Задвигался на своем зеленом ложе Ляшенко, закряхтел несколько растерянный Артем: что будешь здесь делать? Видимо, фашистские заправилы в Киеве настолько уверовали в существование Калашника, что сейчас напрасно было бы и думать, чтобы убедить этого болвана в противоположном. Да и стоит ли убеждать? Это секундное замешательство собеседников Бергман воспринял за колебание и решительно пошел в наступление:
— Со мной нет необходимости играть в прятки. Я разведчик, я все понимаю. Даже намного больше, чем вы можете себе представить. Мне, как офицеру службы безопасности, известно, например, что Советы, возлагая много надежд на открытие англосаксами второго фронта, всячески пытаются превратить войну в так называемую всенародную. В этом плане они особое значение придают партизанскому движению в наших глубоких тылах. Чтобы скоординировать и активизировать действия разрозненных лесных отрядов, советский Государственный Комитет Обороны создал в Москве тридцатого мая этого года Центральный штаб партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования.
Присутствующие были буквально ошеломлены услышанным. Неужели правда, что в Москве еще с мая действует Центральный штаб партизанского движения? Хотя какая необходимость Бергману сейчас врать? Неудержимая радость распирала их грудь, но они старались не проявлять ее перед врагом.
— Мне известно также и то, что по приказу Сталина теперь из Москвы на партизанские аэродромы Полесья и Брянщины регулярно перебрасываются на самолетах пушки, взрывчатка и пропагандистская литература, обученные диверсанты и кадровые командиры. Да что там командиры среднего звена, если Сталин не пожалел отправить в наш тыл лучших генералов — Ковпака, Калашника, Орленко. Их присутствие наша оккупационная власть сразу же ощутила. Как профессиональный военный, могу сказать: ликвидация зондеркоманды «Кобра», разгром военного профилактория в Пуще-Водице, уничтожение моего мотоотряда под силу только опытному, талантливому военачальнику. Все эти операции выполнены на самом высоком профессиональном уровне…
«На самом высоком профессиональном уровне… Чудеса, да и только! — мысленно улыбнулся Артем. — Кто из нас раньше думал о том, как уничтожать мосты, устраивать на дорогах засады, попадать гранатами в цель? Мы учились возводить домны и выращивать щедрые урожаи, воспитывать детей и создавать новое, социалистическое искусство… Нас просто вынудили взяться за оружие, и пока что мы дилетанты, горькие кустари в науке побеждать. Но настанет время, скоро настанет, и тогда фашисты еще не так ощутят на собственной шкуре профессиональный уровень нашей мести!..»
— Так я могу рассчитывать на встречу с генералом Калашником? — твердил свое Бергман.
— Генерал Калашник в отъезде. И вряд ли в ближайшее время возвратится, — схитрил Ксендз. — Все, что вы хотели бы ему сказать, можете передать его боевым помощникам. Полковник Ляшенко, — указал он на Данила. — А это — комиссар Таран.
Тень нескрываемого огорчения и разочарования легла на анемичное лицо Бергмана. Вздохнув, он склонил голову на грудь и застыл в задумчивости.
Обеспокоились и партизаны: очевидно, эсэсовский офицер знает много такого, о чем они не могут и догадываться. Возможно, даже об истинных причинах трагедии киевского подполья, о гестаповских планах борьбы с партизанами. Вот как только развязать ему язык?
— Передайте, Витольд Станиславович, пленному, — сказал Ляшенко, — что мы гарантируем ему жизнь, если сообщенные им сведения в самом деле окажутся ценными для нашего командования.
— Вы принимаете меня за ординарного шкурника? Нет, ценой измены я не стану покупать себе жизнь, — последовало в ответ. — Если сказать откровенно, то она мне ни к чему. Сейчас меня волнуют вещи значительно более важные, чем собственная жизнь…
Что именно его волнует, Бергман не нашел нужным объяснять, а Данило с Артемом не стали допытываться. Вот и играли в жмурки. Но, наверное, обещание сподвижников Калашника все-таки подействовало на пленного. Через минуту-другую он поднял голову, бросил взгляд на отверстие в шалаше, куда выходил дым, и тоном рапорта начал:
— Я хотел заметить генералу Калашнику, что избранные им методы борьбы абсолютно не соответствуют его возможностям. Как ни эффектны совершенные вами операции, значение их не более чем локально. Такие действия не могут реально повлиять на ход восточной кампании. А она, как вам, наверное, известно, приближается к завершающей фазе. Армии рейха достигли берегов Волги и овладели предгорьями Кавказа. Пройдет немного времени, и они выйдут на Урал и к границам Ирана. И это будет финал! Лишенная промышленной базы, отрезанная от хлебных и нефтяных районов, Москва просто задохнется и еще до наступления зимы прекратит сопротивление. Так целесообразно ли генералу Калашнику растрачивать свои силы на погромы офицерских профилакториев и уничтожение каких-то там зондеркоманд? С его военным опытом можно одной операцией решить судьбу войны…
Тут Бергман сделал продолжительную паузу, видимо для того, чтобы слушатели имели возможность постичь грандиозность этого замысла. Но желаемого эффекта его монолог не вызвал. Более того, кроме нескрываемой иронии, Бергман ничего не заметил в глазах партизанских командиров.
— Речь идет о ликвидации Адольфа Гитлера с его ближайшим окружением, — продолжал Бергман. — Нет нужды доказывать, что смерть Гитлера стала бы поворотным моментом не только в нынешней войне, но и в современной истории. Существующий в третьем рейхе режим без Гитлера развалится, как глиняный горшок, от первого же удара. За спиной Гитлера, кроме виселиц, концлагерей и собственной тени, не существует ничего. Единства фюрера с народом и армией, о котором ежедневно трубит колченогий Геббельс, никогда не было и нет. Оно сгорело в пламени библиотек, потоплено в крови тысяч и тысяч невинных жертв. Благодаря своему служебному положению я точно знаю: лучшие сыновья немецкой нации, несмотря на значительные успехи нашего оружия, давно уже поняли, что Гитлер ведет фатерлянд к катастрофе. Ликвидация же Гитлера отвратила бы трагедию моего народа, означала бы конец войны…
Партизаны были крайне поражены откровением Бергмана. Доныне они почему-то представляли, что каждый гитлеровец, а особенно эсэсовец, при всех обстоятельствах должен был вопить лишь «Хайль Гитлер!», и вот вдруг услышали откровенное «Гитлер канут!». Выходит, они невольно идеализировали фашистов, считали их стаю сцементированной одной идеей, а на самом деле духовный шашель подтачивает их ряды.
— Все эти разговоры из сферы абстрактных пожеланий, — холодно кинул Артем. — Это и все, что вы хотели сказать генералу Калашнику?
— А разве предложение устроить внезапный налет на ставку Гитлера под Винницей не достойно его внимания?
— Ставка Гитлера под Винницей?! — Артем растерянно запустил пальцы в свою жесткую шевелюру, взъерошил волосы.
Забыв о боли, приподнялся на локоть Ляшенко:
— Бессмыслица какая-то! Зачем бы это Гитлер стал переться сюда со своей ставкой?..
— Но это так. Примерно месяц назад фюрер в самом деле переместил свою ставку в район села Коло-Михайловка, расположенного в двух десятках километров от Винницы, — тайком торжествуя свою маленькую победу, невозмутимо продолжал Бергман. — И пусть вас это нисколько не удивляет. Еще осенью прошлого года, когда наши войска овладели Харьковом и Ростовом-на-Дону, Гитлер отдал секретное распоряжение имперской службе безопасности соорудить для него на Украине укрепленную резиденцию, откуда бы он мог руководить операциями на фронте. Штандартенфюрер СС Раттенгубер, которому было поручено подыскать подходящее место для ставки фюрера, после объезда всего Приднепровья остановил свой выбор на Присульских лесах и в районе Лубен. В начале зимы организация ТОДТ под прикрытием шестьдесят второй охранной дивизии и трех полков полиции развернула строительные работы на объекте под кодовым названием «Эйхенгайм». Но неожиданно в этих местах появились партизаны. Они взорвали склады со строительными материалами и, что самое огорчительное, захватили в плен адъютанта командира охранного полка с секретными инструкциями. Это стало известно Гитлеру, и он приказал немедленно перенести «Эйхенгайм» в другое, более безопасное место. Такое место и было найдено в Черепаховецком лесу возле села Коло-Михайловка под Винницей, куда срочно передислоцировались все службы из-под Лубен. С целью конспирации новый объект получил название «Вервольф». За прошлую зиму там сооружены подземный бункер главной квартиры фюрера и бомбоубежище, ангары для самолетов и электростанции, бассейн для купания и кинозал, ресторан для высших офицеров и казармы для охраны, а также проложен подземный бронированный кабель в Берлин. Имперский советник доктор Классен осуществлял общее руководство сооружением «Вервольфа», а штандартенфюрер СС Раттенгубер…
— К черту Раттенгубера! — не удержался Артем. — Лучше скажите, чьими руками создавалось это «волчье логово»?
— Ясное дело, руками советских военнопленных из спецтрудлагеря под названием «Стрижавка». Их было там более десяти тысяч. В основном — специалисты строительного профиля.
— А почему «было»?
— А потому, что все они уже расстреляны, — спокойно ответил Бергман. — В войсках СС существует незыблемая традиция: чтобы сохранить тайну, свидетели должны умереть.
Наступила гнетущая тишина.
— А какое отношение вы имеете ко всему этому? — обратился к пленному гауптштурмфюреру Ляшенко, играя желваками. — Откуда вам известны эти архитайны?
— До апреля я возглавлял одну из спецкомендатур тайной полевой полиции при штабе штандартенфюрера Раттенгубера, полевая почта номер семь тысяч восемьсот шестьдесят шесть, — с готовностью ответил Бергман. — В мои обязанности входила фильтрация местного населения в зоне строительства. Система полицейской охраны «Вервольфа», к вашему сведению, характеризовалась исключительной строгостью и сводилась к тому, чтобы вся территория в радиусе двадцати — тридцати километров от объекта была разбита на условные квадраты, которые в свою очередь разделялись на районы, районы — на подрайоны, а подрайоны — на отдельные участки. Каждый такой участок надежно контролировался тайной агентурой, которая выявляла всех подозрительных лиц и передавала их для экзекуции специальной карательной команде майора Платова. По крайней мере так было до апреля, пока я служил в системе охраны «Вервольфа». В конце марта строительство проинспектировали прибывшие из Берлина шеф-адъютант Гитлера генерал Шмундт и комендант ставки полковник Томас. Это инспектирование завершилось перемещениями и чисткой всех служб, причастных к «Вервольфу». Стараниями интриганов я тоже попал в «черный список» и был откомандирован в распоряжение СС и полицайфюрера киевского генерал-комиссариата…