него Стас, не замечая, что, прячась за теми же самыми деревьями, за ним следовали второй охранник Молчацкого…
Так, крадучись, они втроем дошли до самой баньки, из которойслышались приглушенные голоса Григория Ивановича, дяди Андрея и еще кого-то…Стасу не было времени гадать, кого именно. Он обогнал удивленно взглянувшего нанего первого охранника, ворвался в баньку и, увидев сидящих в уютной парилкеГригория Ивановича, дядя Андрея и Юрия Цезаревича, закричал:
- Григорий Иванович! За вами охотятся! Скорей уходите отсюда!
- Да что это за игры в казаков-разбойников со старшими? – возмутилсяЮрий Цезаревич.
- Охотятся, говоришь? – Григорий Иванович, зажав ладонью томесто, где был спрятан документ из Государственной Думы, словно в замедленнойсъемке начал медленно подниматься со ступеньки, еще медленнее сделал шаг коткрытой двери… И тут Стаса кто-то быстро и сильно толкнул в спину. Он полетелвперед и уткнулся головой в мягкий живот охнувшего дяди Андрея.
В то же мгновение дверь захлопнулась, и наступила полнаятемнота.
- Ничего! – успокаивающим тоном сказал Григорий Иванович. - Сейчасмы ее откроем.
Но дверь не поддалась. Даже после того, как на помощьГригорию Ивановичу пришел дядя Андрей, показалась лишь узенькая полоска света.Кто-то явно придерживал ее снаружи.
- Скорее! - с натугой хрипел этот «кто-то» - Подтаскивай сюдабочку с водой… И бревно это тоже тащи! Подпирай им дверь! Вот так! Так! Все,попались, голубчики!
5
- Хоть бы форточкудогадался сделать! – простонал дядя Андрей.
- Немедленно откройте!
Когда Григорий Иванович был заместителем губернатора области,говорят, подчиненные побаивались даже его шепота.
А тут, наверное, самый грозный крик, на который он былспособен, не подействовал на охранников.
- Шуми-шуми, все равно никто не услышит! – засмеялись они вответ. - А еще лучше отдай нам сразу документик, и разойдемся с миром!
- Какой ещедокументик? Что за бесчинство такое? – возмутился Юрий Цезаревич. – И вообще,что это все значит?
Вместо этого где-то вуглу послышались возня и бормотание Григория Ивановича:
- Подожди, у меня тутгде-то огарок свечи был… Ага! Вот он… Андрюха, у тебя спичек нет?
- Откуда?
- А ну да, ты жездоровье у нас бережешь! Юрка, может, у тебя есть?
- На, держи!
- Ого! Зажигалка?Курить, что ли, начал?
- От такой жизни какне закуришь?..
Григорий Ивановиччиркнул зажигалкой, поднес ее огонек к свече в консервной банке, и в парилкесразу стало светло.
Стас огляделся. Всекак в обычных деревенских банях: деревянные полки, деревянные стены и большиебулыжники в металлическом баке.
- Хоть бы форточкудогадался сделать! – простонал дядя Андрей.
- Зачем? – удивился Григорий Иванович. – Когда я ее строил,сердце было в порядке, и делал все так, чтобы пар был на славу! Не баня – акрепость!
- Надо милицию вызывать! Да не ту, что в городе, пока они ещеприедут, а нашего старшину!
- Сейчас! - Стас с готовностью вынул из кармана телефон иахнул: - А я, как нарочно, номер здешнего участкового выбросил… Да и все равноздесь никакой связи нет… - приглядевшись, сообщил он.
- Я же говорил – крепость! – со знанием дела постучал ладоньюо стену Григорий Иванович.
- Да-да! – тут же послышалось из-за двери. – Вы хотитесказать, что уже согласны?
- Нет! – крикнул Григорий Иванович. – Я только хотелсообщить, что ничего у вас, негодяев, не выйдет!
- Значит, по-хорошему не хотите? Ну что ж…
За той стеной, где был бак, загрохотали шаги, послышался звукоткрываемой железной дверцы и звуки подбрасываемых в печь поленьев.
- Что они задумали? – встревоженно посмотрел на ГригорияИвановича дядя Андрей.
- Попарить нас, кажется, захотели! – ответил тот и закричал:- Эй, вы! Мальчонку хоть пожалейте! Выпустите, говорю, его!
- Еще чего! – раздалось в ответ.
- Когда он как рак красным начнет становиться, и глаза у неговылазить начнут, ты у меня сразу сговорчивым сделаешься!
В парилке и, правда, стал быстро накаляться и словноулетучиваться годный для дыхания воздух.
- Мерзавцы… - в бессилии ударил кулаком по ступеньке ГригорийИванович.
Юрий Цезаревич посмотрел на него и тихо спросил:
- Зачем ты меня сюда привел?
Григорий Иванович виновато положил ему ладонь на плечо:
- Прости, Юр, хотел по старой мальчишеской дружбе упроситьтебя отказаться от своего заявления, что наша школа нецелесообразна, и сказатьсегодня об этом на сходе!
- Да ты знаешь, что бы мне было за это? Хотя… - он покосилсяна булыжники в баке и безнадежно махнул рукой: - Наверное, все лучше, чем то,что нас теперь ждет…
Григорий Иванович перевел глаза на молчавшего дядю Андрея:
- А ты что не упрекаешь меня? Ведь ты же так берег себя,чтобы хоть на годик дольше прожить…
- Да какая разница! – махнул рукой дядя Андрей. - Я еще наслужбе в церкви сегодня подумал: ну, проживу еще десять лет… ну, самое большее,двадцать! А что потом? И когда ты Юрку позвал с собой для разговора, я для тогои увязался с вами, чтобы спросить у тебя, как мне теперь жить!
- Да… - с горькой усмешкой подытожил Юрий Цезаревич. – Вот исостоялась встреча старых друзей! Так сказать - «Сорок лет спустя!» Сам Дюма дотакого бы не додумался…
Стас посмотрел на него, на Григория Ивановича, на дядюАндрея, и до него стал доходить весь ужас происходящего. Ну, они-то, ладно,хоть пожить-то успели. Не зря говорят – сорок лет спустя, да еще плюс столько,сколько ему… А он? И… что будет с его родителями?
К счастью, Григорий Иванович нашел единственные слова,которые в этот момент могли его утешить:
- Слава Богу! Мы хоть все причастились сегодня. Так что есличто, пойдем, как мученики – прямо в рай!
- Вы – да! А я?! – гневно оборвал его Юрий Цезаревич. –Почему я должен погибать, даже не зная, за что, вернее за то, с чем не согласени вообще слушать все эти дурацкие бредни? Эй, вы!!!
Он подбежал к двери и принялся стучать в нее кулаками:
- Выпустите меня отсюда! Я - директор школы! Я - друг вашегоначальника – это же я помог ему!
- А вот мы тебе ничем не можем помочь! – послышалось в ответпритворно-сочувственное. – Вернее, можем, и даже поможем сразу, если тыуговоришь своего друга отдать нам то, что нам от него нужно!
Юрий Цезаревич, как затравленный, оглянулся:
- Гришка, Христом Богом твоим молю – отдай им то, что онипросят!
- Твоим? – удивленно переспросил Григорий Иванович. –Насколько я помню, когда ты был таким же, как сейчас Стас, он был и твоимБогом!
- Да! – согласился Юрий Цезаревич и тут же протестующевыставил перед собой руку: - Но вспомни, кто виноват в том, что я отрекся тогдаот него? Ты, Андрюха, увидев на мне крестик, когда я купался с тобой на реке,за горсть конфет сказал это Гришке. Ты, Гришка – своему отцу. Тот - директорушколы. И когда меня прижали к стенке – крест или галстук, я был вынужден выбратьпоследний. Ведь без него я не смог бы поступить в институт, не стал быдиректором школы… Впрочем, я уже и так перестал быть им… Это что же – выходит –я зря прожил всю жизнь? То есть, как это прожил?! Нет!!! Я не хочу умирать! Яне хочу этой кошмарной вечной пустоты!!!
- Да какая же там пустота, Юрка? – как можно мягче сказалГригорий Иванович. - Там ведь тоже жизнь! Причем, вечная, и здесь только ееначало! Что, наши предки и самые умные люди всех времен и народов были глупеетебя, безоговорочно веря в это?
Юрий Цезаревич медленно поднял голову, и в глазах его вдругпоявилось что-то осмысленное
- Ты… думаешь… там… и, правда, что-то есть? – веря и не веря,осторожно спросил он.
- Конечно!
В парилке становилось все жарче и жарче. Уже почти нечем былодышать. Полжизни можно было отдать за один глоток свежего воздуха…
Дядя Андрей давно уже снял с себя свитер, который носил дажелетом, боясь простудиться. Теперь потянул с себя и футболку. Стас последовалего примеру. Начал раздеваться и Юрий Цезаревич… Только Григорий Иванович, какбыл, так и оставался в пиджаке. И по его лицу было видно, что никакая сила незаставит его с ним расстаться.
- Конечно, есть! – видя, что Юрий Цезаревич замолчал, незная, что ответить, повторил он. – Но весь вопрос: каким ты войдешь в этувечность? Ведь жизнь-то дана зачем? Чтобы за время, что нам дано здесь наземле, соединиться с Богом! А на тебе даже креста нет…
- Да я бы теперь… и надел… пожалуй… - пробормотал ЮрийЦезаревич. – Только разве они выпустят меня сбегать в храм, чтобы купить его?
- Вот уж поистине сказано: пока гром не грянет, мужик неперекрестится! – покачал головой Григорий Иванович и снял с себя свой нательныйкрест: - На, держи мой!
- А ты? – хватаясь за крест, как моряк за спасительный кругво время шторма, испуганно взглянул на него Юрий Цезаревич.
- Что я, не в своей бане, что ли?
Григорий Иванович поднял с пола несколько щепок, отобрал двелучшие, затем с помощью догадавшегося, что он собирается сделать, Стасанадергал из пазов пакли, свил из них две веревки. Одной, поменьше он связалщепочки в крестик, а к большей привязал его и повесил себе на шею.
Юрий Цезаревич с серебряным крестиком в руках стоял, глядя за