— Ставка Гитлера? На Украине?! О чем вы говорите?
— Я всего лишь повторяю письменное показание Бергмана. Он клянется, что где-то в лесах под Винницей существует бетонированное подземелье под кодовым названием «Вервольф», где якобы и сейчас пребывает этот коричневый гад с высоким генералитетом. Так вот я и говорю: больше месяца мы держим его у себя, а ведь его место давно в Москве, в нашем Генштабе. Только как такую цацу туда переправить? Хотел было направить его пешком с группой сопровождения, но не стал рисковать. Слишком уж ценный фрукт! Решили подержать на партизанских харчах до лучших времен.
— Правильно решили! Берегите его, а мы прикинем, как перебросить его за линию фронта.
Вот так за беседой и не заметили они, как опустилось за горизонт солнце. Лишь когда густые сумерки налегли на лес, Пироговский спохватился. Ему уже пора было собираться в обратный путь, чтобы до утра добраться в город.
— Ну, а в заключение давайте договоримся о том, как будем поддерживать связь между собой. Думаю, лично нам не придется часто встречаться. Лишь в случае крайней необходимости! Но поддерживать деловые связи будем постоянно. Для этого предлагаю использовать два канала. В обычных случаях будем пользоваться «почтой», для которой хотя бы и на этом пепелище можно оборудовать тайник. А когда нужно будет оперативно решить какой-либо вопрос… Есть у нас в Тетереве свой человек, на железнодорожной станции работает. В случае чего будете обращаться прямо к нему. Он сумеет в считанные часы передать нам все, что необходимо…
— Что ж, такой план принимается. Нам бы только хотелось… Ну, для координации действий направьте в наш штаб своего постоянного представителя…
— Направим. Думаю, недельки через полторы нам нужно будет встретиться снова. За это время проанализируем положение, свои возможности и соберемся, чтобы наметить конкретный план совместных действий по выполнению директивы ЦК КП(б)У. Встретимся здесь, а когда именно, условимся при помощи «почты»…
И вот настала минута прощания. Они пожали друг другу руки и застыли в нерешительности. Ни один из них не решался первым выпустить руку товарища. Обоим ведь так не хотелось, чтобы заканчивалась эта встреча, которая должна была изменить всю их жизнь. А может, где-то в глубинах подсознания они интуитивно чувствовали, что это последние их совместно проведенные минуты, что им никогда уже больше не придется встретиться…
XXII
«Выслали на ярмарку подводу. Готовьте обед для извозчика…»
В который уж раз перечитывал Ксендз доставленную на рассвете курьером с Житомирского шоссе шифрованную директиву для «родича», но так до конца и не мог постичь ее тайного смысла. Конечно, для него не составляло никаких трудностей понять, что фашистская разведка, убедившись в успешном проникновении «родича» в партизанскую среду, отважилась послать в отряд нового агента. Но что конкретно могло обозначать вот это — «Готовьте обед для извозчика…»? Кто этот таинственный «извозчик» — курьер, разведчик, террорист? Каким образом он надеется проскользнуть на «ярмарку»?..
«Выслали на ярмарку подводу. Готовьте обед для извозчика…»
Дрожа от бессильной ярости, Ксендз сердито сверлил хмурым взглядом неказистый лоскуток серой жесткой бумаги, на которой были начертаны простым карандашом каракули — эти восемь загадочных слов. Несмотря на жгучую резь в глазах, Ксендз все смотрел и смотрел в бумажечку, пока она куда-то не исчезла, не расплылась и среди серебристого тумана осталась только ровненькая шеренга из восьми слов. Но вот и она внезапно поломалась, слова, будто прорвав незримое заграждение, рассыпались в разные стороны, задрожали, завертелись и неожиданно начали распутываться, выравниваться в темные упругие прутики.
Ксендз закрыл ладонями утомленные глаза, некоторое время сидел, углубившись во мрак, а потом наугад шагнул к выходу и приказал дежурному по лагерю немедленно привести Квачило. А когда тот через считанные минуты бочком протиснулся в землянку, молча протянул ему куцее гестаповское послание.
Квачило равнодушным взглядом скользнул по записке и сразу же положил ее на стол, будто она вовсе его не касалась.
— Что на это скажете? — раздраженный его дерзким молчанием, резко спросил Ксендз.
«Родич» недовольно стиснул синюшные губы, посопел, потом выдавил:
— Скажу одно: капитан Петерс из «Виртшафта» поверил моему последнему донесению под вашу диктовку. Если посылает сюда еще одного кандидата на виселицу, то, значит, поверил…
— И кто же он, этот «извозчик»?
— Об этом вам лучше бы спросить у капитана Петерса. Лично я пока с ним не знаком.
С первой встречи возненавидел Ксендз этого неуклюжего, внешне словно бы сонного, затаенно циничного увальня, из которого всегда приходится вытаскивать буквально по слову даже самые элементарные показания, однако не мог не отметить, что спецы из «Виртшафта» хорошо выдрессировали его — лишнего такой не сболтнет.
— По-моему, кто-то из нас спутал слепую нору с бункером «виртшафтского» подразделения, — чеканя каждый слог, начал Ксендз. — Может, мне напомнить чью-то слезную просьбу «не выводить из игры»?.. Так вот, вы глубоко ошибаетесь, если считаете, что я вызвал вас сюда ради того, чтобы полюбоваться вашими остротами. Я хочу слышать ваш вариант расшифровки депеши из Киева!
— В ней говорится, что центр направил в ваш отряд своего полномочного агента, которому я должен во всем безоговорочно подчиняться, — сменил вдруг тон «родич». — Передо мной поставлена задача непременно встретить «извозчика» в лагере…
Такой ответ вполне устраивал Ксендза. Единственное его настораживало: почему спецы «Виртшафта» ставят перед Квачило явно непосильную задачу, настаивая встретить «извозчика» именно в лагере? Как и любого из партизан, командование могло в любой момент послать его в рейд или на боевую операцию. Об этом без всяких околичностей он и спросил Квачило.
— Но разве же это такое сложное дело — оставаться некоторое время в лагере? — впервые за время всех их встреч улыбнулся «родич». — Я легко перехитрил бы вас. Ну, скажем, ногу сломал или руку тяжело ранил… С кем такое не случается?
Ксендз лишь головой покачал: нет, этот «родич» явно не последний проходимец в бандитской семейке «Виртшафта»!
— А что означает на вашем жаргоне «обед»?
— Это своего рода пароль. Капитан Петерс дает понять, что наша встреча с «извозчиком» должна состояться во время обеда…
Ксендз не очень поверил этому объяснению, однако, поскольку не мог сейчас проверить, правду говорит Квачило или врет, оставил разговор.
— Как вы думаете, когда «извозчик» может здесь появиться? — спросил он после длительной паузы.
— Да он и сам этого знать не может. Когда удастся, тогда и появится.
— А может такое быть, что он уже в отряде?
— Все может быть.
— Так как же вы его здесь встретите, если не сможете узнать?
— Мне нет ни малейшей необходимости его узнавать. Это он должен меня узнать…
— Что вы будете отвечать своим хозяевам? Кстати, не забудьте им напомнить о Настусе.
Квачило неопределенно пожал плечами и бросил пренебрежительно:
— Нечего мне им писать сейчас. Мое дело тихонько сидеть и ждать «извозчика». А лишнее напоминание о Настусе может их только насторожить…
Мысленно Ксендз согласился с Квачило: лишнее напоминание, безусловно, насторожит эсэсовцев. Они и не подумают освобождать девушку, пока не получат от «извозчика» донесения о встрече с «родичем» в партизанском лагере. А как устроить им эту встречу, чтобы «извозчик» ничего не заподозрил? Как выявить его канал связи с «Виртшафтом»? Как вынудить его немедленно приступить к работе на нас?.. Гудит, идет кругом голова от невеселых мыслей у Витольда Станиславовича. И огорчительнее всего, что не у кого ему спросить совета. К операции с «родичем» все командиры с самого начала отнеслись отрицательно и лишь из уважения к нему, Ксендзу, дали свое согласие. Следовательно, теперь он сам должен расхлебывать кашу, которую заварил.
«Готовьте обед для извозчика… Передо мной поставлена задача непременно встретить «извозчика» в лагере… Наша встреча должна произойти, во время обеда… Я легко перехитрил бы вас. Ногу, скажем, сломал бы или…» — будто кадры киноленты, проносились в его памяти чужие фразы, чужие мысли, из которых он стремился сделать единственно правильный вывод. Вот он поднял на Квачило прояснившиеся, наполненные радостью глаза и сказал многозначительно:
— Что ж, вы имеете возможность и «обед» для «извозчика» приготовить, и встретить его в лагере…
Потом выглянул за дверь, бросил дежурному:
— Немедленно врача ко мне! И товарища Варивона попрошу!
Первой не вошла в пещеру, а влетела крайне удивленная вызовом Клава.
— Необычную просьбу имею к вам, доктор, — Ксендз не дал ей слова сказать. — Можете взять в гипс всю ногу вот этому пациенту? Ему, видите ли, крайне необходимо примерно с недельку на кухне неотлучно потрудиться, а поскольку здоровому человеку не к лицу там ошиваться, так сделайте его для отвода глаз временным инвалидом.
Клава попыталась было возмутиться, но Ксендз не очень деликатно прервал ее:
— Если хотите, это — приказ, доктор. И вы обязаны выполнить его самым добросовестным образом и без проволочек! Ясно? Тогда ведите в госпиталь пациента и приступайте к работе.
Следом за Квачило выбрался на свежий воздух и Витольд Станиславович. У входа его уже ждал вечно чем-то озабоченный комендант лагеря. Он сделал шаг навстречу, но ни о чем не спросил.
— Вот какое дело, уважаемый. Видите этого типа, который побрел за Клавой? Присмотритесь внимательно и запомните. Отныне он должен неотлучно находиться на кухне. Перед этим Клава загипсует ему ногу, чтобы он случайно не удрал, и пускай заступает в наряд. Вы, конечно, дайте ему какую-нибудь работу, чтобы он зря харчи не ел, и не спускайте с него глаз ни днем ни ночью.
— Приманка, значит, для кого-то? — сразу же обо всем догадался Варивон.