Разговор, собственно, был завершен, однако двое однополчан сидели, опершись спинами о ствол яблони, и никому из них не хотелось уходить отсюда. Но вот Шмат заметил слегка побледневший на востоке небосклон и решительно встал.
— Скоро рассвет. Мне пора, Михал.
— Понимаю, друже, хотя, как не перед добром, не хочется тебя отпускать… — Гайдаш тоже встал и вдруг посуровел, стал грустным. — Значит, я действую по разработанному здесь плану. Но как я смогу сообщить, что свою часть операции завершил? И вообще об обстановке…
— Дорога к месту нашего базирования наглухо закрыта для кого бы то ни было. Нам тоже нежелательно часто наведываться сюда. Вот и получается, что лучше всего общаться нам при помощи секретной почты. Где ее устроить? Да хотя бы и в этой яблоне. Скажем, записка в пустой бутылке остается под корнем в замаскированной выемке. Понятно?
— Ты, как я вижу, уже профессором стал в этих делах…
— Беда научит… А сейчас — до лучших встреч, Михал!
— До лучших, Ян!
И они по-мужски крепко обнялись.
XIX
…За ложбиной, покрытой островками купины, с пересохшим болотом, на облысевшем, исхлестанном ветрами пригорке, за которым на фоне прояснившегося неба темной щербатой мережкой уже проступала вдали опушка, Семен Синило внезапно резко осадил коня, загарцевал на месте со зловещей улыбкой на устах. Его трясла лихорадка, он истекал потом и никак не мог оторвать взгляд от горизонта, где полыхал, конвульсивно мечась, огромный, на полнеба, пожар. Партизаны, едва успевавшие за ним, тоже остановились и засмотрелись на красное зарево, отблески которого отражались на их разгоряченных, запыленных лицах.
— Так как, братва, хорошую свечу поставили за упокой немецкого аэродрома?
— Лучшей, наверное, и не придумать! — последовало в ответ. — Смотри, сейчас и в Киеве светлее стало… Почаще бы такие свечки немчуре ставить!..
Из конца колонны послышался нетерпеливый голос Матвея Довгаля:
— Чего стали? Чего остановились? А ну вперед! Скорее вперед!
Шутливо гейкнув, Семен огрел своего коня нагайкой и, приникнув грудью к гриве, первым рванул к таинственно-хмурым зазубринам на горизонте. За ним — весь взвод, поднимая позади себя песчанистую пыль. Достигнув леса, довгалевцы устремились в густые заросли, разрывая на себе одежду. Не впервой им пробираться через такие вот непролазные чащи, немало уже слепых дорог измерили они под звездами, но, кажется, с таким облегчением, даже с подъемом, не возвращались они в лагерь. Потому что возвращались не после какого-нибудь там налета на полицейское логово или вражеский склад, а с настоящей, самостоятельно осуществленной их взводом боевой операции, которую сначала планировали свершить всем отрядом…
Несколько недель назад людям Ксендза удалось узнать, что неподалеку от Коростеня, в глухом месте между двумя лесными массивами, фашисты в спешном порядке сооружают какой-то важный военный объект. Об этом строительстве среди населения ходило много разных слухов, но никто наверняка не мог сказать, что же все-таки там возводится: полигон, подземные склады или, может, аэродром? Известно было лишь то, что зона строительства тщательно охраняется, жители всех окрестных хуторов в радиусе нескольких километров еще весной неизвестно куда высланы и, что самое удивительное, даже немецким солдатам и офицерам без специальных пропусков дорога туда закрыта. Ясное дело, на разведку загадочного объекта командир отряда снарядил специальную группу во главе с Семеном Синило, который перед войной служил в Коростенском укрепрайоне и отменно знал тамошнюю местность.
Более недели утюжили спутники Синило запавшими животами пыльные супески перед двумя рядами колючей ограды, которыми был опоясан со всех сторон район строительства. Сделав подкоп, они проникли в запретную зону, однако возвратились в отряд, можно сказать, с пустыми руками. Точно удалось установить лишь то, что равнинную, почти трехкилометровую, полосу, затиснутую с двух сторон лесами, интенсивно разравнивают бульдозерами и скреперами немецкие специалисты, в зону днем и ночью завозятся по наспех проложенной от железной дороги ветке разные строительные материалы, арматура, цистерны с горючим. Синило высказал догадку: под Коростенем гитлеровцы сооружают аэродром. И предложил, не дожидаясь, пока строительство будет полностью завершено, а следовательно, и значительно усилена охрана, немедленно учинить на этот объект налет, вывести из строя землеройную технику, сжечь бензохранилище и все существующие сооружения, беспощадно прочесать огненным гребнем строительных спецов из фатерлянда.
Конечно, предложение Семена Синило заслуживало самого пристального внимания, однако Артем с Ляшенко, поразмыслив, не приняли его. Отряд к тому времени уже завершал последние приготовления к операции в Пуще-Водице, и они не стали откладывать так всеми ожидаемого похода под Киев. И все же категорически «Огненный гребень» (так условно была названа предлагаемая Синило операция) не отбросили. По их замыслу, целесообразнее всего было бы совершить налет на секретный объект вскоре после возвращения из-под Киева, чтобы отвлечь внимание фашистов от Змиева вала, пустить их по ложному следу. Но после всех приключений, выпавших на их долю на обратном пути от Пущи-Водицы, в первую неделю о молниеносном рейде под Коростень не могло быть и речи. Отряд залечивал раны, отпаривал мозоли, вживался в новую обстановку и ежедневно готовился к новым битвам.
— Жаль, какую добычу из рук выпускаем, — при первом же удобном случае непременно напоминал Довгаль командирам о существовании таинственного строительства под Коростенем. — Неужели у нас такие короткие руки, что мы не можем разворошить осиное гнездо? Да поручили бы это дело моему взводу… Пока немчура окончательно не вымостила себе там насест, мои хлопцы как пить дать свечу ей в головах поставили бы!
Артем хорошо понимал, почему Довгалю не дает покоя этот загадочный объект под Коростенем. Всегда как-то так получалось, что в отряде первый взвод был вне конкуренции, а его командира считали настоящим героем. Заграве чаще доверяли рискованные боевые операции, на его долю выпадало больше лавров победителя. Что же касалось Матвея Довгаля, то он со своим взводом вечно оставался в тени, так сказать, на второстепенных ролях. От природы Матвей был человеком гордым, честолюбивым, он тяжело переживал, что всегда плетется в хвосте, не может сравняться с Загравой. И хотя никогда этого, разумеется, не проявлял при людях, однако тайком вынашивал надежду, что в один прекрасный день все изменится к лучшему, он делом сможет доказать: не только Заграва мастак звезды с неба хватать, он, Матвей, тоже не лыком шит. И когда помощники Ксендза принесли весть о засекреченном строительстве под Коростенем, Довгаль втайне твердо решил: я, и только я, со своими хлопцами должен уничтожить это логово!
В конце концов Довгаль все-таки добился своего: разгром загадочного коростенского объекта командование доверило совершить второму взводу. Правда, операцию «Огненный гребень» готовил весь отряд. По просьбе Ксендза подпольщики Коростенщины вычертили схему засекреченного строительства, изучили систему охраны запретной зоны и все наличные силы врага. Словаки специально раздобыли несколько ящиков патронов с зажигательными пулями, а павлюковцы спешно изготовили полтора десятка мощных мин. Кроме того, Синило вместе с Довгалем и группой сопровождения еще раз наведались к объекту, наметили самые лучшие пути подхода к нему, определили места подкопов и партизанских засад. И только после того, как все собранные сведения были изучены и проанализированы, когда план операции в деталях был разработан и утвержден, командиры решились доверить исполнение своего замысла второму взводу.
Конечно, в их решении был определенный риск (ведь подобные операции еще несколько месяцев назад были не под силу всему их отряду!), но Артем с Ляшенко и Ксендзом сознательно шли на это, стремясь дать возможность Довгалю и его подчиненным проявить себя в деле, обрести боевой опыт, уверенность в собственных силах.
К операции взвод Довгаля приступал как-то буднично, незаметно. Не было ни общего сбора отряда, ни речей и пожеланий, всяческих там напутствий и торжественных заверений. Просто в назначенное время довгалевцы без шума и суеты упаковали и сложили на возах боевое снаряжение, трехдневный запас харчей, тщательно проверили личное оружие, а потом пообедали из общего котла и в предвечерье тронулись в дорогу. Тихо, скромно, без лишних слов, будто отправлялись на ярмарку. На самом же деле сердца довгалевцев не вмещали всех тревог и переживаний. Каждый хорошо понимал, что для их взвода настал самый суровый экзамен на зрелость, что без победы не будет им сюда возврата. А выйти победителем в такой операции… Перед ними, мизерной горсткой мстителей, был почти неприступный бастион, плотно окруженный колючими проводами, смотровыми башнями, тайной сигнализацией, замаскированными минными полями, сотнями солдатских штыков. Единственное, на что рассчитывали командиры, — это внезапность налета и боевая выучка партизан.
Как потом выяснилось, расчеты их были правильными. Охрана сооружаемого объекта не ожидала, что кто-то может отважиться брать приступом такую цитадель. Мины ведь, сигнализация, проволочное заграждение… Но не напрасно столько бессонных ночей провели над разработкой плана этой операции командиры, не напрасно Семен Синило на локтях несколько раз исползал район строительства. Без особых трудностей он выследил на секретной тропинке между минными полями и умело ликвидировал походный наружный патруль. Проскурины копатели мгновенно пробили под колючими проводами «коридор», и партизаны, оставив за проводами подводы и группу прикрытия, незаметно проникли в запретную зону. Но самое удивительное, что там они не обнаружили внутренней охраны. Даже возле машинного парка только что возведенных авиационных ангаров и врытых в землю гигантских чанов с горючим не было стационарных сторожевых постов. Правда, часовые на вышках время от времени освещали все эти объекты прожекторами, но это нисколько не помешало довгалевцам заложить где нужно мины и занять исходные позиции для атаки.