«Вот к нему бы обратиться!.. — мелькнуло в голове Ксендза при воспоминании об этом. — Другого выхода нет!»
Обратиться… Но ведь Ксендз не знал ни имени, ни адреса этого врача. Хочешь не хочешь, а нужно было сначала найти Вухналя и обо всем расспросить. Только успеют ли они затемно и побывать в Ворсовке, и добраться до Малина? Да и согласится ли этот врач ехать за тридевять земель в леса, чтобы сделать хирургическую операцию раненому партизану? А если и согласится, то стоит ли ему показывать дорогу к Змиеву валу?.. Тысяча вопросов встала перед Ксендзом…
— Придется вам, Кирилл, и нынешнюю ночь промытариться в гестаповском лимузине. Так что собирайтесь с силами, дружище, — лишь во дворе старого Семенюты подал голос Сосновский.
— Если нужно, о чем же речь!.. К бессонным ночам нам не привыкать.
Разбудили подслеповатого Архипа, на скорую руку побрились перед дальней дорогой, умылись и переоделись в эсэсовские мундиры. Потом выкатили из сеновала «опель» и быстро исчезли в немой пуще ночи. Но как только они перескочили по насыпи через высохший лесной ручеек, Ксендз попросил остановить машину.
— Простите, дружище, но нам надлежало бы сначала детально обсудить свой маршрут. — Он вынул из планшета, расстелил у себя на коленях и осветил электрическим фонариком трофейную карту-двухверстку. — Утром при любых условиях мы должны быть в Малине, — ткнул он карандашом в темную россыпь причудливых квадратиков в верхнем углу карты. — Но перед этим нам нужно заскочить в село Ворсовку. Вот и давайте обмозгуем, по каким дорогам лучше туда доехать. Если бы могли напрямик… то отсюда не так уж и далеко до Ворсовки…
Перегнувшись через руль, Колодяжный придирчиво рассматривал загадочные черточки и извилины на немецкой карте.
— А что это за скопище штришков и точек? Леса, пески, болота?..
— Там вдоволь и лесов, и болот. А главное — Тетерев, Возня и Ирша отделяют нас от Малина.
— Медвежьи места, — вздохнул Кирилл. — Что касается меня, то я обходил бы их десятой дорогой. Засесть где-нибудь в песках или болотах — дело нехитрое. Когда только оттуда выберешься? А Данило ведь не может ждать…
— Вы правы, Кирилл. В самом деле, лучше по хорошей дороге отмахать лишнюю сотню километров, чем плестись на буксире у волов. Так что будем придерживаться вчерашнего курса!
С пригашенными фарами двинулись по уже знакомым просекам. Ехали медленно, можно сказать, на ощупь. Чтобы не заблудиться, каждый раз, прежде чем сделать поворот, останавливались, сверялись с картой и только после этого двигались дальше. Только на рассвете, миновав вырубку, выбрались на Житомирское шоссе и облегченно вздохнули: слава богу, бездорожье позади! Вытерли с машины пыль — и снова в дорогу.
— Теперь бы еще мост проскочить, и считай, мы на коне, — невольно вырвалось у Кирилла, когда они свернули с шоссе на Радомышль.
Сосновский понимал, почему беспокоится Колодяжный. Вчера они носились в основном по отдаленным селам, куда, собственно, оккупанты редко наведывались из-за бездорожья, а вот сегодня путь их проляжет через города Радомышль и Малин, где на постое расквартированы многочисленные вражеские гарнизоны. А там, хочешь не хочешь, придется, наверное, не раз иметь дело с военными патрулями. Честно говоря, он, Сосновский, и сам чувствовал себя не совсем уверенно в подобной ситуации: не осуществив заблаговременно глубокой разведки и не рассчитав каждый свой шаг заранее, бросился вот так в осиное гнездо очертя голову. Но ведь Данило… Разве мог он сейчас думать о собственной безопасности, когда под Змиевым валом в смертельных муках сгорал человек, который всем в отряде давно уже стал родным?
— Спокойствие, выдержка и вера в успех — это ныне основное и единственное наше оружие.
— А если нас остановят?
— И что из того? Патруль на мосту обязан останавливать всех. Главное — документы у нас подлинные, придраться не к чему. Единственная у меня к вам просьба: не вступайте с патрулем в разговоры или дискуссии. Пусть хоть небо разлетается вдребезги!.. Все, что нужно, я сам скажу.
— Ну а если все-таки придется? По непредвиденной причине?..
— Возьмите что-нибудь в рот или сделайте вид, что у вас болят зубы.
В этот миг как-то странно, будто захлебнувшись, хрипло чихнул мотор. Раз, второй, третий… И зловеще затих. По инерции машина прокатилась еще с полсотни шагов и остановилась на обочине, напротив колодца под столетними дубами. У Кирилла от недоброго предчувствия мурашки поползли по спине. Проверил стартер, наличие масла в картере, осмотрел электросвечи. Все было в порядке, а мотор не заводится.
— Ну вот и приехали! — выбравшись из кабины, саркастически улыбнулся Ксендз.
Колодяжный так и вспыхнул от этой улыбки:
— Ну зачем же вы так сразу? Вот прочищу карбюратор…
— Вы лучше сначала в бак загляните.
Кирилл обомлел от страшной догадки: неужели кончилось горючее? И сразу же вспомнил, что, сев за руль еще на Мокринином отрубе, он ни разу не заправлял машину, хотя только за вчерашний день намотал не одну сотню километров по бездорожью… Нажал пальцем на лапу ручного бензонасоса, и оттуда послышалось характерное для холостого хода всхлипывание.
— Ни капельки! — произнес как приговор. А потом в отчаянии треснул себя кулаком по лбу, — Эх, голова! И как это я вчера проморгал?
— Простите, а вы разве один были в кабине? Нет?.. Выходит, что мы оба дали маху. Значит, вдвоем и будем выпутываться из неприятности. Продержался бы только Данило… — Сосновский с тревогой взглянул на часы, потом окинул взором чистое, шелковисто-нежное утреннее небо и застыл у дороги в задумчивости.
— Витольд Станиславович, так что же будем делать? Данило ведь там…
— А что можно сделать в нашем положении? Нам остается лишь одно — ждать посторонней помощи.
И они ждали. Долго и терпеливо ждали. Уже вот-вот должно было выглянуть солнце, уже исчезли за горизонтом предрассветные сумерки, а радомышлянская дорога лежала пустынная, неразбуженная. Вокруг не тревоженные ветром и птичьим клекотом сладко досыпали леса, а на обочинах под щедрыми росами низко склонились травы. Над землей висела такая роскошная, такая непуганая тишина, что казалось, все живое нежилось в ней, как в купели. Лишь Ксендз и Колодяжный не замечали ничего — всеми своими помыслами они были далеко отсюда, в тесном, пропахшем лекарствами шалаше под Змиевым валом, где метался в лихорадке Данило Ляшенко.
— А вы, Кирилл, намотайте себе на ус это наше приключение. И тогда, когда будете гостить с «родичем» у защитников «нового порядка», которых мы вчера навестили… — покусывая какой-то стебелек, сказал Сосновский. — Ездить нам, наверное, и в дальнейшем придется много, следовательно, без горючего не обойтись. Так почему бы эти продажные души не подсобили нам еще и горючим?
— Дай боже, чтобы сегодня только все обошлось. Потом я целый бензосклад организовал бы при помощи этих полицаев, — не находил себе места Кирилл.
— А что ж, идея неплохая. Если каждый из наших «знакомых» да расщедрится хотя бы на бочку бензина, мы будем иметь хороший запас.
— Расщедрятся, куда же им деваться. Даю слово, завалю Лозовиков яр бочками с горючим.
Издали донесся еле слышный грохот. Машина? Прошла минута, может, и две, и вот из-за изгиба шоссе вынырнул крытый грузовик, похожий то ли на техническую помощь, то ли на передвижную радиостанцию.
— Ну, Кирилл, готовьте канистру и молите судьбу, чтобы шофер не оказался скупердяем.
Колодяжный бросился к багажнику, а Сосновский, небрежно подняв на уровень фуражки левую руку в темной кожаной перчатке, вразвалочку двинулся серединой шоссе навстречу грузовику. Водитель сразу же заметил его и еще издалека предостерегающе засигналил. Но Ксендз и не подумал сходить на обочину. Когда расстояние до грузовика сократилось примерно до сотни метров, дверца кабины вдруг открылась и оттуда высунулся какой-то военный чин в островерхой эсэсовской фуражке.
— С дороги! С дороги! — стоя на подножке, энергично замахал он зажатым в руке пистолетом.
«Да я же тебя как бога жду! Остановись на минутку!» — показывая на свой «опель», выразительно подавал Сосновский знаки.
Но грузовик мчался по середине мостовой, не сбавляя скорости. Однако и Сосновский не сходил с дороги. Похоже было, что между ним и водителем завязался незримый поединок: кто кого. Первым не выдержал шофер. В нескольких шагах от Сосновского он круто бросил машину в сторону и, заметив перед самыми колесами глубокий кювет, поросший донником, изо всех сил нажал на тормоза. И тут произошло то, чего, разумеется, никто заранее не мог предвидеть. От резкой остановки машины эсэсовец, торчавший на подножке, будто катапультой, был выброшен на мостовую. Падая, он, видимо, непроизвольно нажал на курок пистолета. Грохнул выстрел.
Из кузова машины в один миг выпрыгнули двое здоровенных эсэсовцев с автоматами на изготовку. Но не успели они взять в толк, что к чему, как их тут же уложил наповал короткой очередью Кирилл Колодяжный, решивший, что сбили Сосновского. Не помня себя от отчаяния и горя, он в следующий миг вогнал несколько пуль и в колченогого шофера, который, почуяв неладное, рванул было в сторону леса, сплошной стеной подступавшего к дороге.
— Что же ты, дурной, наделал? — подскочил к нему побледневший Ксендз. — Кто разрешил стрелять?
— Так они же… Я ведь думал, что они вас… Слава богу, что все так вышло! — Не скрывая радости, Кирилл как-то странно, словно с недоверием, осматривал Ксендза.
Тот лишь сплюнул с досады и изо всех сил кинулся к эсэсовскому чину, который корчился на отполированных до блеска дорожных камнях.
— Что все это означает, герр гауптштурмфюрер? — весь в пыли, с залитым кровью лицом, прохрипел эсэсовец, силясь подняться на ноги. — Что это означает, я вас спрашиваю? — И крепко выругался. Но Ксендз еще и сам не мог до конца понять, что же тут произошло. Останавливая грузовик, он не имел ни малейшего намерения ввязываться в какую бы то ни было вооруженную стычку. — За самоуправство вы дорого заплатите, гауптштурмфюрер, — хрипел эсэсовец на мостовой, очумевший от боли и ярости. — Вас, поднявших руку на команду спецмашины четвер