— Какая нынче ночь… Не впервые я в дороге, а такой вот не помню.
— Тревожная? Душная?
— Не то, товарищ командир. Просто мечтательная ночь сегодня… Прошлое невольно вспоминается, о будущем хочется мечтать…
Артем мягко улыбнулся: какое прошлое можно иметь в шестнадцать лет?
— Я точно знаю: у людей, которым посчастливится пережить это лихолетье, будущее будет светлым и прекрасным. Потому что научатся они ценить жизнь и не станут разменивать ее на мелочи. Если бы, например, мне удалось дожить до победы…
— Доживешь, хлопче, должен дожить. И выбрось из головы черные мысли!
— Да поймите, не смерть меня пугает. В конце концов, она бессильна забрать то, что человеком уже сделано. Но, лишая человека жизни, смерть навсегда выкрадывает у него возможность сделать то, что он мог бы и должен был сделать. Честно говоря, я хотел бы, чтобы смерть не помешала свершить дела, которые мне на роду написано свершить.
Такие серьезные мысли юного партизана были полнейшей неожиданностью для Артема. Бросив пиджак на землю, он присел возле Федька и спросил со скрытой улыбкой:
— И что же суждено тебе свершить в жизни, если не секрет?
— Какие тут могут быть секреты! Высокая цель от разглашения не уменьшается и от обсуждений не линяет… Начертано мне судьбой, товарищ командир, довести до конца дело покойного отца. Если коротко, то стать современным славянским Шлиманом, — очень просто, как о вещах само собой разумеющихся, сказал хлопец. Немного помолчал, а потом продолжал рассудительно: — Разумеется, каждому духовно здоровому человеку хочется сделать что-то значительное, стоящее, что осталось бы надолго после него. Но очень ли часто удается кому-нибудь поймать птицу удачи? И я знаю, почему не удается! Хотите услышать?.. Да потому, что мы чаще всего бросаемся делать открытия и ставить рекорды по чужим краям, по далеким мирам. А если присмотреться повнимательнее к родной стороне, то окажется, что у тебя под ногами тьма-тьмущая неоткрытых америк. Поверьте, это не детские фантазии, не басни. Вот, скажем, мы сидим сейчас на валу, который в народе называется Змиевым. А кто ответит точно: когда, кем и для чего возведено это циклопическое сооружение?.. Нет, товарищ командир, и не было еще на планете такого человека. Об этом едва ли не самом грандиозном памятнике своей древнейшей истории человечество не ведает ничегошеньки. Да, да, именно едва ли не самый грандиозный! Потому что ни знаменитые египетские пирамиды, ни Баальбекская каменная терраса, ни кладбище гранитных идолов на Маврикии по своему размаху никак не могут сравниться со Змиевым валом, который на целую тысячу километров концентрическими кругами тянется по Приднепровью…
Слушал Артем этого парнишку и никак не мог точно вспомнить, когда и при каких обстоятельствах попал он в отряд. Кажется, прибился с узниками, которых полицаи гнали в Киев для отправки на немецкую каторгу, а взвод Загравы, случайно встретив на дороге невольничью колонну, разогнал конвой и вырвал из неволи обреченных на рабство. Артем хорошо помнил лишь свою первую встречу с Федьком Масютой.
Однажды, возвратившись после не очень удачной операции в Бугринском лесу, он, Артем, до предела утомленный и изнервничавшийся, увидел в лагере необычную сцену. Над озерцом какой-то худощавый, оборванный парнишка, обхватив хомут, как-то смешно переступал с ноги на ногу перед норовистым конем, стремясь взнуздать его. А в сторонке, наблюдая за тщетными потугами паренька, который, казалось, даже от ветра колыхался, надрывали от смеха животы сильные, как молодые жеребята, Загравины хлопцы. В другой раз Артем, быть может, не обратил бы внимания на эту сцену, но тогда его словно ужалило что-то. Еле сдерживаясь, он приблизился к взводу и строго спросил: «Это что за комедия? — А когда загравинцы притихли, обратился к пареньку: — Ты кто такой? Что здесь делаешь?» — «Я Федько Масюта, — спокойно ответил тот. — Сдаю вот экзамен на партизана…» Артем молча взял из его рук хомут, швырнул под ноги оторопевшим загравинцам и с упреком сказал: «Была бы у вас совесть, сначала бы новичка на кухне «проэкзаменовали»! Разве же не видите, как отощал он при оккупационной власти?..»
Федька немедленно отправили к кашеварам, «проэкзаменовали» у котелка и с тех пор навсегда приписали к кухне. Дескать, пускай набирается сил на партизанских харчах. На занятия юного поваренка не звали, в боевые походы не брали, в разведку не посылали, он знал лишь каждый день колоть дрова, мыть котлы, выносить помои. Но вскоре командиры стали замечать, что кухня, куда раньше считалось позором без дела появляться, стала будто магнитом притягивать партизан. И, как оказалось, тянулись они именно к юному Феде Масюте, который каждый день устраивал для желающих нечто среднее между лекциями и концертами. Чтобы услышать о тайнах скифских курганов или о необычной жизни князя Серебряного, о загадке исчезнувшей библиотеки Ярослава Мудрого или о феерических приключениях мореплавателя Джеймса Кука, даже Заграва частенько заглядывал туда и охотно кочегарил, носил воду, рубил дрова вместо Федька, лишь бы тот «не закрывал свой клуб».
«Пора бы тебе, командир, подобрать для себя помощника-ординарца, — сказал ему однажды Ляшенко. — И знаешь, кого бы я советовал в помощники? Федька Масюту. Светлая голова, скажу тебе!..»
После этого Артем не раз собирался поговорить с юным просветителем, но все не было подходящего случая. И вот сейчас он был рад ближе познакомиться с этим парнишкой.
— Скажи, Федя, откуда ты обо всем этом знаешь?
— Ясное дело, из книг… А вообще-то больше от отца. Он у меня необычным человеком был. Сельский учитель истории, который собственными силами выбился в люди из батрацких детей. А знаете, какую цель он поставил себе в жизни? Пешком обойти Змиев вал, провести археологические раскопки и поведать человечеству, кто же были наши прапращуры, которые сумели возвести такое гигантское даже по современным масштабам сооружение. Жаль, внезапная смерть помешала ему это сделать…
«Так вот откуда у Феди идея стать славянским Шлиманом… И такого парня мы загнали на кухню!»
— А вообще странно жизнь устроена. Иногда незначительный на первый взгляд случай может определить нашу судьбу. Вот взять хотя бы моего отца. Бедняк из бедняков, он, наверное, весь свой век провел бы на панских экономиях, если бы не встреча со старым чабаном. Пастушком был в детстве, вот и встретился с этим чабаном под Стугной, услышал от него старинное народное предание. С тех пор и запылал в его сердце неугасимый огонь великой жизненной цели…
— И что же это за предание?
— Рассказывают, будто бы давным-давно постигла наших пращуров большая беда, — после паузы мечтательно заговорил Федько. — Из краев далеких, азиатских, приполз в здешние земли ненасытный Огнич-змей. Все живое испепелял он на своем пути, плодородные земли превращал в черные пустыни, леса — в пепелище. И тогда старейшины племен славянских послали навстречу ему послов, дабы те узнали у пришельца непрошеного, чем можно откупиться, чтобы только он не уничтожал все вокруг, не разрушал приднепровские земли. И потребовал Огнич-змей, чтобы ему каждый год при первом листопаде присылали в дар по двенадцать самых красивых юных дев и по двенадцать самых доблестных витязей здешних. В противном же случае угрожал уничтожить все до основания. Долго советовались между собой старейшины и все же вынуждены были принять тяжелые условия тирана. Дескать, лучше уж платить ему кровавую ежегодную дань, чем погубить весь род свой. Так вот, каждый раз, как только с деревьев начинал падать желтый лист, собирались люди на «черный совет», чтобы избрать и послать на кровавую тризну ненасытного палача самых красивых своих дочерей и самых храбрых сыновей. Безнадежность и отчаяние поселились в этом крае, проклятием судьбы стали здесь считать красоту и доблесть. И с каждым желтым листопадом все меньше становилось на этой земле красавиц и рыцарей. Рано или поздно, но наконец наступило время, когда уже не из кого стало выбирать жертвы. Поэтому и вспомнили о последней красавице — единственной дочери немого кузнеца Гримича, жившего на отшибе. Вспомнили и решили послать ее в зловещий дар ненасытному Огничу-змею. Только взбунтовался кузнец, закипел гневом и предупредил старейшин, что скорее выйдет на кровавый поединок со сторуким чудовищем, чем пошлет ему на съедение единственную дочь. Старейшины попытались было уговаривать его покориться злой судьбе, не обрекать весь род на погибель! Но где там! Семь дней и ночей раздувал Гримич горн в кузнице, семь дней и ночей ковал и закалял в волчьей крови шлем, латы и меч. А потом обратился с молитвой к солнцу, земле, воде и отправился к пещерам, в которых обитал разжиревший на человеческой крови ненавистный пришелец…
С каким-то просветлением в душе слушал Артем неторопливое романтическое повествование Феди и постепенно успокаивался; отплывали куда-то в небытие все его боли, сомнения, волнения. Он даже не заметил, как задремал. И уже во сне отправился следом за старым Гримичем через дикое поле, добрался до влажных меловых пещер, из которых выползало отвратительное чудовище, и сам стал свидетелем кровавого поединка. И именно во сне почувствовал себя невыразимо счастливым, когда кузнец одолел все-таки сторукое чудовище, впряг его в гигантский плуг и велел перепахать по межам своей земли глубокий ров и насыпать высокий вал, чтобы он на все века стал суровым предостережением тем, кто будет тянуть руки к нашим просторам.
— Мико… Микола… — вдруг откуда-то издалека-издалека донеслось до слуха Артема.
Он встревоженно раскрыл глаза и удивился — ночные сумерки начисто исчезли, над верхушками лесов уже весело разгоралось утреннее зарево.
— Меня кто-нибудь звал?
— Звала врач… В лагере беда: Микола умер…
Артем кинулся вниз к палаткам.
IV
Без траурных маршей и винтовочных салютов провожали партизаны беспалого Миколу на вечный покой. В скорбном молчании подняли его на плечи, перенесли через Змиев вал и посреди отдаленной березовой рощи, со всех сторон окруженной дремучими борами, по-походному похоронили, как уже не раз хоронили за последние дни своих боевых побратимов. По прадедовскому обычаю, закрыли ему китайкой глаза, завернули в трофейную плащ-палатку, осторожно опустили в яму, бросили туда по горсти земли, насыпали, щедро украсили лесной зеленью могилу и невольно застыли над нею с опущенными головами. И видимо, не к одному из них явилась в те минуты мрачная мысль: кто станет первым соседом Миколы в этой уютной грустноватой роще?..