– Выходит, что в Казанском соборе Ленинграда находится подлинная Казанская икона?
– Какая из икон подлинная, пока никто из смертных не ведает.
– А что известно о второй иконе? – спросил Георгий.
– Согласно одной из версий, она была послана из Казани князю Пожарскому, шедшему на освобождение Москвы во главе дружин северных городов. Поляки заперлись тогда в Китай-городе. Русские бойцы перед штурмом также усердно молились Богоматери, прося помочь им освободить столицу. Тогда же в Кремле, в плену у поляков, томился греческий архиепископ Арсений. Вот ему-то и явился преподобный Сергий Радонежский с известием, что молитвами Богородицы царствующий град будет избавлен от врагов. Это стало известно и одушевило ратников, а после нескольких дней жестоких боев поляки действительно сдали Кремль… Но как бы то ни было на самом деле, обе эти иконы однозначно являются великими источниками благодати Богоматери.
– А та, что украли в Казани, выходит, третья? – спросил Георгий свою крестную.
– Она же, думается мне, и первая, и вторая, и третья… И образом единым, и чудотворениями отмеченная. И если уж Господь Бог попустил сие святотатство в Казани, знать, на то Его воля была. А тебе, сынок, как я понимаю, теперь предстоит нелегкая служба по возвращению в Россию одной из них…
Георгий уже знал, что останется в Загорске до утра, и они действительно проговорили почти всю ночь. На рассвете матушка Марфа рассказала ему следующее:
– Столько лет прошло со дня твоего рождения, и только сейчас начинаешь понимать удивительную истину о предназначенности человеческих судеб.
– Это вы о Божественном Промысле, матушка?
– Да, Георгий. О том, что люди до сего дня все еще называют своей судьбой. Когда ты народился на свет, уже был подписан указ правительства Ульянова (Ленина) о легализации в большевистской России абортов… Страна Советов, одуревшая тогда от вседозволенности и превратившая каждый свой день в шабаш, стала пионером и в этой области. К чему я все это тебе говорю? Твои родители после выполнения какого-то важного задания вернулись из Испании. Мария уже была на первом месяце беременности. Для разведчиков и для твоих родителей, естественно, сама возможность беременности и рождения ребенка была равносильна их провалу. А потому я до сего дня молюсь об упокоении души убиенного тогда удивительного человека – врача-акушера Рохлина. Он должен был пресечь твою жизнь еще в зародыше. Но как врач и как человек не смог пойти на это преступление. Они скрыли факт беременности. Их снова послали на задание, если не ошибаюсь, уже в Германию. Слава Богу, что там все разрешилось без их активного участия и, как ранее говорили, наши тогда победили. И по срокам все совпало так, что по возращении Марии из Германии сам Рохлин и принимал у нее роды. Правда, сразу же после принятия твоих родов Рохлин, по доносу кого-то из медперсонала, был арестован. А если принять во внимание, что он знал многих людей, работавших в разведке, то ему ни одного дня не позволили прожить в заключении…
– Как его звали?
– Иосиф…
– Упокой, Господи, душу раба Твоего Иосифа…
Они вместе перекрестились и еще какое-то время сидели в полной тишине.
Луч заглянувшего в их окно солнца, высветив гостиную, мирно успокоился на половице. Из задумчивости Георгия вывел автомобильный гудок. Он тепло распрощался с любимой крестной и вышел на улицу, где уже ждала автомашина и люди генерала Гришина, присланные, чтобы доставить его в аэропорт.
На следующее утро Георгий проснулся в одной из гостиниц Парижа. Почти всю ночь в соседнем номере гудели артисты цирка, ошеломленные столицей Франции. После завтрака всю труппу цирка посадили в автобус и повезли в советское посольство. Им предстояла встреча с послом. После торжественного приема в честь артистов цирка был устроен банкет, где Георгий и увидел полковника Померанцева, мирно беседовавшего о чем-то в компании с народной артисткой Бугримовой и военным атташе посольства, признавшимся укротительнице, что давно является ее поклонником. Померанцев же, в свою очередь, попросил представить ему Георгия Государева, об удивительных способностях которого он был якобы наслышан. И Бугримова, взяв в руки два бокала шампанского, увлекла всю компанию вслед за собой в ту часть банкетного зала, где стоял Георгий.
– О твоих способностях уже знает вся Франция. Все, кроме меня! – сказала она, подавая один бокал Георгию.
Георгий с улыбкой принял бокал из ее рук.
– Это я попросил рассказать мне о ваших уникальных способах определять то, что находится в карманах ваших собеседников, – сказал Померанцев, помня урок, который преподнес ему Георгий при их встрече на Лубянке в кабинете генерала Гришина.
– Здесь нет ничего необычного, – ответил Георгий. – Мужчины часто стереотипны в поступках и наполняют свои карманы традиционными предметами, как то: платок, расческа, ключи, спички…
– А женщины? – спросила заинтригованная Бугримова.
– У них же нет карманов, – вступил в разговор военный атташе. – Зато в их очаровательных головках, наверное, хранится столько всевозможных секретов.
Бугримова улыбнулась. Ей уже начинал нравиться этот моложавый волевой и обаятельный мужчина, с которым она была готова закрутить роман.
– Как бы и я хотела видеть всех вас насквозь, – глядя ему в глаза, начала она. – Слышать ваши мысли, а главное – уметь управлять вашими желаниями… – И тут же обратилась к Георгию: – Так что же лежит в карманах этого человека кроме носового платка и расчески, как вы сказали?
– Ровным счетом ничего. Человеку его профессии, а он, как я понимаю, кадровый военный, вообще несвойственно заполнять чем-либо свои карманы.
– Это так? – спросила военного атташе артистка цирка Бугримова.
– Да! – ответил он.
– Жаль, что фокус не удался, – сказал расстроенный Померанцев.
– Ну почему же? – сказал и улыбнулся Георгий. – Я могу сказать, что лежит в ваших, например, карманах…
– А вот этого не надо… – сказал Померанцев и собрался даже отойти, но его, придержав за рукав пиджака, остановила Бугримова.
– Вы же сами просили меня познакомить вас с этим артистом… А теперь хотите уйти. Быть может, вы тайный агент, в кармане которого лежит огромный пистолет? – сказала она и первая же рассмеялась своей шутке, не догадываясь, как близка была она в этот момент от правды.
Померанцев бросил недовольный взгляд на Государева и быстро отошел. А Георгий поймал на себе еще чей-то взгляд. И не ошибся. На него во все глаза смотрел его сын Максим. Ни в самолете, ни в гостинице он не смог подойти и поговорить с отцом. И даже здесь, в посольстве, он наблюдал за ним со стороны. И Георгий сам подошел к нему.
– Здравствуй, Максим! – сказал Георгий так проникновенно, что юноша даже смутился. – Хотел сказать тебе, что видел недавно твое первое выступление, и оно мне очень понравилось.
– Правда?
– Истинная правда!
– Это ведь был ваш номер…
– Это твой дебют, и московский зритель его тепло принял. А теперь тебе предстоит покорить Париж…
Но продолжить разговор им не дали. Подошел Холоднев.
– Сын, у тебя все в порядке? – спросил он Максима.
– Да! – ответил он. – Ты не хочешь познакомиться…
– Мы уже давно знакомы, – не дожидаясь окончания вопроса, ответил Максиму Ростислав и уже хотел было увести его от Государева, как к ним подошла Бугримова с военным атташе.
– Не уходите, Холоднев. Мне все-таки хочется, чтобы Георгий Государев показал нам сегодня свое мастерство. – И, не дожидаясь согласия директора цирка, стала громко хлопать в ладоши, привлекая таким образом внимание всех, кто был на приеме. И гости, включая посла, быстро образовали вокруг них круг.
– Сейчас наш артист Георгий Государев покажет вам свое феноменальное умение видеть содержимое карманов и читать мысли на расстоянии. Ведь вы так объявили нам о его способностях человека-рентгена? – спросила она у директора цирка Холоднева.
– Да, так! – ответил тот.
– Скажите же нам, человек-рентген, что же все-таки хранят карманы директора нашего цирка?
– Вы действительно это хотите знать? – спросил, улыбаясь Бугримовой, Георгий.
– И не только я одна! – ответила она.
– Вы мне разрешите? – спокойно спросил Георгий у бывшего товарища.
– Мне нечего скрывать от людей, с которыми я работаю, – ответил Холоднев, но по тому, как его рука вздрогнула и невольно потянулась к внутреннему карману пиджака, и по тому, как он весь при этом напрягся, Георгий уже знал, понял, что во внутреннем кармане пиджака у Ростислава лежат деньги, возможно, доллары, которые он, по всей видимости, не задекларировал на таможне.
И Георгий, улыбнувшись, сказал:
– Для начала должен сказать, что наш директор нарушил правила проживания в гостинице и унес с собой ключ от своего номера, который лежит сейчас в его заднем кармане брюк…
Холодневу ничего не осталось сделать, как достать ключи с гостиничным брелком.
Бугримова от переполнявшей ее радости первая захлопала в ладоши.
– Дальше, дальше! – просила она.
– Хорошо! – сказал Георгий и продолжил: – Осталось совсем немного вещей. Для начала это визитные карточки в верхнем кармане пиджака…
Холоднев доставал визитки, медленно покрываясь потом.
А Георгий называл новые предметы, находящиеся в карманах его одежды.
– В правом кармане пиджака лежит зажигалка, а в левом – расческа и миниатюрные ножницы для ногтей, если я не ошибаюсь…
Директор достал поочередно все, что назвал Георгий. И стоял теперь уже бледный как смерть.
– Вот и все, – вдруг сказал и улыбнулся Георгий. – Никакого чуда здесь, как можно увидеть, нет. Обычный джентльменский набор…
Все зааплодировали и тут же оставили в покое Холоднева, который внимательно смотрел на человека, которого уже предал в этой их жизни и теперь, естественно, ждал от него лишь расплаты за тот свой иудин грех.
А к Георгию снова подошел Померанцев.
– Как же вы его напугали своей прозорливостью, – начал он разговор с Георгием.