ва хотя и вышел уже в запас, но имеет еще большое влияние. Думаю, что он и поможет нам с положительным решением в ЦК партии вопроса о внеплановой поездке труппы советских цирковых артистов в Париж…
– Под руководством своего сына… – добавил Померанцев.
И они углубились в составление легенды для Георгия.
В Псково-Печерский мужской монастырь Георгий попал уже под вечер. Вся братия находилась в храме на вечернем богослужении. Там же он углядел и Иоанна Государева. И подошел к нему после службы.
– Иоанн!
– Владыка Георгий… – И юноша склоняется под его благословение.
– Я уже давно не владыка.
– Тогда и я не Иоанн.
– Как же тебя теперь величать, чадо? – спрашивает улыбающийся Георгий.
– Инок Андрей…
– Из первозванных… и рода Государевых! Ну так вот, Андрей, мне нужна помощь вашей братии. Есть ли среди вас хорошие иконописцы…
– Непременно. Хотите реставрировать что-то?
– Нет. Нужно написать список, но такой, чтобы ему на вид было более 400 лет…
– Тогда вам нужно к Нектарию, что живет в дальней пустыни… Но сначала я провожу вас к отцу наместнику…
– Мудро рассуждаешь, чадо.
Вскоре они предстали перед наместником монастыря, который помнил Георгия еще как архиепископа Владивостокского… Однако сегодня Георгий был в светском облачении, а более того, с его появлением в монастыре были замечены и несколько человек из областного отделения Комитета государственной безопасности. Это и озадачило наместника.
– Не ведаю, как вас теперь и величать, – сказал наместник.
– Мы все братья во Христе! А потому благословите, отец игумен, меня, грешного раба Георгия, и помогите в решении одного важного вопроса.
Наместник широким крестом благословил приезжего.
– Чем же мы можем помочь тебе, брат Георгий?
– Для начала прошу сугубых молитв братии вверенного вам монастыря за здравие моего тяжело болящего отца Иннокентия. Он находится сейчас за пределами нашей Родины. Этим частично и объясняется здесь появление вслед за мной людей из органов госбезопасности… Вторая моя просьба может показаться вам странной, но отец, по еще непонятной мне причине, просил привезти ему список чудотворной иконы Божьей Матери «Казанская»… Причем икона должна иметь вид старинной, подлинной…
– Странного в этой части беседы ничего нет. Более месяца назад с поручением от вас и с этой же просьбой в наш монастырь приезжал игумен Георгий Любомудров. И с этого дня вся братия монастыря постится и усиленно молится, потому как брат Нектарий работает над этой иконой…
– Чудны дела Твои, Господи!
– Что-то не так?
– Все так! Только вот игумен Георгий умер у меня на руках в январе 1944 года. Правда, потом еще не раз возвращался и спасал меня от смерти…
– Вот уж воистину чудны дела Твои, Господи! – согласно промолвил наместник и медленно перекрестился. – Однако час уже поздний. Брат Андрей, покажи Георгию его келью, а завтра с утра, после службы, проводи до пустыньки к брату Нектарию…
И Георгий откланялся.
На даче семейства Холодневых за ужином на большой террасе встретились Нелли, Ростислав, Максим и отец Ростислава – дядя Володя. Прислуга принесла подносы со снедью, и Нелли, отпустив ее, сама стала раскладывать по тарелкам горячее мясо и молодой картофель. На столе горкой уже лежали ранние овощи и зелень. Какое-то время все ели молча.
– Может быть, вы мне все-таки объясните, что происходит в доме? – спросил генерал.
– Нелли ходила в церковь… – начал Ростислав.
– Этого еще не хватало! И особенно сейчас, когда решается вопрос о вашей поездке в Париж…
– Мы едем в Париж? – спросил деда Максим, обрадовавшийся услышанному.
– Завтра!.. Завтра будет принято решение ЦК партии по этому вопросу, – сказал генерал и обратился к Нелли: – Девочка моя, ну в чем дело?
– Я всего лишь ходила на исповедь, дядя Володя, – тихо ответила Нелли.
– Какая исповедь? Ростислав может вылететь из партии и с должности, если только узнают, что его жена верующая…
– А как же Конституция? Право граждан… – начал было Максим.
– И ты туда же… Слава Богу, что я на пенсии… А то с вашими разговорами и сам бы уже на Колыме лес валил…
– Дедушка, ты мне не ответил, – настаивал юноша.
– Что тебе непонятно? Церковь отделена от государства! В этой связи каждый встающий под церковные знамена отождествляет себе уже с Церковью, то есть становится в оппозицию к государству. Кстати сказать, недавно наши аналитики убедительно доказали, что атеистическая машина дает пробуксовку. Оказывается, что каждый третий житель Страны Советов считает себя верующим, и только каждый двадцатый состоит в КПСС…
– Не может быть… – осознав услышанное, произнес Ростислав. – Вот вам и атеистическое государство…
– В этой связи срочно вышло закрытое постановление Политбюро ЦК КПСС жестко фиксировать и оповещать соответствующие органы об участии людей, в особенности членов партии, в том или ином церковном таинстве…
– Но ведь Церковь не учит ничему плохому. А в годы войны даже помогала государству в общей борьбе с нацизмом, – заметил Максим.
– Давайте не станем устраивать диспут по этому вопросу… – сказал генерал, вставая из-за стола.
– … Ибо и наши стены тоже имеют уши… – закончил, уже не без иронии, Максим.
– Максим, не перегибай палку! – одернул сына Ростислав.
– Вот и поужинали все вместе… – завершила диалог Нелли.
Генерал вышел из столовой, и какое-то время все ели молча.
Вскоре Нелли сама постучалась в дверь кабинета дяди Володи.
– Войдите! – сказал генерал.
Дверь открылась. На пороге стояла Нелли.
– Это ты… Заходи, присаживайся…
Когда жена сына присела на кресло у его письменного стола, что занимал почти половину кабинета, он тихо спросил ее:
– И что же тебя повлекло в церковь?
– Дядя Володя, – начала она, – вы знали о доносе, который на Максима Суворина написал Ростислав в самом начале войны?
– Естественно, дочка! – спокойно ответил генерал.
– И ничего мне не сказали?
– Кто в молодости не совершал ошибок? Время было такое. Тогда почти все в той или иной форме писали или доносили друг на друга. Дети отказывались от собственных родителей. Слава Богу, что эта беда не коснулась лично нас…
– А как же Максим?
– Насколько я знаю, данные о его связях с врагами народа не подтвердились, а в Загорске, как выяснилось, он встречался со своей родной теткой, монашенкой Марфой, если мне память не изменяет… Так что дело было приостановлено. К тому же он тогда пропал без вести, как ты знаешь… И вот через двадцать лет он снова появился в Москве.
– Не может быть… И где же его видели? – спросила Нелли генерала.
– У вас в цирке!.. – начал свой ответ генерал, закуривая сигарету. – Да ты не вскакивай! Это длинная история. В двухлетнем возрасте, когда его родителей направили для выполнения важного государственного задания в Германию, мальчика отдали в спецприемник, где и дали имя Максим Суворин. Фактически такого человека никогда и не было. Был и есть лишь Георгий Государев, ставший офицером-фронтовиком, орденоносцем, а впоследствии монахом, дослужившимся до чина архиепископа…
Тут Нелли вспомнила монаха, которому исповедовалась на днях в храме. И сама исповедь, и чувство вины перед Максимом и Богом не давали ей возможности поднять глаз… Но вот голос монаха, еле уловимые, но знакомые интонации… Неужели она исповедовалась Максиму – Георгию?
В кабинет в поисках жены и матери ввалились Ростислав с Максимом. И первым делом любящий сын бросился к встревоженной разговором Нелли.
– Мама! С тобой все в порядке? – спросил Максим.
– Да, спасибо, сынок!
– Я так понимаю, что ты уже знаешь о воскрешении Максима Суворина? – спросил генерал, обращаясь к сыну.
– Мне сказали, что он приходил в цирк и даже был на представлении…
Нелли с сыном невольно переглянулись и внимательно посмотрели на Ростислава.
– А теперь знай и то, что он в составе вашей труппы летит в Париж…
– По вашей линии? – спросил не без иронии Ростислав.
– Не совсем. После ранения он стал обладать некими способностями, которые решили превратить в цирковой номер…
– Какие у клоуна могут быть особые способности? – уже слегка раздраженно обронил Ростислав.
– Он может, например, слышать чужие мысли. Обладает даром диагностики заболеваний и вашей цирковой мнемотехникой… Так, кажется, это называется…
– Значит, в первую очередь он все-таки едет по вашей линии, – как бы подытожил Ростислав.
– Ты должен забыть все, что было между вами до войны. Это первое условие. Максима Суворина нет. Есть неизвестный тебе артист Георгий Государев, включенный в твою труппу.
– И как вы себе все это представляете? – не выдержав, спросила Нелли.
– Как особое задание партии и правительства! – жестко, чеканя каждое слово, ответил генерал, вставая из-за стола. – Теперь вам все понятно? Не было бы Государева, не было бы и необходимости всем вам лететь в Париж… И чтобы этот разговор остался сугубо между нами. Надеюсь на ваше благоразумие… Идите…
Ростислав первым вышел из кабинета и уже не услышал того, что Нелли говорила сыну.
– Он жив! – сказала Нелли и улыбнулась ему.
– Кто он, мама?
– Твой отец…
И они вместе вышли из кабинета генерала.
Псково-Печерский монастырь. Георгий и монах Андрей после окончания литургии добрались-таки до дальней пустыньки монаха Нектария. А тот словно бы поджидал их, стоя на крыльце рубленой часовенки, ставшей для него иконописной мастерской.
– Молитвами святых отец наших… – издалека и звонко бросил Андрей свое приветствие собрату.
– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас… – ответил, улыбаясь гостям, Нектарий.
Они обменялись братскими поцелуями, после чего Андрей представил Нектарию Георгия.
– Это по его просьбе ты работал над иконой Богородицы, – сказал Андрей.
– Знамо дело! Мне игумен Георгий уже все про вас рассказал, да он и сам вчера заходил. Больно понравилась ему моя работа…