Она включила газ под чайником, потом подумала и включила радио. Теперь в ее «оскверненной» квартире стало и в самом деле уютно.
Кот тоже успокоился, после того как получил законную порцию «Ройял Канина» и устроился у Жени на коленях.
Она задумчиво перебирала его шерстку, потом причесала, чем вызвала его недовольство.
— Иначе у тебя заведутся колтуны, — строго сказала Женя. Но кот ей не поверил. Дело было не в колтунах. В том, что ей, Жене, надо чем-то занять себя, чтобы смириться с новой фазой бытия. А для этого нужно сделать энное количество заурядных движений, чтобы мысли притихли, прекратили броуново движение и дали возможность немного отдохнуть от себя и привыкнуть.
Поэтому, отпустив кота, Женя принялась убираться.
Сколько же мусора оставил после себя странный жилец-вор!
Она нашла пустые пачки из-под ароматических палочек, еще хранящих запах сандала и мяты, потом обнаружила несколько нераспакованных презервативов — фу, поморщилась она невольно. Наверное, боялся СПИДа… Не глядя она их выкинула в мусорное ведро. Туда же последовали и палочки.
Потом ей на глаза попались записи. Женя сначала не хотела их читать, памятуя о правилах приличия, но, поразмыслив, решила, что он-то тоже не был учтив, раз вынес вместе со своим организмом ее, Жени, добро. Записки никакого особого интереса не представляли ни для Жени, ни для науки… Разве что для сексопатолога… Она уже приготовилась выкинуть эту груду бесполезной бумаги, как вдруг наткнулась на странное послание:
«Костя! Объявился он. Ситуация может выйти из-под контроля каждую минуту. Мы ждали тебя целый час — безрезультатно… Если найдешь время, отыщи меня в ближайшие три дня. Я теперь живу на Мамонтова, дом тридцать. Или позвони хотя бы… Надо что-то решать».
Подписи не было, но адрес-то был, и Женя, подумав, спрятала эту эпистолу — а ну как живущий по этому адресу товарищ Кости по нетрадиционным игрищам или просто так, приятель, сможет пролить свет на загадочное Костино исчезновение. Тем более что больше записок от означенного субъекта она не обнаружила и могла надеяться, что Костик у него появился.
Она выпила чай, задумчиво глядя, как вьюга заметает следы, и ее тоже. Ее прежней. Впрочем, эта же вьюга отрезала ее и от… Панкратова. Она вдруг ощутила комок в горле, хотя и понимала, что это глупо. Уж Панкратов-то ее запросто отыщет тут. А вот Александр…
Она даже не успела дать ему свой номер телефона!
И не удосужилась спросить его адрес…
«Теперь все, — обреченно и тоскливо подумала Женя. — Оказывается, и в новой жизни неизбежны потери. Жаль…
Какое тебе дело до этого человека?»
«В принципе никакого, — согласилась она сама с собой. — Только думать о нем отчего-то приятно. Есть же на белом свете еще люди, с которыми приятно разговаривать, и так нелепо их терять в самом начале знакомства. Впрочем, мне кажется, это вполне исправимо…»
Глава пятая
День выдался суетливым и сумбурным. Посетителей было много, и Женя к концу рабочего дня устала улыбаться, выслушивать банальные истории и соболезновать. Когда наконец-то появилась возможность отдохнуть, оказалось, что день кончился. Женя и сама не заметила, как пролетело время.
Она чувствовала себя уставшей, выжатой как лимон, и когда обнаружила себя стоящей возле панкратовского дома, очень удивилась. «Это потому, что я шла на автопилоте, — усмехнулась она про себя. — По привычке…»
Она уже повернулась, чтобы пойти прочь, к автобусной остановке, потому что вид этого чертова дома пробуждал в ее душе уснувшую уже боль, обиду, тоску по прежней жизни, и остановилась снова.
«Я могу его встретить…»
Случайно.
Как бы случайно…
Она посмотрела на часы. Было около семи. Именно в это время они встречались. Именно в это время он оказывался рядом с ней.
Замерев, она попыталась понять, что происходит в ее душе, но так и не смогла… Или побоялась понять правду.
Она просто принялась разгуливать вокруг дома, вглядываясь в темные фигуры прохожих, пытаясь угадать его походку.
Мимо прошествовала компания подвыпивших «певцов». Они громко распевали идиотскую песню про Новый год. Женя поморщилась, как от зубной боли, — как же она надоела ей, эта жуткая бабища-мужик!
Компания удалилась, продолжая старательно орать на всю улицу. «Агрессивное меньшинство», — вспомнила Женя слова Панкратова и усмехнулась.
«Вряд ли, дорогой мой бывший супруг, ты заметил, как и сам оказался среди этого самого меньшинства.
Интересно, какие песни слушает твоя новая пассия? Судя по ее внешности, она не «убегала в пятнадцать лет из дому». Или для женщин приняты другие условия игры?»
И тут же укорила себя — сама-то Женя чем лучше, она тоже изменилась не в лучшую сторону, превратилась в «состоятельную даму», да и теперь, потеряв этот статус, разгуливает тут уже полчаса совсем не ради утраченного супруга.
Она ждет другого человека.
Александра. Как-его-там… О котором она ничего не знает, кроме того, что он на дух не переносит каблуки. Особенно когда дама передвигается на них по гололеду. Просто потому, что приходится подбирать эту даму с пола… Еще у него седые волосы, дисгармонирующие с молодым лицом. Он любит кофе. Она его где-то видела, только никак не может вспомнить где. Ольга пошутила бы непременно, что Женя видела его лицо на стенде «Их разыскивает милиция», но это не так.
«Все, Женя».
Это все сведения. Почти все. В разговоре с ним они старательно избегали прошлого — точно и не было его, этого прошлого, совсем. Появилась на свет пара людей — Адам и Ева. «В принципе, — усмехнулась Женя, — и яблока-то никто не предложил… Или я как раз сейчас и ищу то самое яблоко?»
Она настойчиво всматривалась в пустоту темной улицы, уже поняв, что ничего сегодня не получится.
Ей было грустно.
Очень грустно.
«В конце концов, я смогу прийти завтра, — подумала она. — И послезавтра…»
«Глупо-то как, — тут же отругала себя. — Как маленькая девочка…»
Может быть, она просто помешалась рассудком от пережитых страданий?
Она тряхнула головой, чтобы смахнуть снежинки с волос — еще немного, и они просто станут водой, и волосы будут мокрыми, как щеки, хотя отчего они вообще мокрыми стали, эти щеки? Снег — или…
«Последнее время я стала часто плакать, и с этим надо что-то делать, — решила Женя. — Говорят, что улыбка помогает жить. И человек, который смеется, живет дольше. И уныние в принципе даже в религии считается грехом…»
Она задрала голову, высоко-высоко, чтобы не видеть земли, только небо — синее, морозное, с редкими, по-зимнему замерзающими звездами.
Чья-то рука мягко дотронулась до ее плеча. Она вздрогнула.
— Женя…
Она боялась обернуться, потому что ее взгляд мог слишком много рассказать ему.
— Я очень рад, что вы тут…
— Вообще-то я переехала, — наконец повернулась она, справившись с собой. — Теперь я живу не здесь… Просто заехала забрать кое-какие вещи…
Щеки загорелись, и Женя благословила темноту. Ох уж эта привычка краснеть, когда врешь! Была бы такая у Панкратова, право…
— Это… Послушайте, получается, если бы я сегодня не задержался слегка, я мог бы никогда больше вас не увидеть?
— Наверное, — сказала она, стараясь придать голосу равнодушные нотки, хотя от предсказанной им ситуации ей стало трудно дышать.
— Какое счастье, что я задержался!
Он стоял такой растерянный и искренний, что Жене стало не по себе: «Последнее время вы слишком много врете, госпожа Лескова. И приносите этим враньем — остальным сплошные неудобства…»
— Женя, вы ведь не откажетесь от кофе? Я провожу вас потом…
— Нет, не надо меня провожать! Я теперь живу далеко отсюда…
— Это ничего, — рассмеялся он. — Я не боюсь дальних расстояний. Пожалуйста, Женя!
Она подумала немного и согласилась.
В конце концов, это только прощальный вечер, да? Ни к чему их не обязывающий. Она зайдет на минуту. Выпьет чашку кофе. И провожать ее не надо — она не маленькая…
Он дотронулся до ее руки, порывисто и нежно — слишком нежно, как ей показалось.
— Пойдем? — спросил сразу, и Женя почему-то подумала, что он наверняка сейчас покраснел, смутился, как мальчишка. Просто в темноте не видно…
— Пойдем, — согласилась она и крепко сжала его ладонь.
«В темноте все равно не видно, как я краснею».
В маленькой прихожей они снова оказались друг от друга в опасной близости.
— Подождите, я помогу вам, — сказал он, опускаясь на колени.
— Я сама, — сердито, покраснев, сказала Женя и наклонилась, чтобы расшнуровать ботинки.
Они столкнулись лбами. Женя невольно рассмеялась. Потирая лоб, подняла голову.
— Я же говорил, — мягко сказал он. — Я помогу… Вам больно?
— Нисколько…
При электрическом освещении она наконец смогла присмотреться к нему. И с удивлением обнаружила, что зря она считала его блондином с легкой сединой.
Он был совершенно седым.
Волосы, достаточно густые, были словно припорошены снегом. Раньше Жене так и казалось, даже когда снега не было… А теперь она убедилась в том, что ее предположения были верными.
«Но ведь лицо-то у него совсем молодое, — подумала она. — Сколько ему лет? Тридцать? Сорок? Не больше…»
Он выглядел смущенным, точно угадал все ее вопросы, но не был готов дать на них ответ. Или не хотел…
— Я сейчас, — сказал он. — Вы устраивайтесь… там, в комнате.
Он поставил чайник. Она прошла в комнату.
Из детства еще осталось родительское напутствие — хочешь узнать человека лучше, посмотри, что он читает. И читает ли вообще…
Женя подошла к книжному шкафу. Книг было множество, и самой неожиданной подборки. Создавалось ощущение, что здесь, помимо хозяина, живут еще женщина и ребенок. Наличие ребенка подтверждало и огромное количество мягких игрушек.
Но комната была одна. И кровать тоже. Дверь во вторую комнату была плотно задвинута другим шкафом.
Женя невольно сделала шаг туда, к этой тайне, — и устыдилась детского любопытства. Фу, сказала она себе, как это гадко… Похоже, работа в детективном агентстве уже дает результаты… Если у человека дверь задвинута шкафом, из этого не следует, что он прячет там именно пластиды… Как шизофреник из Германии, создавший трупный музей. Александр производил впечатление нормального человека, не косил под средневекового анатома и черную шляпу не носил. А вот она, Женя, начинает уже психически разлагаться… Да и какое ей дело до тайн этого человека, в самом деле? Даже если они и есть. Может быть, эта комната просто лишняя для одинокого мужчины?