— А посвящать — это больно? — спросил Тихон.
— Смотря чем, — сказал конь. — Если деревянным башмаком — еще терпимо…
— А чем еще могут? — встревожился Терентий и даже ухватился за место, обреченное посвящению.
— Жестяной кружкой, — предположил дон Кабальо и как в воду глядел.
ГЛАВА 26,
в которой вся честная компания идет на представление, а попадает в конце концов… Что же вы хотите — два раза по тринадцать!
— Мальчики, мы идем в театр! Граф достал билеты! На представлении будет сам король!
Мальчики лежали в своих постелях на животах.
— Больно много твой граф хлопочет, — сказал Терентий. — И схлопочет-таки.
— Ну как вам не стыдно! — сказала принцесса. — Он бы мог на вас и не покупать. Я его, во всяком случае, не просила…
— Вот и идите сами, — сказал Тихон.
— Какая прелесть! — воскликнула Изора. — Ты ревнуешь! Но должна же я хоть где-то появиться в новом платье! Пока дождешься приглашения на дворцовый бал! И вообще — вы хоть раз были в театре?
— А что это такое? — спросил Тихон.
— Мон блин, кто из нас проспал четыреста лет? Театр — это когда на сцену выходят актеры и начинают изображать разных людей — принцев, злодеев, красавиц, шутов…
— А чего их изображать-то? — не понял Терентий. — Разве в жизни этого добра мало?
— Потому что это те-а-атр, глупенький! К тому же самый модный — театр «Примус» из Челдона, тот самый, знаменитый. Правда, там все по-стрижански, но граф Пихто обещал мне перевести. И пьеса самого Генри Твистлэнса, новая — «Крестополк и Декламира». Вы сами себе потом не простите, что не пошли, детям своим будете рассказывать…
— Вот ты сама нашим детям потом и расскажешь, — не растерялся Терентий.
Изора вдруг разозлилась, словно давеча на своих рудокопов:
— Что это такое? Дама к ним входит, а они к ней, можно сказать, спинами повернулись?
— Мы не нарочно, — сказал Тихон, перевернулся и взвыл.
А Терентий взвыл, даже не переворачиваясь.
— Нам банки били, — пояснил он причину воя.
— Всем новичкам били, — сказала Изора. — Однако все они уже толкутся возле театра, надеясь попасть внутрь. Что-то вы у меня больно чувствительные!
— Нам вдвойне досталось, — сказал Тихон, но от объяснений удержался.
Пришлось подниматься — не отпускать же любимую девушку с каким-то подозрительным графом!
Граф Пихто оказался на удивление милым человеком, совершенно простым в обращении с сыновьями какого-то купчишки, к тому же покойного. Он с ходу поведал землякам несколько последних столенградских придворных сплетен, но принцы себя не выдали.
— Это все не нашего ума дело, — сказал Терентий. — Графья там, бароны… Бездельники они, кровь только нашу горазды пить!
— Народ угнетают! — поддакнул и Тихон. — Свободу замылили!
— Вижу, друзья, что всего за день успели вы нахвататься вольного бонжурского духа, — сказал граф Пихто. — Что ж, это неизбежные издержки просвещения… Кстати, молодые люди, на местах, заказанных мной, вас ждут пуховые подушки…
Братья с неодобрением посмотрели на принцессу, а она лишь пожала плечами. На ней было розового шелка платье, украшенное цветами шиповника из граната — видно, недешевое.
— Конечно, граф с мужиков семь шкур дерет — что такие платья не покупать! — ворчал Терентий, когда они с братом плелись за графом и принцессой. — Да и не бывает в Посконии такого графа — Пихто… И сроду не было… Я бы знал…
— Не порть нам настроение! — бросила через плечо Изора, а граф даже не соизволил обернуться на такие возмутительные речи.
Студентам Академии положено повсюду ходить в форменной одежде, так что королевичи едва не затерялись в толпе себе подобных — школяров у театра собралось куда больше, чем придворных.
Театр устроили по всем правилам, как в городе Челдоне. Там пахло свежим деревом и маслом, горевшим в плошках. Пистон Девятый не пожалел денег для потехи своих подданных, да и терять лицо перед какой-то там Стрижанией ему не хотелось.
Сперва пускали зрителей поблагородней (королевичам пришлось прямо-таки цепляться за Изору и графа), а потом уж хлынули, сметая проверяющих, горожане и студенты.
Королевская ложа располагалась справа от сцены, там стояло кресло с высокой спинкой, охраняемое двумя стражниками.
— Стесняется мымру свою на люди вытаскивать, — злословили зрители всех сословий. — Кресло-то одно!
На пустой сцене тут и там были развешаны таблички: «Дворец», «Темный лес», «Чистое поле», «Вражий стан», «Глубокая река», «Военная академия».
Богатые дворяне из тех, что не знали стрижанского, пришли со своими переводчиками. Младшие школяры надеялись на старших. Да и просто поглазеть на действо — тоже хлеб.
— Не волнуйтесь, добрые люди! — раздался чей-то громкий и хриплый голос. Голос принадлежал крепкому одноглазому мужику в синей морской робе и с костылем. Сивая борода у мужика торчала во все стороны, как у тролля. — Старый боцман Бен Баррахлоу обскажет вам все в лучшем виде и на самом что ни на есть изысканном бонжурском. Должны же бедные плезирцы познакомиться с творениями величайшего гения Стрижании, славного Генри Твистлэнса! Вы тут успеете ракушками обрасти, пока в Бонжурии появится свой первый драматург. Я не пропускаю ни одного представления пьес сэра Генри на родине, да и здесь не собираюсь… Господ немых прошу простить — языку их не обучен! Но игра актеров и так все скажет без слов!
Неизвестно, сколько бы старый боцман еще занимался пропагандой стрижанской драматургии, если бы зрители не завопили дружно:
— Ейжеей! Ейжеей!
В ложе появился король Пистон Девятый.
— Смотри, совсем как батюшка сказывал… — начал было Тихон, Терентий же наступил ему на ногу. Граф Пихто с интересом посмотрел на юных соперников.
Можно было начинать.
Сперва на сцене появился человек в белом плаще и заявил, что он — Пролог, после чего взял да и рассказал вкратце все содержание будущего спектакля.
— Морду надо бить за такие вещи, — заметил Терентий, но никто его не поддержал. Видимо, в театре так полагалось.
После этого под табличкой «Дворец» появилось двое актеров — один с большими накладными усами, другой совсем юный, оба в странных каракулевых шлемах.
Это были полководец Крестополк и его оруженосец Хребтарий.
Между ними состоялся разговор.
Хребтарий:
Гляжу на вас, милорд, и удивляюсь.
Какая мощь, способности какие!
Никак сего мой разум не вместит.
Вы прямо древний Кавтирант-воитель!
Крестополк:
Не льсти, Хребтарий, много я пожиже.
Не льсти напрасно: я ведь человек
Совсем простой, как ты; коль нет сраженья -
Ты приходи ко мне хоть в ночь-полночь.
Увидишь, пью я джин — и ты садись.
Овсянку ль ем — разделим и овсянку,
Ростбиф окровавленный, пунш и эль…
Но коли трубы к бою призывают -
Тогда — того! И у меня — ни-ни!
Хребтарий:
А что «того» и что «ни-ни», милорд?
Крестополк:
Постой же, объясню тебе наглядно,
В чем именно искусство полководца
Заключено; допустим, эта миска
Пусть означает Дунсинанский холм,
А эти клубни земляные — войско.
Вот — полководец.
Где он должен быть,
Когда придет о приступе известье?
Хребтарий:
По-моему, ему бы на холме
Не худо б отсидеться, право слово…
Крестополк:
Нет, впереди и на лихом коне!
Чтоб видели и ведали солдаты,
Что с ними вождь и дух его высок!
Но вот начался бой.
Где быть вождю?
Хребтарий:
Да впереди же, как вы и сказали!
Крестополк:
Нет, вот теперь как раз ему и время
Взойти на холм, чтоб поле обозреть,
Увидеть битву разом; там ввести
Пехоту для прорыва иль послать
Для подкрепленья конные отряды.
Но вот играет музыка победы.
Враг, поражен, бежит, бежит, бежит!
Где место полководца?
Хребтарий:
На холме! Чай, без него погоня обойдется!
Крестополк:
Нет, впереди и на лихом коне!
И на плечах врага — в его столицу!
Хребтарий:
О горе! Не понять мне никогда
Науки побеждать; недаром я
Уж столько лет — а все оруженосец.
Пойду слегка утешусь: леди Анна
Давно меня настойчиво просила,
Чтоб я подробно объяснил устройство
Орудия неслыханного свойства…
Дальнейшие слова потонули в хохоте и аплодисментах. Придворные при этом внимательно следили, смеется ли король и долго ли он аплодирует.
— И все, что ли? — скривился Терентий.
— Да нет же, глупенький, сейчас будет интермедия.
— А это как?
— Очень просто — выйдет шут или два, начнут смешить публику…
Действительно, на сцене появились два актера весьма глупого вида. У одного на голову был натянут сапог, у другого — кастрюля. Они и обуты были каждый на одну ногу. Оба вооружены были дубинками, что предвещало хорошую драку.
— Я — Тихон, принц Посконии! — провозгласил тот, что с сапогом. Голос у него был визгливый. — В безветренный день я еще способен отличить кукушку от ястреба, но когда дует норд-норд-ост, мой разум обостряется с особенной силой. И тогда горе тому, кто встанет у меня на пути! Будь это даже мой собственный брат, премудрый Терентий!
Актер с кастрюлей, изображавший Терентия, отвечал еще более гнусным голосом: