Кирилл выхватил из нагрудного кармана врученный Ксендзом носовой батистовый платочек с вышитыми на уголке двумя латинскими буквами, взмахнул им над головой и спокойно направился к окну.
— Мы вот нашли на улице… Не ваш, случайно?
Все еще не высовываясь в окно, Крайнюк схватил пятерней поданную Кириллом находку и скрылся в темной пустоте комнаты. А через несколько минут появился на крыльце с подобострастной улыбкой:
— Хе-хе… да, мы имеем доподлинно такой же платочек. Вы, знатца, оттуда?
— Вам еще нужны какие-нибудь рекомендации? — прервал его Колодяжный. — Ворон ворону глаз не выклюет!
— Ну да, ну да… И чего же вы хотели бы от меня?
— Ничего особенного. Прежде всего нам нужно где-нибудь выспаться, передневать.
— Дело в самом деле малостоящее. Считайте, чердак в вашем распоряжении. Поставьте только в коровник лошадок, прибросайте вон сенцом бричку, и, как говорится, спокойной ночи… Хотя, конечно, годилось бы сначала вас чем-нибудь угостить, но, извините на слове, сейчас нечем. Пока вы сюда да туда, старуха что-нибудь приготовит на завтрак…
— С завтраком обойдется. Нам бы сначала отдохнуть. Правда, хлопцы?
Те молча закивали.
— Ну так слышали, что нужно сделать? Ты, Гриц, давай-ка на выгон. Направь сюда Мансура, а сам подожди Пилипа с Великим Иваном. Ясно?
— Как день божий! — ответил Маршуба бодро. — А со Степаном я могу заступить на пост?
— Если имеет такую охоту… Что ж, пускай привыкает!
Пока партизаны распрягали норовистых дембовских рысаков да маскировали сеном возле дровяника бричку, Кирилл взял под локоть пекаревского старосту и повел его в отдаленный угол подворья к колодцу.
— Ну, докладывай, что тут у вас слышно?
— Эх-хе, хорошего мало, — тяжело вздохнул тот. — Снова партизаны объявились. Сюда, правда, хвала богу, не наведывались, но позавчера в Песковке скирды немолоченого хлеба сожгли, а вчера… говорят, вчера в Белой Кринице ландвирта гебитового повесили. Вот такие, как видите, у нас новости…
«Наверное, это все тот же Цымбал немчуре понемногу кровь пускает, — решил Колодяжный. — Нужно как можно скорее встретиться с ним!»
— А разве не догадываешься, почему мы здесь в такую неспокойную пору появились?
— Да почему же, ваш начальник со мной толковал…
— Вот он и прислал нас к тебе за помощью. Нужно хотя бы с полтонны бензина. Считай, это просьба самого гауптштурмфюрера!
Засопел, затоптался на месте Крайнюк. Разумеется, в Пекарях, где не было ни одной машины, ни одного механизма, давно бензином и не пахло. И если Кирилл и завел об этом речь, то просто так, не надеясь на успех. Но, к его превеликому удивлению, Крайнюк, помолчав немного, сказал:
— Н-да, задали вы мне задачку… Да если уж это просил сам штурмфюрер, достану. У словаков, слышал я от людей, за яйца и масло тайком можно выменять. Правда, полтонны не так легко по дорогам провезти, но что-нибудь придумаем… Вам когда бензинчик потребуется?
— Да хотя бы завтра!
— Ну, про завтра не может быть и речи, а за неделю достану. Если пообещал, точно достану!
Вдруг с улицы донесся глухой топот. Кирилл выглянул через штакетник — от поворота из сизых сумерек выплывала подвода. Он сразу же узнал кобылу Кравца и облегченно вздохнул: выходит, как в песне поется, собрались все бурлаки в одной хате…
— Это мои хлопцы, — промолвил Кирилл, заметив встревоженный взгляд Крайнюка. — Кстати, имею еще к тебе просьбу: отправь эту подводу сегодня горобиевскому старосте.
Крайнюк сначала удивленно захлопал глазами, а потом раскумекал, что к чему, хитро подмигнул:
— Об этом не беспокойтесь, отправим. Вот разбужу внука, и отправим. Пускай даже во двор не заезжает, — и мелкой трусцой направился в хату.
Кирилл заторопился к воротам. Схватил кобылу за уздечку, когда подвода приблизилась вплотную, бросил весело:
— А ну, высыпайся с воза! — Когда Хайдаров, Маршуба и Квачило вошли во двор, он обратился к Пилипу Гончаруку: — Как поездка?
— Обошлось без приключений. Харч Чудину передали.
— Спасибо вам за доброе дело. А сейчас — умываться и спать!
Солнце вот-вот должно было выглянуть из-за видневшегося в отдалении леса, когда партизаны, напившись воды из колодца и смыв с лиц пыль лесного бездорожья, забрались на просторный чердак Крайнюковой хаты и, зарывшись в шелковистое луговое сено, уснули, как младенцы. И не слышали они, как Крайнюков внук прогромыхал, торопясь в Горобии, как зазвенело, зашипело, забулькало внизу на кухне, где жена Крайнюка готовила обед. Проснулись лишь тогда, когда Яков Новохатский, находившийся в дозоре, заскочил в сени и еще с лестницы крикнул во весь голос:
— Вставайте, пожар! Церковь горит!..
— Какая церковь? Почему горит? — Спросонок Кирилл не мог понять, что это за шум где-то неподалеку, зачем кто-то непрерывно ударяет по металлу.
— А бес ее знает, чего горит! Поджег, наверное, кто-то…
«Поджег?.. А кому это так мешала пекаревская церквушка? — удивился Кирилл. Но вдруг его кольнуло от недоброй догадки. — А вдруг это условный сигнал? Что, если кто-нибудь из полицаев заметил нас в селе и таким вот образом дает знать карателям, что в Пекарях партизаны?..»
— Хлопцы, на выход! — Он первым кинулся к проему.
— Но ведь на дворе день, людей полно всюду… — рассудительно, как всегда, промолвил Новохатский.
Да, выезжать из Пекарей среди бела дня опасно. Однако во сто крат опаснее было остаться здесь. Сюда ведь непременно вскоре наедут жандармы и полицаи из гебитскомиссариата, начнут докапываться, что за злоумышленники подняли руку на божий дом. И если кто-нибудь укажет на Крайнюкову хату… Нет-нет, любой ценой нужно вырваться из этой западни!
Как только они спустились в сени, встретили там Крайнюка, бледного как смерть:
— Ну вот и у нас началось! Слыхали, что сделали?.. Это они, точно они!..
Но сейчас у Колодяжного не было времени цацкаться с каким-то Крайнюком:
— А ну не распускать нюни! Ты вот что, Крайнюк, бери ведра и катай на пожар. Твое место сейчас там, среди людей. А мы… И духу нашего здесь не будет! Но ты не забудь про обещание — бензин за тобой! Вскоре еще нагрянем.
Когда Крайнюк, схватив в углу ведро, выбежал во двор, Кирилл вдруг захохотал:
— Что, ребята, вскочили в котел с кипятком? Выше носы, выберемся!.. Мансур, ты выводишь группу через огороды в лес. Пока тут неразбериха, можно незаметно выскользнуть из села. Мы с Пилипом постараемся проскочить на подводе. Сбор группы — через час вон на той опушке. Все ясно?.. Ну, тогда — вперед!
Шестеро следом за Мансуром, пригибаясь к земле, кинулись из сеней и тут же исчезли в зеленых зарослях огородов. Вслед им только печально покачивали головами высокие подсолнухи.
X
— Павло, Павло, взгляни-ка сюда!.. — Антон Рябой нетерпеливо дергал за рукав эсэсовского кителя Проскуру, лежащего рядом с Тимофеем Ярошем.
Тот мигом вскочил, приник к смотровой щели «секрета», совсем недавно устроенного здесь, над лесной ложбиной, под кучей сваленного неизвестно кем, уже начисто прогнившего и заросшего жалящей крапивой сушняка. Поодаль, внизу, на дне ложбины, где еще неделю назад журчал ручеек, увидел женщину, присевшую в пожухлом травостое.
— Тьфу, бесстыдник! Нашел, на что буркалы пялить…
— Нет, ты посмотри на нее!
Лишь после этого Проскура заметил, что женщина опустилась на четвереньки возле того места, где еще недавно была небольшая котловина, которую они засыпали суглинком, когда рыли на этом пригорке «секрет».
— Как она там оказалась? — спросил Проскура у Рябого, который должен был идти в наблюдение за едва приметной отсюда дорогой, извивавшейся на той стороне небольшого оврага между столетними соснами, простираясь до торного Ивановского тракта.
— С тракта пришла.
— В самом деле, чего это она там рыскает? — Уже и Ярош следил за нею из-за спин своих напарников.
Но вот женщина поднялась на ноги, осторожно оглянулась, потом что-то спрятала за пазуху, отряхнула широкую складчатую юбку и, повесив на руку небольшую плетеную корзину, побрела наискось вдоль пологого склона. Побрела неторопливо, разгребая перед собой палкой высохшие на солнце листы папоротника. Со стороны могло показаться, что она потеряла здесь какую-то вещь.
В другой раз «секретчики», возможно, и не обратили бы на нее внимания, но после происшествия, случившегося с группой Дришпака в тетеревском секторе наблюдений, насторожились. А случилось с дришпаковцами вот что. После трехсуточного дежурства в «секрете» они, дождавшись смены, возвращались в лагерь в предвечернюю пору. Возле урочища Медвежий Ток, славившегося буйным малинником, кто-то из партизан предложил собрать для полковника Ляшенко диких ягод. Разумеется, Дришпак не стал возражать, хотя предусмотрительно отпустил только двух спутников, а с остальными стал ждать на лесной полянке. И вот когда те двое вошли в малинник, они наткнулись там на небритого, кряжистого человека в изодранной, вылинявшей красноармейской одежде. Увидев вооруженных людей, незнакомец не стал убегать, а, наоборот, со слезами бросился к ним. И хотя они ни о чем его не спрашивали, он тут же сообщил, что является командиром Красной Армии, подполковником, недавно вырвался из немецкого плена и теперь блуждает, голодный и измученный, в поисках партизан.
Дришпаковцы, конечно, не стали представляться, кто они и откуда, а отвели загадочного подполковника к своему командиру. И тут произошло невероятное. Увидев Дришпака в эсэсовском мундире (а он, кстати, после победного боя на Тали никогда не снимал трофейной одежды), «пленный» будто остолбенел. А когда услышал: «А ну, рассказывай, откуда идешь и кого ищешь?» — и окончательно понял, чем может закончиться эта встреча с вооруженными людьми под командой эсэсовского шарфюрера, заявил, что никакой он не подполковник и, разумеется, не пленный, а тайный агент службы безопасности киевского генерал-комиссариата. И в подтверждение вытащил из воротника гимнастерки кремовый лоскутик шелковой ткани с немецким текстом и печатью. Гестаповского