читается «Кирие тосодуло Василие!», то есть, по-русски: «Господи, помогиВасилию!»
- Ну, а при чем тогда Мономах? Ведь он же – Владимир! – неотступал Ваня.
- Правильно, - опять согласился Стас. - Владимир Всеволодовичи это мне объяснил. В те времена у каждого человека было два имени – одноязыческое, а второе - данное ему при крещении. Владимир Мономах во святомкрещении был назван Василием, в честь святого Василия Великого, чей лик мы ивидим на этой печати. Возможно, она скрепляла какой-нибудь важныйгосударственный документ, может, висела на дарственной, хотя бы на вашуПокровку, но, скорее всего, была на грамоте Мономаха, которую куда-нибудь везего гонец!
- Ну, дела… - покачал головой Ваня, обходя Стаса так жеошеломленно, как тот недавно вокруг Лены с коляской. – И… сколько ж… она…может… стоить?
- Как тебе не стыдно! Она же бесценна! – возмутилась Лена.
- Почему, всему на свете есть цена! Я сам каталоги видел! –убежденно заявил Ваня.
- Не спорьте! – остановил их Стас. – Ленка права - этойреликвии действительно нет цены. А твоя, Ванька, правда в том, что уколлекционеров действительно все покупается и продается! Что же касается этойпечати… - на миг задумался он, - Владимир Всеволодович говорит, что, судя поописанию, это - неизвестный науке экземпляр, то есть единственный в мире. Иесли редкие монеты стоят недешево, то думаю, такая печать, да еще в такойсохранности, стоит не меньше тысячи долларов!
- Тысячи? Долларов?! – на Ваню больно стало смотреть.
Глаза его выпучились, губы скривились. Казалось, он вот-вотзаплачет.
- Так что же, выходит, она одна стоит больше всего того, чтоя получил?.. Что мне дали?.. - прошептал он и в поисках сочувствия посмотрел насестру.
Но та и не подумала утешать его.
- Так тебе и надо! – без тени жалости сказала она и, подойдяк Стасу, спросила:
- А можно мне тоже хоть немножечко подержать ее?
- Конечно! – охотно согласился Стас. – Только, смотри,осторожно.
Лена бережно – как только могла – взяла нагретую в его рукахпечать, склонилась над ней и прошептала:
- Надо ж… Века на ладошке…
- И целая тысяча долларов!.. – никак не мог успокоиться Ваня.
За окном раздался яростный собачий лай.
Ваня тут же пришел в себя и побледнел:
- Что это – Шарик? Ленка, дома беда…
- С чего это ты взял? – попытался успокоить его Стас, но Ванятолько отмахнулся:
- Да ты что! Шарик, знаешь, какой умный пес? Он бы ни за чтозря с цепи не сорвался и тем более не прибежал бы сюда! Наверняка отец сновабуянит… Ленка, бежим!
- Ой, скорее, скорее, Ванечка! – засуетилась его сестра.
- А я? – напомнил о себе Стас. - Можно хоть в автолавкусходить, карточку на телефон взять?
Он ожидал, что Ваня снова попросит его подождать,скажет, что сам принесет эту карточку, но тот в ответ только рукой махнул -мол, делай, что хочешь! – и выбежал из дома. Лена – следом за ним.
Оставшись один, Стас отнес на кухню посуду, дал смс-сообщениеродителям – на звонок уже не осталось денег – что доехал он хорошо, чтоотдыхает и что вообще все в порядке. Зачем их зря беспокоить?..
И, не выпуская из руки печать Мономаха, лег на кровать…
«Странно, - подумал он. – Еще вчера за окном была Москва, атеперь вот – Покровка. Интересно, а что же в ней все-таки произошло? Почемубольше тут нет магазина, медпункта, школы… Даже почты, и той нет! Что бы всеэто могло значить?..»
Стас принялся искать подходящий ответ. Но мысли о печатиМономаха вскоре отвлекли его, и он стал смотреть в окно, и думать, что когда-тоздесь были совсем другие времена, когда еще вообще не было ни почты, ни школ,ни медпунктов, ни магазинов, как и на всей Руси, за исключением разве чтоглавных городов, - тяжелые, страшные времена…И словно бы настоящая книга сталавставать перед его мысленным взором.
Глава вторая
Иду на вы!
Давно этобыло. Так давно, что самые старые дороги уже не были новыми. Год за годомтерзали русскую землю княжеские междоусобицы и заклятый ее враг – половец. А втот год еще и знамения были небесные: сначала на луне, а потом на солнцепоявились дуги, обращенные хребтами внутрь. Великие знамения. Страшные.
Что онизначили? Что сулили? Вот и гадали повсеместно люди, к добру бы то было, или кчему худому. Но тех, кто считал, что к добру, и этот год станет благоприятнымдля Руси, было больше.
Оно ипонятно. Слишком много зла перенесла Русская земля за последние годы, чтобыждать еще нового, ибо не было больше уже у людей сил, дабы перетерпеть и его…
1
Славко решительно встал и направился ксоседней проруби…
Третий день посылалдед Завид Славку проверять верши на реке, и третий день тот возвращался спустыми руками. На четвертый дед не выдержал и сказал:
- Без рыбы невозвращайся!
А как с нейвозвратишься, если ее нет?
На дно ли оназалегла, чувствуя смену погоды, или устала, как и люди, от зимы, а может,просто задохнулась у себя подо льдом - нет ни одной, и все тут!
Хорошо, если дедЗавид пошутил, когда сказал это. У него никогда не понять, шутит он или говоритсерьезно.
А ну, как нет?Что тогда? Как это – не возвращаться?
Конечно, не Киев илиНовагород его крошечная Осиновка, но и не черный лес или синее поле, а родноеселение – весь… А в веси – свой дом. Хоть пустой, вымерзший и даже не дом, аземлянка, больше похожая на могилу – да все жилье.
Станет совсем холоднода одиноко, к Милуше, которая заменила ему мать, можно зайти. У нее муж -кузнец, от него так и пышет жаром. Все теплее! А то – всем народом у дедаЗавида вкруг лучины собраться. И вовсе тепло! А уж интересно…
Славко[1]подошёл к очередной проруби. В одном нагольном овчинном полушубке,латаных-перелатаных портах да обмотанных портянками лаптях, хорошо думать отепле. Но тут – тсс-с! Он разыскал спрятанную под снегом веревку и, весьобратившись в слух, немного подержал ее в руке - не оживет ли она? Потомподтянул сплетенную из ивовых ветвей вершу и, заглянув под крышку, в сердцахбросил ее на самое дно. И тут пусто…
…Дед вмолодости несколько раз ходил на войну. Сначала простым пешцем, которые, какиздревле водится, кто с чем шли в бой. А когда, после одного удачного похода,обзавелся конем и мечом, то и всадником у самого деда нынешнего князя ВладимираМономаха – Ярослава Мудрого! Однажды Великий князь даже послал его куда-то, каксвоего гонца. Что было в грамоте, и кому он ее вез, дед давно уж не помнил. НоСлавко, в сто сотый раз слушая обраставший с каждым разом всё новымиподробностями рассказ, забывал даже дышать… И казалось ему тогда, что нетничего на свете более интересного и важного, чем быть княжеским гонцом!
Славкоделовито обстучал топориком лед, наросший вкруг проруби, и опустил руки втемную воду, отогревая их…
«Быть бы мне и вдружине князя, - каждый раз убежденно заключал дед, гася лучину черной,истресканной ладонью. - Да оставил я в битве на Нежатиной Ниве руку, а без нее- кому я теперь нужен?..»
Славко решительновстал и направился к соседней проруби, благо она была всего в двух десяткахшагов.
Как это, кому нужендед Завид? Хоть и одна у него рука, а десятка пар стоит! Все стога, что вдольдороги стоят – им накошены. Все отстроенные после очередного набега половцевдома - тоже его рук, точней, руки – дело. Есть, правда, в веси еще одинмужчина, Милушин муж. Да его, как кузнеца, княжеский тиун вечно забираетотрабатывать недоимки за всю Осиновку. Вот и сейчас он в Переяславле, а дедЗавид пытается свести концы с концами до начала весны.
Нет, нужен, нужен дедЗавид!
Только вот пошутил онна этот раз или… нет?
«А хоть бы ида!» - вдруг пришла неожиданная мысль, от которой Славко едва не выпустил изрук мокрую, всю в ледяных колтунах, веревку. Как самому-то ему с пустыми рукамивозвращаться? Ведь, не принеси он сегодня ничего – есть в веси совсем нечего!Небось, уже чан поставили, воду греют и хоть на самую жидкую ушицу надеются,его дожидаючись…
До самого вечерабродил Славко по покрытому тяжелым снегом льду. Сам разве что в верши не лез,чтобы найти там хоть одну рыбешку. Но ни в одной из них, кроме приманок изстарых конских копыт, не было ничего. Прямо хоть самому в рыбу превращайся!
Давноотрозовела вечерняя заря за дальним лесом. Над ближней дубравой откружило,каркая и бранясь, устраиваясь на ночлег, воронье. Все краски смешались,потемнели и уже почти не отличались друг от друга.
Все верши проверилСлавко. Оставалась одна – самая дальняя.
За мостом, усамого берега, где летом глубокая заводь, а зимой - прорубь, в которой проезжийлюд поит коней. До нее почти полверсты ходу. Ох, не хотелось идти туда Славке!Но, для очистки совести, отправился он и к ней...
2
- Эге-ге-ей! –радостно закричал он.
Когда Славко добрелдо последней проруби, окончательно наступила ночь. Промозглая, стылая, какиебывают только в начале марта: еще по-зимнему морозная, но уже влажная, какранней весной. Самое пропащее время для того, чтобы задержаться и заночеватьгде-то в пути.
Над самымлесом появилась круглая луна. Она не столько осветила округу, сколько сделалаее призрачно-непонятной и на каждом шагу, точно отмороженный палец, грозила емус неба.
Где-то вдалекепослышался топот копыт небольшого отряда всадников. Человек десять-пятнадцать,не больше.
Половцы?
Но Славко даже крайзаячьего треуха поднимать не стал, чтобы прислушаться: откуда сейчас им тутвзяться? Время набегов прошло. Половцы давно в своих кочевых домах-вежах. Сидят