А вот денег совсем не оставалось. Наследство Нормана Бейтса убывало с огромной скоростью. На постоялых дворах с братьев драли втридорога: коли могут себе позволить такого славного жеребца — стало быть, небедные.
Самого дона Кабальо тоже прокормить было нелегко. Не станешь ведь покупать для него прошлогоднюю солому!
Можно было, конечно, продать латы. Хорошие были латы, дорогие. Но дон Кабальо об этом как-то не заикался, а братьям, даже Терентию, было отчего-то неудобно. Да и на здешних дорогах, кишевших, не в пример Посконии, лихими людьми, грозный всадник ой как пригождался!
Ведь ехал рыцарь с оруженосцами, а не купеческий обоз с наемными вояками, которые в случае настоящей опасности разбегутся кто куда.
А ежели попадался навстречу столь же благородный собрат, желавший переведаться с черным рыцарем, оруженосцы ему вежливенько сообщали, что дон Раймундо изволили на ближайшем постоялом дворе малость перебрать и сейчас мало что соображают. Ну, это было святое в любой стране.
На рубежах малых немчурийских княжеств непременно требовали порубежный сбор, причем немалый, да еще осматривали у всех уши — искали эльфийских шпионов. А какие у черного рыцаря уши? Приходилось врать, что вот, мол, везут погибшего в сарацинском походе барона, он-де у себя в доспехах усох в пустынной жаре, вот головы и не видать. За вранье тоже приходилось приплачивать.
— Тех денег, что у нас отобрали разбойники, нам бы и до половины пути не хватило, — вздыхал Терентий. — Все-таки жмот у нас батя! Одно слово — сын шорника…
— С тех пор как он путешествовал, цены-то поднялись! — заступался Тихон за отца.
А особенно обидно стало, когда дошли до порубежного с Бонжурией села, в котором бушевала ярмарка. Все-таки королевичи были еще мальчишки.
— Продайте меня какому-нибудь богатому пейзанину, — вздохнув, сказал дон Кабальо. — А потом я сбегу и догоню вас, хоть это и будет недостойным поступком…
— Нет, мы себя этим не оскверним! — воскликнул Тихон.
— Оно бы можно и осквернить, — рассудил Терентий, — но только в Посконии — она большая, потом ищи-свищи! А тут страны маленькие, враз поймают, бить будут…
К дону Кабальо, кстати сказать, приценивались всю дорогу и деньги сулили немалые.
— Эх, — сказал Терентий. — Сколько здесь вкусного продают: и сахарную икру, и говяжьи леденцы, и медовые сосиски! Никогда таких не едал!
— А сколько интересного! — подхватил Тихон. — «Палатка тихой смерти», «Упади и отожмись», «Цыганка с секретом», «Бородатые дети», «Поцелуй принцессу»…
— Что? — оживился Терентий. — Кого там поцелуй?
— Принцессу, — сказал Тихон. — Только за деньги.
— А добром ее нельзя уговорить?
— Не знаю, не видел…
Но поцеловать принцессу можно было, только войдя в шатер, а шатер охраняли как раз бородатые дети, которые тоже не позволяли на себя бесплатно пялиться.
— Горе, горе мне! — приговаривал дон Кабальо. — Я как будто собственных сыновей привел на праздник и не могу их ничем потешить! О, теперь я знаю, что чувствуют бедняки! Когда я… То есть если я верну себе прежний облик, то, клянусь, раздам все свое имущество обездоленным…
— И будешь своих сыновей вот так же, без гроша, на ярмарку водить, — ядовито заметил Терентий.
— Да ведь имущество мое давно разворовано, — сказал дон Кабальо. — Все это так, слова… Слова… У меня идея, мои юные идальго! Конь, складывающий буквы в слова, — чем не зрелище? Разве не стоит оно лицезрения бородатых детей?
Зазывалы из королевичей получились никакие.
— Миленькие, подойдите, пожалуйста! Тут у нас сейчас тоже интересно будет! — уговаривал зрителей Тихон.
— Эй, народишко, нечего пялиться на всякую дрянь! Сюда валите, деньги платите! — кричал Терентий.
Но таких крикунов тут и так было навалом:
— Юноши, позвольте мне, — вмешался наконец опытный дон Кабальо. — Кстати, поднимите черному рыцарю правую руку…
Конская глотка мигом перекрыла весь ярмарочный шум.
— Только у нас! — заревел дон Кабальо. — Проездом из Урюк-Чурека в Рио-де-Оро! Под личным патронажем султана Салоеддина! Барон фон дер Блюменфельд и его ученый жеребец Сигизмунд! Рекомендации лучших домов Морковии и Ковырры! Никакой магии — чистый феномен! Сигизмунд умеет писать, считать, сочинять романсеро на заданную тему! Владеет приемами высшей алгебры и оверквотинга! Плата как деньгами, так и продуктами! Детям с двумя родителями и ветеранам осады Чизбурга вообще бесплатно!
— Где это он нахватался? — удивился Тихон.
— То ли это для него первая ярмарка? — ответил брат.
Окружившие дона Кабальо люди начали сокрушаться — надо же, барон, а вынужден зарабатывать на жизнь балаганными чудесами!
Народ подобрался хозяйственный, и первым делом кто-то поинтересовался, нельзя ли приспособить чудесного жеребца Сигизмунда под плуг.
— Дурак он, что ли, землю пахать? — вместо коня ответил Терентий. Пейзане, кивая друг другу, согласились с таким резоном. Те, что пограмотнее, заказывали какие-нибудь буквы или слова, и дон Кабальо копытом чертил в пыли назначенное. Потом какая-то девица пожелала романсеро — появилось и оно, правда, коротенькое. Тихон едва успевал стирать написанное для новых достижений жеребца Сигизмунда, а Терентий едва успевал собирать деньги, вслух восхищаясь:
— Ну народ! Ну что таким-то не править!
Наконец дон Кабальо объявил:
— Высокоученый жеребец Сигизмунд устал от усилий. Впрочем, за дополнительную плату он поможет любому желающему воспроизвести столь же смышленых жеребят… Деньги отдайте моим оруженосцам.
Дона Кабальо увели воспроизводить, а братья стали считать деньги, и вышло больше, чем взяли у коварного гостинника.
— Ну что, к принцессе? — спросил Терентий.
— А куда же еще? — сказал Тихон.
ГЛАВА 23,
Как уже было сказано, попасть в балаган «Поцелуй принцессу» можно было, только заплатив сперва за аттракцион «Бородатые дети». Бороды действительно имелись, и немалые, да и вообще из кудлатых волос этих деток едва выглядывали носы и поблескивали глазки.
— Вы, что ли, дети? — не поверил Терентий.
— То ли сам не видишь, чудило деревенское, — ответил самый рослый из деток. Голос у него был еще ниже, чем у дона Кабальо. — Вот гляди, сосунок, и убеждайся…
С этими словами рослый ребенок запрыгал на ножке, да так неловко, что упал.
— Не ушибся, миленький? — ласково спросил Тихон.
После этого чудесный ребенок заревел, но как-то неубедительно, будто не вовремя разбуженный медведь.
Остальные бородатые дети мрачно водили хоровод и пели какую-то не совсем детскую песенку:
Хей-хо, хей-хо,
Ты думаешь, легко
Кайлом алмазы добывать,
Природа-мать?
Хей-хо, хей-хо,
Не очень-то легко
Четыре плана выполнять,
Природа-мать!
Хей-хо, хей-хо,
Мы дышим глубоко,
А ты слыхал про силикоз
Иль нет, барбос?
Хей-хо, хей-хо,
За вредность молоко
Нам полагается давать,
Природа-мать!
Терентий ухмыльнулся и сказал, что хотел бы прослушать песенку ну хотя бы про маленькую елочку или про сказочный остров Чунга-Чанга, но бородатые дети — мал мала меньше — так на него глянули, что принц понял: еще немного, так будут ему и Чунга, и Чанга, и все сорок четыре удовольствия.
— Ладно, — сказал он. — Где у вас тут принцесса, пусть выходит — целоваться будем.
— Хлеб за брюхом не ходит, — ответил старший бородатый ребенок. — Сам в шатер зайди, небось, не прынц…
Терентий послушно зашел под своды, побыл там некоторое время…
— Обман народа! — заорал он. — Кого там целовать? Она под стеклом!
— Правильно, — сказал старший бородатый ребенок. — А как же иначе? Иначе неинтересно. Иначе любой дурак ее поцелует, разбудит и полцарства получит. Ты только сравни входную плату — и полцарства.
— Уберите стекло, я жаловаться буду! — не унимался Терентий.
— Вот сам и разбей, — зевнул старший. — Как у нас на шахте говорили: «В случае чего — разбей стекло, нажми кнопку».
Терентий ринулся назад в шатер.
— Э нет, — сказал старший. — Второй подход. Плати по новой.
И заплатил Терентий, и вошел Терентий к принцессе, и звуки ударов донеслись из шатра.
— Это, брат, тебе не бычий пузырь, — мечтательно сказало бородатое дитя и подмигнуло Тихону. — Это, брат, горный хрусталь. Настоящий. На совесть делали…
Тихон тем временем смотрел на свой опухающий кулак и кривился от боли.
— Ну, я вам, дети, со временем устрою счастливое детство, — пообещал Терентий, выйдя из шатра. — Дайте срок, дам и я вам срок…
В ответ бородатые дети посоветовали Терентию не пугать весну цветами, а девку — отдельными частями, в то время как она, девка, наблюдала явление в целом.
— Она красивая, братец? — подбежал Тихон.
— Да там не сильно рассмотришь. Лежит. Вроде женщина. Вроде молодая. Только деньги зря потратили. Ты лучше не ходи, только расстроишься.
Но пошел Тихон, и расстроился Тихон еще пуще Терентия.
— Ой, Тереша, она красивая. Я таких красивых не видел.
— Да как же ты ее рассмотрел? Стекло-то все в царапинах…
— Я ее, Тереша, сердцем рассмотрел. Жалко ее. Все люди живут, а она лежит одна-одинешенька…
— Это верно, — согласился Терентий. — Когда красивая девка лежит одна-одинешенька — это явный непорядок и вызов самой природе. Только она, может, мертвая?
— Тогда бы запах шел…
— А они, может, там банки со ждановской жидкостью расставили?
— Да и продали бы ее скупщикам мертвых тел…
— Ну конечно! Эти продадут! Они за день-то знаешь сколько на ней замолачивают? Ведь никто не сознается, что в дураках остался. И мы не сознаемся. Ладно, пора дона искать да в дорогу собираться…
— Нет, братец. Никуда я не пойду, здесь останусь. Наймусь к кому-нибудь батраком, деньги зарабатывать. Выкуплю ее у этих бородатых. Пусть через десять лет, через двадцать — она-то молодая останется под стеклом!