Как только на глаза ему попался постоялый двор, он въехал в ворота и зычным голосом позвал хозяина.
— Сколько дашь? — спросил он того, указывая на пардов.
Глаза конгая посветлели от жадности. Он пожевал губами, потом назвал цену, от которой Нил мысленно засвистел.
Но лицом выразил полное презрение и совершенно спокойно утроил плату. Сошлись на середине.
Нил получил деньги, а хозяин — пардов. По цене, в полтора раза меньшей действительной стоимости. Оба были довольны. Расщедрившийся хозяин предложил Нилу бесплатный завтрак. И очень скоро раскаялся: возможности Нила в области уничтожения пищи потрясали.
Вдалеке затрубил рог, возвещая о полуденном приношении Туру. Ему откликнулся колокол в храме Морской богини.
Боевой пард неторопливо бежал вперед, иногда порыкивая на встречных. Те опасливо поглядывали на оскаленную морду. Нил не стал надевать намордник, уверенный, что успеет одернуть зверя раньше, чем тот вознамерится кого-то цапнуть.
Ни воинов, ни стражников среди прохожих не попадалось.
«Война? — подумал Нил. — Вероятнее всего!»
Причем именно война, а не беспорядки.
«Омбам? Хурида? Нет, скорее, Хурида!» — решил Нил, вспомнив, что видел на фарангском рейде шесть боевых кораблей, спокойно стоящих со спущенными парусами.
Впереди Нил заметил столб, к которому была прикреплена помеченная алым бумага. Из нее явствовало, что все имеющие оружие обязаны доставить его к казармам гарнизона, где получат за него достойную цену. Сообщение подписал начальник гарнизона Ганг в тринадцатый день последнего месяца лета. Чернила еще не успели выгореть. Значит, Нил провел в Саркофаге около года.
«Однако!» — подумал великан.
Вряд ли его друзья сейчас в Урнгуре. Скорее всего, Эрд и отец уже дома. А Санти? Возможно, он тоже уехал в Империю?
В Фаранге Нила никто не ждал. Кроме, может быть, Теллы. При мысли о ней Нил улыбнулся. Однако не худо бы выяснить, что происходит в стране.
Нил поступил просто: остановился у первой попавшейся харчевни, передал парда слуге и потребовал вина. И побольше!
Спустя пару минут он уже был в приятельских отношениях с двумя моряками преклонных лет, которые цедили кислое вино и жаждали поучить кого-нибудь уму-разуму. Например, этого здоровенного юнца.
Так великан узнал, что в стране — бунт. Великий Анган помер. Красноглазых крошат почем зря. А подлые южане задумали погубить Освободителя!
Нил не стал выспрашивать, кто такой — Освободитель. Узнает со временем.
Доблестные моряки, тряся кружками, сжатыми в высохших старческих руках, уверяли его, что никогда Страж Севера не поддастся блудливому вонючему Сарбуру. Освободитель растопчет южан, как крыс, соххоггоев больше не будет, а Великим Анганом станет настоящий конгай! (Глаза закатываются, а указательные пальцы вздымаются вверх!) Настоящий конгай! И все будет как нельзя лучше. Дело лишь за тем, чтобы приструнить нахальных южан.
Нил вежливо распрощался со стариками, взгромоздился на парда и поехал в сторону порта. Если у него и найдутся друзья, то скорее всего — там. Кроме того, в порту всегда самые свежие новости.
Так же неторопливо Нил доехал до гавани, оставил зверя в платном стойле и вразвалочку зашагал вдоль причалов.
Ему не пришлось искать долго. Шагов через двести Нил углядел знакомые очертания «Светоча Фуа». Корабль Хихарры, блестя свежевыкрашенными бортами, покачивался у пирса.
Нил прошествовал к трапу, отодвигая руками снующих носильщиков, окликнул вахтенного.
Хотя внешность Нила и изменилась к лучшему, матрос сразу узнал великана.
Широко улыбаясь, он перевесился через борт и сообщил, что ни хозяина, ни сына его на корабле сейчас нет. Флон ушел воевать с южанами, а старый Хихарра наверняка хлещет вино в «Бездонном Кувшине»!
— А почему не в «Дохлой Рыбине»? — осведомился Нил.
— А! — моряк махнул рукой. — Сгорела! Еще осенью сгорела!
— И где же этот «Бездонный кувшин»? — поинтересовался великан.
— Там! Тебе всякий покажет!
И Нил, поглядывая поверх голов бездельников, толпящихся у причалов, двинулся дальше.
Но не прошел и полусотни шагов, как чьи-то лапищи обхватили его талию и знакомый бас прорычал:
— Ха! Брат Нилон! Кусай меня в задницу! Вернулся!
Хихарра почти не изменился. Разве что брюхо стало на пару кружек вместительнее, а нос — если такое возможно — краснее.
— Здорово, брат! — Спутник Хихарры протянул Нилу ладонь.
Нил узнал одного из своих «кровных братьев», капитана Онкронка, прозванного «Рубец» за оставленный омбамским топором — от виска до подбородка — шрам.
— Ну, брат! Рад тебя видеть! Ох, рад! — зарокотал Хихарра, снизу вверх глядя на Нила. — Хей-мей! Ну, как Урнгур? — и, не давая вставить ни единого слова. — А к нам, вишь, Урнгур сам пришел, кусай меня в задницу! Вот этот акулан говорил, — Хихарра ткнул пальцем в сторону Онкронка, — у Освободителя чуть ли не тысяча урнгурских солдат, кусай меня в задницу! Брат! Мы тут в храм богини собрались, да богиня подождет! Сколько раз мы ее ждали, разок и нас подождет, верно, Рубец? — и расхохотался. А потом с новым пылом принялся трясти руку Нила.
— Брат! Такая встреча! Рубец! Меняем курс! В «Кувшин»!
Капитан Онкронк возражать не стал, и все трое двинулись в трактир.
Там было полно народа и воздух гудел от десятков голосов.
— Тих-ха! — рявкнул Хихарра, вваливаясь внутрь. — Мой кровный братишка приехал! Ставлю всем, кусай меня в задницу!
Дружный радостный рев был ему ответом. Половина сидевших за столами вскочила, чтобы поглядеть на кровного брата Хихарры.
Четверо тут же ринулись к Нилу: они тоже братались с великаном год тому назад в «Дохлой Рыбине». Да что там! История о парне, едва не прикончившем Душителя и Торона, да о трепке, которую по сему случаю задали стражникам мореходы, была самой любимой историей весь прошлый год. Тем более, что Душитель, так до конца и не оправившись, поубавил прыти, а Торон и вовсе куда-то исчез.
Зато глядя на Нила кое-кто вновь вспомнил о Даге. Его по-прежнему ненавидели, и многие были не прочь свести с ним счеты теперь, когда Великого Ангана больше нет. Удерживало лишь то, что в Фаранге всегда почитали закон. Страж Севера издавна этим славен. Не то что грязный Сарбур!
Для троих «кровников» мигом освободили лучший стол, и Нил, когда гло€тки были подобающим образом орошены, попытался узнать у Хихарры, что же происходит в Конге.
Но кормчий пришел из Гурама лишь шесть дней назад и мало понимал в происходящих событиях. С возрастом он стал меньше слушать и больше говорить.
Зато сын его сразу разобрался в положении и через два дня после прибытия уже покинул Фаранг вместе с отрядом моряков-воинов.
Новости Нил узнал от Онкронка, и услышанное навело сына Биорка на мысль, что не худо бы самому отправиться на юг и взглянуть на Освободителя лично.
Подали еду — за счет хозяина «Бездонного Кувшина», и Нил второй раз вкусил от щедрости фарангских трактирщиков.
— Никак не могу понять… Хочу тебя спросить, брат! — произнес Онкронк. — Что у тебя с лицом? Что-то в нем изменилось, верно?
Хихарра, который под воздействием выпитого взирал на мир сквозь розовую дымку, встряхнул головой, вгляделся попристальнее…
— Кусай меня в задницу! — поразился он. — Да ты стал красавчиком, брат Нилон!
— Не без того! — ухмыльнулся Нил, погладив выправленную переносицу.
— Кто же это тебя починил? — заинтересовался Онк-ронк. — Может, и с моей ряшкой что сделают?
— Я, брат, и сам не знаю! — признался Нил. — Однако ж…
И рассказал часть своей истории, прибавив и то, что случилось после пробуждения в Саркофаге.
— Клянусь губами Богини! — проговорил Хихарра, соединив указательные пальцы. — Любят тебя боги!
— Я слыхал про ту башню, — заметил Онкронк. — Пожалуй, лучше я похожу со своим украшением.
Хихарра с Онкронком поговорили о демонах. Нил помалкивал. Выпили.
— Что ж ты теперь собираешься делать, брат Нилон? — спросил Хихарра.
— А почему бы и мне не присоединиться к Освободителю? — сказал великан и хлопнул кормчего по спине. — Но прежде мне нужно кое-кого навестить здесь, в Фаранге!
— Кого это? — спросил Хихарра.
— Женщину, — лаконично ответил Нил, и кормчий оставил эту тему.
Они неплохо посидели еще часика три. Потом выкупались в общественном бассейне. Это взбодрило настолько, что Хихарра сказал: «Еще по кружечке не будет лишним!»
Что и было сделано.
В пятом часу пополудни два моряка все-таки отправились к храму Морской богини, и Нил, которому пока было все равно, куда идти, пошел с ними.
Без лишней торопливости они выбрались из порта, пересекли площадь и зашагали по широченной аллее между утонувшими в зелени домами фарангских богачей.
— Эй! — сказал Нил, когда они преодолели полпути. — Это что там за толпа? Что за храм?
— Не храм! — сказал Онкронк. — Дом подлеца Дага!
— Да? — удивился Нил. — Сдается мне — прежде его дом был в другом месте.
— Будто у него один дом! — удивился Хихарра.
— И что же эти люди делают у чужого дома? — поинтересовался Нил. — Сдается мне, они сердятся.
— Давно пора содрать кожу с мерзавца! — пробасил Хихарра.
— Ты полагаешь? — произнес Нил, глядя на толпу впереди. — Может быть, и так! Ну-ка, братья! — решительно заявил он. — Пойдем поглядим!
И зашагал к цели. Оба капитана, уверенные, что великан вознамерился завершить начатое им год назад, поспешили следом.
Блюститель помыслов Даг, чаще именуемый в Фаранге Душителем, глядел вниз на собравшуюся толпу. В начале весны недуг понемногу начал отпускать его. Сейчас он уже мог вставать и даже делать несколько шагов, опираясь на руку слуги. Три сезона болезни сильно изменили внешность Дага. Лицо стало одутловатым, невыразительным. Изменился и характер. Еще год назад он велел бы слугам разогнать толпу, едва она начала собираться. И перестрелять зачинщиков. А нынче только глядел на нее из большого окна, продумывая наиболее выгодные для себя варианты. Впрочем, год назад такого произойти просто не могло. Теперь же, когда простонародье грабит Властителей, а новый Великий Анган сидит в Далаанге, делая вид, что ничего не происходит… Что может он, Даг? Только смотреть из окна и ждать, когда бунтовщики начнут ломать ворота. А потом? Подожгут дом? Попытаются вломиться внутрь?