            Стас виновато помотал головой.

            - Сколько Ваня уже предложил?

            - Двести пятьдесят тысяч...- не стал отпираться Стас.

            - Я так и предполагал! – кивнул сосед и усмехнулся: - А ты,стало быть, ждешь, как… Мироновна?

            - Григорий Иванович, зачем вы так? – обиделся Стас. - Захотелбы – давно нашел эту Градову. Или бы Ваньке продал… Я, правда, не знаю, какбыть… Ведь хочется, чтобы все было по закону и совести!

            Голос Григория Ивановича потеплел:

            - А, ну-ну, раз так, то ладно! Ступай с Богом! – согласилсяон. - Но завтра приходи – обязательно! Слышишь, обязательно приходи!

            - Ладно!

            Стас торопливо выбежал из дома Григория Ивановича и прямо наступеньках увидел ждущую его Лену.

            - Ну, поздравляю! – весело сказал он ей.

            Но Лена не поддержала его радости. Наоборот грустновздохнула:

            - С чем?

            - То есть, как это с чем? – опешил Стас. – Ты же сама всемсказала, что отец ваш в себя пришел!

            Лена с горькой улыбкой посмотрела на него и, наконец,сказала:

            - Отец-то в себя пришел, да Ванька из себя вышел!

4

- Ай-яй-яй! – лукаво погрозил пальцем Молчацкий.

            - Глаза – во! – по дороге к дома Стасу рассказывала Лена. –Уши, словно локаторы. Нос – как у собаки ищейки. Я ему в шутку на лопатку сграблями: выброси эти уродия производства и мимоискатель возьми! Я давно ужеего миноискатель так называю, но на этот раз он меня прямо им же чуть не убил!Хорошо, отец рядом был. Отобрал его у Ваньки и унес куда-то в сарай. Стасик,что же нам теперь с ним делать, а?

            Ответить на этот вопрос Стас не успел. Дома, в родительскойкомнате, его встретил художник, рядом с которым с виноватыми лицами стоялимолодая еще женщина и девушка, ровесница Лены, по виду мать и дочь.

            - Вот, привел, как ты просил! – показал на них художник. – Укаждого там своя беда, но у этих… Честно говоря, я сказать даже не имею права!Тайна-то не моя…

            Стас вопросительно посмотрел на женщину, и та усталовздохнула:

            - Да я и сама объясню… Чего уж теперь! – она знаком велеладочери сесть, и после того, как та покорно опустилась на диван, начала: -Прокляла я ее в детстве, вот ведь какое дело.

            - Как это – прокляла?! – ахнула Лена.

            - Ну, не нарочно, конечно! – объясняя, развела рукамиженщина. - Случайно идиоткой назвала. Она еще совсем маленькой была, годика два-три,не больше, что-то разбила или испачкала, я и не помню уж что, а я, как этообычно бывает, крикнула: «Ты что это делаешь? Идиотка!» А она возьми да, иправда, вырасти идиоткой. В медицинском, как видите, смысле этого слова…

            Лицо у девушки искривилось, задергалось, так что сталострашно смотреть, с нижней губы обильно потекла пенистая слюна…

            Мать привычно вытерла ее платочком и вздохнула:

            - В каких только клиниках мы с ней не были, каким тольковрачам не показывали. Не лечится, говорят, такая болезнь. Даже денег уже небрали. Это по нынешним-то временам… Я уж про тот случай и позабыла давно. А тутмне присоветовали однажды съездить в монастырь к старцу, который, говорят, вподобных случаях помогает. Приехали мы к нему. Завела нас матушка в его келью.Вижу, седенький, добрый такой, благообразный весь, ну, просто ангел во плоти.«Ну, - думаю, - этот нам точно поможет!» А он, как меня увидел, то сразу жехмурым стал. «Чего, -говорит, - пришла? Ступай обратно. Ничем тебе не смогупомочь!» - «Как это?» - спрашиваю. «А вот так, – отвечает. – Знаешь, чтоматеринская молитва может чудеса творить: больных детей исцелять и даже тонущихиз-под воды доставать?» - «Знаю», - говорю. «Так вот и проклятие матери, дажесказанное сгоряча, ненароком, имеет великую силу! Скажет такая, в порыве гнева,а может даже без гнева, родному чаду: «Урод», собьет его, к примеру, лет черездесять машина, так что он без ног или с горбом останется, и во всем обвинятводителя. Или болезнь, или драка какая… А кто виноват?»

            Женщина посмотрела на Стаса, задержалась взглядом настройной, красивой Лене и всхлипнула:

            «Вот и ты, -говорит,- прокляла свою дочь. И нет у меня такоймолитвы, которая сняла бы это проклятие…» А люди говорили, что по его молитвеБог даже мертвого воскресил… - с тоской покачала она головой.

            - И как же – теперь совсем-совсем ей ничем нельзя помочь? – ссостраданием уставилась на больную сверстницу Лена.

            - Почему… Старец сказал - невозможное человекам – возможноБогу. Особенно, по молитвам его святых угодников… Вот мы по дороге домой ирешили заехать на могилку отца Тихона, тоже, говорят, он помогает многим… Нопока что, увы…

            Женщина беспомощно развела руками и стала укладывать спатьсвою дочь, куда указал ей Стас – на родительской кровати. Теперь можно былопродолжить разговор о Ване, но тут к ним подошел парень-художник.

            - Спасибо за кров, за хлеб да соль! – благодарно поклонилсяон. – Вам счастливо оставаться, а я быстренько соберусь, выкину все ненужное, -тут он заговорщицки подмигнул Стасу, - и пойду налегке!

            - Зачем? Места сегодня всем хватит! - удивился Стас. – Да иночь уже на пороге!

            - А я люблю ходить в ночь! – улыбнулся парень. – Звезды,луна, все какое-то особенное, нереальное… Лишь бы дорога была видна, а уж пошпалам… – он равнодушно махнул рукой и принялся складывать в папку лежавшие настоле эскизы.

            - Странные люди вы, художники! – качая головой, заметила Ленаи вдруг вскрикнула: - Ой, Стасик, смотри, наша Покровка! Храм, пруд – и дажедом наш видать! Как все красиво…

            - Сегодня нарисовал, - улыбнулся ей парень и протянул эскиз:- Можешь взять себе на память!

            - А как же вы?

            - А я и так уже все запомнил! Да и… зачем это мне теперь…Подписать?

            - Конечно! – радостно начала Лена и вдруг, словно вспомнив очем-то другом, более важном, попросила: А можно не мне, а моему брату? ЕгоВаней зовут… - заглядывая через плечо художника, подсказала она. – Ему этосейчас нужнее… И припишите еще: на вечную память о родной Покровке… А слово«вечную» подчеркните, пожалуйста, красным, да пожирнее… Вот так, спасибо!

            Художник, вручив эскиз, отправился в комнату Стасаразбираться со своим чемоданом, и Лена продолжила начатый еще на ступенькахдома Григория Ивановича разговор: