е им золотое чудо.
Участковый подвел лошадь так, чтобы было удобнее грузить. А сам запрыгнул на середину золотой кучи и руками стал черпать и забрасывать золото в телегу.
Но вот лошадь вдруг испуганно встала на дыбы и унеслась прочь, а Громов незаметно для себя начал медленно погружаться в золото, как в болотную топь… Земля вбирала в себя золото. Когда он понял, что его тоже засасывает, он и кричать, и стрелять пытался, да все бесполезно. Вскоре на поверхности осталась лишь одна его милицейская фуражка…
Игумен Георгий только на следующий день нашел в лесу ту самую лошадь с телегой, а по тому, что на телеге оставались золотые монеты, понял, что произошло, и вернулся к месту, где лежало сокровище. И обнаружил там еще четыре трупа. Двое из них были людьми Примуса. Третий – неизвестный ему мужик, да мертвый участковый милиционер Громов, которого земля уже извергла из себя вон…
Перекрестившись, игумен начал складывать их тела на телегу, а затем, читая соответствующие случаю отходные молитвы, повез их к ближайшему населенному пункту, откуда и позвонил следователю Званцеву.
В поселке Колбово, куда с телегой приехал Георгий, за зданием администрации был заброшенный хлев. В него он загнал телегу с трупами, а сам, в ожидании следователя, сел на крыльцо административного здания.
Рядом на площадке дети играли в классики. И монах, благо что сам, как малое дитя, решил показать им, как в детстве играл в эту же игру. Напрыгался вместе с детьми всласть. А потом еще взял небольшие камешки и начал ими ловко жонглировать. Детишки окружили веселого клоуна в черной мантии. За ними подтянулись и старики. С начала войны еще никто в этой деревне не помог людям хотя бы улыбнуться.
Детишки вскоре ушли, а монах рассказывал старикам о войне. О нерадивости некоторых чинов, о самоотверженности простых бойцов. Старушки вытирали краешки глаз своими платками, а у стариков сжимались кулаки. Они уже вспоминали свои баталии, своих командиров, свои подвиги…
– Ничего, ждать осталось самую малость. Скоро приедут домой ваши родные и близкие, – сказал Георгий и увидел, как на площадь поселка, что перед зданием администрации, вылетела эмка со старшим лейтенантом Званцевым. Он вылез из машины с уже расстегнутой кобурой…
Люди с удивлением смотрели на то, что должно было сейчас произойти.
– Все отошли в сторону, – громко приказывал следователь Званцев. – Монаху стоять на месте. При попытке к бегству стану стрелять…
– Ты на кого наган нацеливаешь? Это же слуга Царя Небесного! Или тебя в детстве не научили страху Божьему? – выступил вперед одноногий старик-ветеран.
– Отойди, старик, не доводи до греха. Этот человек – немецкий агент.
Тут же все присутствующие прыснули от смеха так искренне, что озадачили и самого Званцева.
– Разберемся, товарищи! И все-таки требую поднять руки и пройти со мной в помещение администрации.
Игумен Георгий благословил людей и, подняв руки, медленно пошел в здание. За ним с пистолетом в руках шел следователь Званцев.
Из кабинета председателя колхоза он тут же позвонил майору Померанцеву…
– Говорите, Померанцев на проводе.
– Товарищ майор, докладывает следователь Званцев, мне удалось задержать игумена и обнаружить телегу, на которой четыре трупа…
– Где вы?
– В поселке Колбово… Это за сорок километров…
– Я знаю, где Колбово… Мне только одно пока непонятно: почему вокруг него всегда столько трупов?..
– Наблюдать за монахом еще утром я поручил участковому Громову…
– И где же он, ваш Громов?..
– В той же телеге, вместе с покойниками.
– А кто остальные? Он вам это сказал?
– Двоих я и сам знаю – это люди Примуса. А неизвестный крестьянин – вероятно, хозяин телеги…
– Телеги, говоришь? А для чего им вдруг понадобилась эта телега? Ладно, Званцев, жди. Скоро к тебе приедут.
Майор Померанцев встал из-за стола. Отправил секретаря с какой-то пустяковой запиской к дежурному, а сам вернулся в кабинет и сразу же набрал номер Примуса.
– Поздравляю, еще двоих людей сегодня потерял…
– Откуда известно?
– Посылал догляд за монахом?
– Двоих…
– Можешь идти в церковь свечки по ним ставить…
– Монах?
– Этот Робин Гуд решил всех твоих людей перестрелять…
– Ну, попадись он мне только в руки…
– А ждать уже не надо. Он со Званцевым в поселке Колбово.
– Что прикажете делать?
– Взять монаха и привезти в монастырь. У него там с Фомой теплая встреча состоится… Вот тогда он точно скажет мне, где сокровища…
– А вдруг Званцев не захочет отдать нам монаха?
– Если решит поиграть в героя, то не мешайте ему умереть красиво… Все одно – монаху за всех отвечать придется. Все понятно? Жду в монастыре…
За столом председателя колхоза «Колбово» друг против друга сидят Званцев и игумен Георгий. Рядом со следователем на столе лежит его револьвер.
– Вы мне все равно не поверите, – продолжал игумен.
– Если скажете правду и ваша информация подтвердится, то не только поверю, но и отпущу… Давайте по порядку: что за клоун работает в цирке?
– Это – я! Клоун, Максим Суворин, выпускник Московского циркового училища 1941 года. Если вы станете проверять, то получите данные о том, что в самом начале войны пропал без вести. На самом же деле ушел в ополчение, но по своим родным документам под именем Георгия Государева…
– А кто же тогда Максим Суворин?
– Это имя и фамилию мне дали в годовалом возрасте, когда родителей отправили за границу, а меня в спецприемник…
– Где и кем работают родители?
– С 1932 года, как я теперь понимаю, они – кадровые разведчики…
– Доказательства…
– Это запрашивайте в Москве на Лубянке…
– Их фамилии?
– Государевы…
– А почему же теперь у вас документы рядового Георгия Любомудрова?
– Это документы одного рядового, монаха, что умер у меня на руках в январе 1944 года…
– Где же тогда ваши настоящие документы?
– Зимой, вытащив из проруби тонущего генерала, я накрыл его своим полушубком, а в нем лежали все документы. Нас тогда, тяжелораненых, везли в госпиталь… Генерала вместе с моей шинелью его люди куда-то увезли. Я же в результате остался без документов…
– Путано как-то все у вас получается. Для легенды подходит, а вот по жизни все никак не стыкуется… По законам военного времени вас можно просто расстрелять без суда и следствия…
– Немцы за вас уже успели это сделать. У меня с 44-го года их пуля под сердцем… Это вам подтвердит в Омском госпитале главный хирург Мишин… Мне вообще противопоказано двигаться… Есть заключение врачебной комиссии…
– Что же вы тогда в цирке делаете?
– Детишек веселю… Пусть у них и в военное время что-то доброе в памяти останется…
– Кто же вы все-таки на самом деле?
– Если честно, то уже и сам не знаю…
Вдруг в сердце сработал знакомый камертон опасности. Пуля стала проявлять беспокойство, но связано оно было уже со следователем Званцевым.
– Что я могу сделать, чтобы вы мне поверили? – спросил он у следователя.
– В данной ситуации – ничего. Мне нужно будет время, чтобы сделать запросы в Москву. А пока вы будете под арестом…
– У вас не остается времени. Через полчаса здесь будут люди Примуса. Им нужен только я, а вы – лишний свидетель…
– На пушку берете? Знакомый прием…
– Пока есть время, послушайте меня хотя бы.
Званцев был утомлен уже этой беседой, злой оттого, что через какое-то время выявленного им тайного агента заберут у него люди Померанцева, а он снова останется не у дел.
– Ну что ты еще можешь мне сказать?
– Начну с того, что знать не мог… Хотя бы о твоем пулевом ранении в правое плечо и касательном ранении от удара ножа…
– Об этом весь город знал… Какой же здесь секрет?
– Еще могу сказать, что уже два года, как ты не имеешь интимной связи со своей женой по известной тебе причине…
– Бабьи сплетни и до тебя долетели…
– Ты непробиваем… – вздохнул Георгий.
– На том и стоим…
– Жаль мне тебя, пристрелят сейчас, как последнюю собаку, но похоронят, правда, с почестями…
– Все? Твои фокусы кончились? Тогда вставай, пора встречать почетный караул.
Георгий первым пошел к выходу. Но как только он открыл дверь кабинета, то в следующем дверном проеме увидел… живого монаха – игумена Георгия, в таком же облачении, который указывал ему, чтобы он отошел в сторону и укрылся за колонной, что Георгий тут же и сделал, а монах уже вместо него стал выходить на крыльцо…
Только он успел зайти за колонну, как на улицу вслед за монахом прошел и Званцев. И увидел монаха уже в окружении людей Примуса…
Они стояли с наведенными на него автоматами и молча ждали, что станет делать следователь. Хватит ли у него ума и благоразумия не вмешиваться в чужую игру…
Званцев бросил к их ногам свое табельное оружие, а затем медленно опустился на землю, обхватив руками голову.
В монастыре, в подвальном помещении, на столе практически обнаженный лежал Фома.
Рядом с ним на стуле сидел майор Померанцев. И стволом своего пистолета медленно проводил по телу юноши.
– Неужели нам с тобой было так плохо, Фома?
Юноша молчал.
– Пойми, уже сегодня в моих руках столько золота, что ты мог бы каждый день купаться в моей золотой ванне и есть из золотой посуды.
– Ты меня все равно не поймешь.
– Почему? Как быстро они замусорили тебе голову… Ты мне только скажи одно: видел сокровища?
– Нет!
– Положим, я тебе поверю. Но те, кого ты сейчас защищаешь? Чем они лучше меня? Не тебя ли они подкладывали под проверяющего из Москвы? Что молчишь?
– Игумен Георгий не такой, как все…
– Скажи еще, что он святой!.. А что, если сейчас этот святой откажет тебе в спасении жизни и не откроет мне места, где лежат сокровища? Что ты тогда на это скажешь?
– Он отдаст вам золото… И скажет, где оно лежит. Потому что сам мне как-то сказал, что никакие сокровища мира не могут стоить жизни одного, пусть даже самого грешного, человека…