Логично было предположить, что такое известие ошеломит пленного, однако вышло наоборот. Бергман облегченно вздохнул, будто сбросив со своих плеч непосильную ношу, просветлел лицом:
— Это распоряжение генерала Калашника?.. Впрочем, какое это имеет значение… Главное, я теперь сполна расквитаюсь со всеми своими бывшими партайгеноссе. Ну подождите же… — со зловещей улыбкой пригрозил он кому-то кулаком. — Передайте своему генералу: он нисколько не пожалеет о своем решении. — И взял ложку.
Ксендз даже застыл от удивления, глядя, как жадно уплетает гауптштурмфюрер кулеш с дымком.
— Может, заказать добавки?
— Благодарю, но не в моих правилах переедать.
— Тогда приступим к делу.
Всем своим видом Бергман засвидетельствовал, что он — весь внимание.
— Нам хотелось бы знать, какие функции выполняли вы в киевском СД?
— Охотно отвечу: при бригаденфюрере Гальтерманне я был чем-то наподобие разъездного… Проще говоря, мною затыкали дырки.
— И все-таки я просил бы вас конкретнее рассказать о ваших функциях…
— Формально я был руководителем подотдела службы безопасности, который занимался контрразведкой в среде вспомогательной украинской полиции и в системе оккупационных органов гражданского управления. Но этот подотдел был далеко не главным в СД.
— Сфера деятельности этого подотдела распространялась только на город или и на периферию также?
— На весь генерал-комиссариат.
— В своей работе вы, конечно, опирались на тайную агентуру?
— Это азбука контрразведывательной работы.
— Из кого же вербовали в эту агентуру?
— Разумеется, из тех же полицаев и старост. Мы практиковали метод разжигания соперничества служб: старостат тайно доносил на полицию, а полиция — на гражданские органы…
— А как вы поддерживали связь со своей агентурой?
— В основном через функционеров службы безопасности на местах. А в отдельных единичных случаях через курьеров.
— Лично вы часто встречались с агентурой на местах?
— С этими негодяями, с этими сволочами?.. Да за кого вы меня принимаете?!
— Ну, а если бы вдруг возникла такая необходимость, могли бы встретиться?
— Конечно! В любой момент я мог бы приказать вызвать к себе любого из агентов.
— Да это понятно. А вот могли бы вы заехать к агенту на дом или по месту службы?
— Только в исключительных обстоятельствах. Для этого нужна особая причина!
— И какая, к примеру, причина вынудила бы вас решиться на такой шаг?
Бергман нахмурил высокий лоб. Он явно терялся в догадках: чего добивается от него этот аскетичный на вид, светлоглазый и светловолосый партизанский переводчик, похожий на чистокровного арийца? А потом несколько неуверенно ответил:
— Если бы, скажем, я задумал какую-нибудь антипартизанскую акцию и мне нужен был бы осободоверенный исполнитель. С целью конспирации я мог бы лично, а не через третьи руки поставить ему задачу…
— Скажите, а во время погони за нами разве вы не встречались со своей агентурой на местах?
— А как же! Правда, делали это мои подчиненные. Именно периферийная агентура безошибочно вела нас по вашим следам, доносила о численном составе и характере вооружения вашей группы. Благодаря этим донесениям я и сделал вывод, что преследую не основные силы Калашника, а специально оставленный им отряд, который своими аритмичными, алогичными маневрами должен был сбить нас с толку и дать возможность основным силам отойти в район базирования. Как вы, наверное, заметили, я не очень старался пускать в ход оружие. И знаете почему? У меня было предчувствие, что я непременно попаду к вам в руки…
Ксендз улыбнулся, неопределенно качнул головой. Дескать, было у тебя такое предчувствие или не было, а мы в Коблицком лесу, оказывается, очень своевременно догадались, что каратели принимают нас не за тех, кем мы были на самом деле. Вот как иногда может оказать добрую услугу народная легенда!
— Мне хотелось бы, чтобы вы как можно более детально обрисовали свою воображаемую встречу с периферийным агентом. Даже то, как здороваетесь, как представляетесь, с чего начинаете беседу…
— Какие приветствия, какие представления! — искренне возмутился Бергман. — Я офицер войск СС и с каким-то унтерменшем не могу допустить никаких церемоний. Единственная форма общения с ним — это приказ.
— Но ведь должен быть, наверное, пароль…
— Никаких паролей! Лично мне не нужно даже называть фамилию. Вспомогательная полиция и местная гражданская власть призваны только для того, чтобы помогать нам укрощать туземцев.
— Хорошо, предположим, что все это так. Теперь я попросил бы назвать несколько имен или кличек и адресов ваших довереннейших агентов в окрестных гебитах.
— Неужели вы думаете, что я их помню?
— Ну, хотя бы тех, кто так безошибочно вел вас по нашим следам.
Бергман вскочил с места:
— Вы что, хотите их перевербовать?
— А хоть бы и так! — Ксендз, конечно, не стал раскрывать своих подлинных намерений перед эсэсовцем.
— Боже сохрани! Не связывайтесь с ними!
— Это почему же?
— Это сплошь деклассированные и абсолютно аморальные элементы. Одним словом, законченные сволочи. На них ни в чем невозможно положиться. Единственное, что с ними следует сделать, это передавить, как червей.
— И все же назовите их имена и адреса! — повторил Ксендз настойчиво.
— Пожалуйста, дайте только планшет, который у меня отобрали ваши партизаны. Там зашифрованный список контингента довереннейшей нашей агентуры на севере генерал-комиссариата.
— Планшет вам принесут, но предупреждаю…
— Не надо! Я офицер и все прекрасно понимаю, Вы получите вполне достоверный список. Для генерала Калашника я все готов сделать!
— Вот мы и договорились, — улыбнулся Ксендз и встал, тем самым давая понять, что разговор окончен. — Сейчас вас проводят в другое помещение, где вы и займетесь расшифровкой.
В знак полного согласия Бергман резко кивнул, прищелкнул каблуками и повернулся к выходу. Но вдруг Ксендз, окинув его стройную фигуру придирчивым взглядом, торопливо сказал:
— Извините, я хотел бы посоветовать: не следует вам в этом мундире дефилировать среди партизан. У многих из них эсэсовцы уничтожили родных, знакомых, и, разумеется, им не очень приятно видеть перед глазами черный мундир. Следовательно, чтобы избежать возможных недоразумений, я настоятельно рекомендовал бы вам сменить эту одежду. Другой костюм вам сегодня же принесут.
Бергман нахмурился, но не стал возражать. Лишь глухо спросил:
— Это одежда, наверное, с убитого?
— Обойдемся без сантиментов. Одежда как одежда. Главное, она чистая, целая и… не с плеча убийцы.
Поручив Хайдарову опекать пленного, Ксендз направился в лагерный склад трофеев. Встретив там «генерал-кладовщика», как в шутку величали в отряде Варивона, попросил немедленно подыскать для Бергмана приличную гражданскую одежду, а эсэсовский мундир продезинфицировать, вычистить и наутро отдать ему, Сосновскому. А потом двинулся на поиски Колодяжного. Однако Кирилла в лагере не было. Хлопцы из первого взвода сообщили, что он разводит сторожевые посты.
— Очень прошу передать ему, пускай зайдет ко мне, когда вернется. Непременно!
У Ксендза всегда было до отказа всяких дел, начиная с изготовления оккупационных документов и кончая сбором разведданных. Но сегодня их столько накопилось, что он не знал, с чего начать. Подумал, принялся за составление развернутого разведдонесения. На «маяках» же за последнюю неделю набралось огромное множество новостей, требовавших немедленной обработки, систематизации, анализа. Из окрестных сел и местечек свои люди сообщали о ходе жатвы в общественных дворах и усилении паспортного режима на периферии, о новом продналоге и разгроме неизвестными мстителями молочной фермы возле села Крымок, о регистрации в крае всех частных велосипедов и появлении в Иванкове, Бышеве, Бородянке и Макарове казачьих эскадронов. Из всех этих фактов и фактиков нужно было безошибочно сделать выводы, которые помогли бы командованию отряда составить реальный план дальнейших боевых действий. Но не успел он взяться за перо, как за порогом или, точнее, за рогожей послышался нарочитый кашель.
— Вы, говорят, вызывали меня? — И в следующий миг нерешительно просунул голову Колодяжный.
— Да. Проходите, пожалуйста.
Высоченный, плотный, с развевающимся русым чубом, Кирилл как-то боком, согнувшись, продвинулся в землянку Сосновского, сразу заполнив ее собою.
— Садитесь, — пригласил его Ксендз, заметив, как неудобно и неуютно этому великану в тесном помещении. — Я хотел бы с вами посоветоваться кое о чем. Это правда, что вы когда-то хорошо водили машину?
— Да было… А что? — метнул он настороженный взгляд на нелюдимого, загадочного человека, которого неизвестно почему всегда побаивался.
— Просто хочу предложить снова сесть за руль.
— Да пропади оно пропадом! Этот руль мне анкету на всю жизнь испортил… Каждый пьяница так и норовит под колеса, а ты за это — в тюрьму. Зарекся я за руль садиться! До конца дней зарекся!
— М-да… — На лицо Ксендза легла тень грусти. — А я на вас так рассчитывал… Мне, видите ли, нужен решительный и бесстрашный напарник. И при этом — классный водитель авто…
— Вам лично? А для чего, если не секрет?
— Если я остановил свой выбор на вас, то какие же могут быть секреты? Есть необходимость повторить маневр Ефрема Одарчука на легковой машине, которую Заграва с Хайдаровым пригнали на отруб Мокрины.
Колодяжный зашмыгал носом, задвигался на сосновом чурбаке, а потом сорвал фуражку с головы и хлопнул ею о землю:
— Ну, если уж такое дело… Разве ж я что? Я согласен! Так уж и быть, согласен!..
— Тогда в путь-дорогу с Хайдаром к Мокрининому отрубу. Осмотрите профессиональным взглядом эту машину и под утро ждите меня на третьем «маяке»…
— Все ясно! Будет полнейший порядок! — по-мальчишечьи восторженно сверкнул глазами Колодяжный.
VI
Новенький «опель» легко выскочил по заросшему бурьяном проселку на лобастый пригорок, и Кирилл тотчас же увидел на понизовье, примыкающем к лесу, небольшое компактное село, которое выгнутой подковой облегало извилистую реку. Ничем не приметное, обыкновеннейшее полесское село, но в душу Кирилла неизвестно почему внезапно вкралась такая тревога, такое беспокойство, что он невольно притормозил машину. В семи селах побывал он уже сегодня, через добрый десяток дорожных патрульных постов проскочил, более полутораста километров намотал на пыльных дорогах, но нигде еще этот противный холодок, перемешанный с острой щемящей болью, не подступал так близко к сердцу.