— Да, нам нужно установить, кто выйдет с ним на связь. Во что бы то ни стало!
— Что ж, сделаем, как приказано!
Ксендз в этом нисколько и не сомневался. В отряде давно уже знали: все, за что только берется Варивон, будет сделано своевременно и добротно. Поэтому он, чтобы размять мышцы, прошелся вдоль Змиева вала, над которым уже успел затихнуть утренний лагерный клекот, а потом с легким сердцем возвратился в свою пещеру, имея твердое намерение заняться неотложными делами. Только с чего же начинать?
Всегда в таких случаях он непременно принимался за самое главное. А самым главным сейчас, бесспорно, была подготовка к боевой операции «Волосожар». О свершении этой операции Ксендз мечтал давно, обдумывал тайком разные ее варианты, но только после возвращения Артема с хутора Стасюка, где у того состоялась продолжительная беседа с руководителем киевского подполья, отряд начал тщательно готовиться к молниеносному рейду под Иванков. Там еще со средины лета развернулось строительство нового большого моста через Тетерев, для чего из Киева и Чернобыля согнали свыше шестисот советских военнопленных. План операции заключался в том, чтобы не только сорвать строительство, уничтожить склады стройматериалов, но (и это самое главное!) освободить узников, вывести их в леса и создать из числа добровольцев новый партизанский отряд. Разумеется, подготовка к такому рейду — дело непростое, от всех в отряде оно требовало предельного напряжения сил, но первую скрипку, конечно, играли разведчики. От того, какой они соберут «урожай» на месте будущего сражения, в конечном счете зависел успех или неуспех операции.
Несколько дней назад Ксендз направил в Иванков ударную группу своих подручных и сегодня уже имел первые донесения. Какой-то особенной информации в них, правда, не было, кроме разве сообщения, что в городке обнаружен совсем недавно прибывший на постой эскадрон казаков. Возможно, это событие и не привлекло бы его внимания, если бы свои люди не сообщали из Бородянки, Макарова, Бышева, Брусилова, Розважева, что и там появились эскадроны казаков под командованием немецких офицеров. Ксендз сразу же понял — фашисты готовят глобальную антипартизанскую операцию. Сначала они нашпиговали окрестные лесные массивы «грибниками», «базарниками», «собирателями дров», «беглецами из лагерей», чтобы с их помощью нащупать место пребывания партизан, а когда приблизительно определили бассейн их базирования, потихоньку начали окружать его гарнизонами маневренных казачьих подразделений. При других обстоятельствах Ксендз немедленно направил бы своих лучших разведчиков в Бородянку, Макаров, Бышев, Брусилов, Розважев, чтобы точно установить, кто эти казаки, откуда и с какой целью прибыли в район. Только сегодня все его помыслы поглотило другое, пусть и не более сложное, но интригующее и загадочное дело: на Киевщине появился не то кавалерийский рейдовый отряд, не то усиленный конной группой авангард партизанского соединения генерала Калашника. Ровно неделю назад местные патриоты в Бобрице впервые сообщили о налете неизвестных партизан средь бела дня на их село. Затем подобные сообщения поступили из Загорья, Малютинца. Как ни странно, но Ксендз на первых порах не придал этим донесениям особого значения, считая не очень разумными действия местных антифашистов. Но когда «почтальоны» отряда начали буквально каждую ночь приносить известия о стремительном рейде по пригородным селам дерзких смельчаков, он насторожился. Однако никто из его многочисленных помощников не мог с уверенностью сказать, кто эти люди, откуда они взялись под Киевом, куда путь держат. Доподлинно было известно только то, что загадочные партизаны повсюду разгоняют оккупационные власти, созывают митинги, кое-где совершают публичные суды над фашистскими приспешниками, уничтожают книги учета податей, раздают населению советские листовки.
«Кто же они, эти отчаянные люди? Зачем поднимают такой шум в этом крае?» — вот уж который день ни на минуту не покидала Витольда Станиславовича мысль.
С нею он возвратился в свою пещеру. С нею присел к столу, на котором лежал ворох измятых бумажек разного формата, скрепленных суровой ниткой. Это были собранные за неделю донесения, в которых сообщалось о рейде загадочной кавалерийской группы. Ксендз механически начал перелистывать записки, перед глазами у него замелькали знакомые названия сел — Кожуховка, Даниловка, Липовый Скиток, Жорновка, Новоселки, Монастырище… Достал из планшета топографическую карту, отыскал на ней и соединил между собой жирной линией все населенные пункты, в которых уже побывали партизаны. Вышла резкая ломаная линия, похожая на след маятника, который аритмично раскачивался в разные стороны. По маршруту трудно — более того, даже невозможно — было догадаться о цели такого странного рейда. Кавгруппа так круто меняла направление движения, что создавалось впечатление, будто она прочесывает местность. Удивляло Ксендза и то, что партизаны почему-то выдавали себя за авангард соединения генерала Калашника, нигде не совершали крупных диверсий, а ограничивались речами да митингами, ни в одном из сел дважды не бывали, не брали в свои ряды добровольцев.
Чем дольше он размышлял над всем этим, тем больше склонялся к мысли, что следует без малейших промедлений выслать поисковую группу для налаживания связи с рейдирующим подразделением народных мстителей. Чем черт не шутит, а вдруг это посланцы партизанских соединений, базирующихся в Брянских лесах. Или, может, парашютисты (о них принес в отряд весть Артем после беседы с товарищем Пироговским), заброшенные в междуречье Днепра и Десны Центральным штабом партизанского движения для объединения антифашистских сил в борьбе с оккупантами? Разве не может быть такого, что кто-нибудь из их гонцов все же пробрался через линию фронта, доложил в Москве кому нужно о киевском отряде и теперь вот возвращается с таким грохотом обратно? Вполне даже может быть!
Эта мысль была настолько заманчивой, Витольду Станиславовичу так хотелось в нее верить, что он оставил все срочные дела и, спрятав бумаги, торопливо направился на Семенютин двор за Гатью, чтобы поделиться своим намерением с командирами. Время было позднее, и он не знал, застанет ли там Артема. Но, к превеликому своему удивлению, застал в Семенютиной хате даже тех, кому давно уже надлежало быть на отдаленных сторожевых постах. Хлопцы явно чувствовали себя именинниками, так и сверкали улыбками, многозначительно посматривая друг на друга. «Что здесь произошло?» — терялся в догадках Ксендз, направляясь к крыльцу.
Как вскоре выяснилось, причиной общего подъема был неожиданный приход Ивана Ивановича Соснина. Вообще-то он раз в неделю непременно навещал своего пациента, но о дне приезда сообщал заблаговременно, чтобы Варивон мог выслать в одно из прималинских сел или хуторов подводу. Но на этот раз Соснин прибыл не к раненому. Нарушив все законы конспирации, не предупредив никого о своем визите, он всю ночь шел пешком по бездорожью, чтобы поделиться с новыми друзьями такими вестями, от которых расцветали радуги в глазах и в бешеный пляс пускалось сердце.
— Что здесь, в конце концов, случилось? — уже утрачивая терпение, напустился Ксендз на Артема, который, запустив пальцы в густой чуб, метался по темной комнате.
— Иван Иванович, — вдруг остановился он напротив Соснина, сидевшего рядом с Ляшенко, — не откажите в любезности! Думаю, Витольду Станиславовичу полезно будет услышать…
— Понимаете, вчера у меня был срочный вызов к роженице в отдаленное село Вышев, — наверное, уже не впервые начал пересказывать свое приключение врач с хитрой улыбкой в глазах. — Дорога туда неблизкая. Приезжаю под вечер, а все село на улицах. Люди вроде бы на себя непохожие, заплаканные, но веселые ходят. Спрашиваю встречных, что ж здесь случилось, а мне, будто на исповеди, шепчут в ответ: только что у них гостили хлопцы Калашника-партизана… Митинг якобы созывали, горячие речи произносили, а потом еще и свеженьких московских газет дали. Мне, как давнишнему их помощнику в трудные минуты, тоже вот экземпляр «Правды» презентовали вышевцы. Считай, от собственного сердца оторвали, но все-таки не поскупились…
Ляшенко протянул Сосновскому сложенный вдвое газетный лист:
— Прошу. Приобщитесь душой к целебному источнику.
Еще издали Ксендз узнал с юношеских лет знакомый, какой-то архаически-неповторимый плакатный шрифт в колонтитуле, узнал аскетически простую, даже несколько однообразную верстку, лишенную каких бы то ни было украшений и броских окон-фотоклише. «Товарищи бойцы, командиры, политработники! Стойко, упорно, до последней капли крови защищайте каждую позицию, каждый метр родной советской земли! Преградим путь ненавистному врагу! Разгромим немецко-фашистских разбойников!» — так и стрелял в глаза вынесенный в шпигель, набранный жирным курсивом призыв.
Будто святыню, с душевным трепетом взял Сосновский из рук Ляшенко неведомо какими ветрами занесенную в этот глухой полесский закоулок московскую «Правду» и, по издавна выработавшейся привычке, кинул взгляд на дату: «26 августа 1942 года». О, так это еще сравнительно свежий номер! Если учесть огненные барьеры, которые пришлось преодолеть этому экземпляру, то десяток дней — абсолютно незначительное время. Натренированным глазом Ксендз, будто на фотопленку, зафиксировал в сознании первые слова передовицы «Отлично провести уборку и заготовку овощей»: «Близится пора массовой уборки и заготовки овощей и картофеля. Фронт уборки в этом году очень широк. Колхозы и совхозы значительно расширили площади…»
Обыкновеннейшие слова о будничных, приземленных делах. Но они звучали для Ксендза давно забытой музыкой. С удивлением он вдруг понял, что именно таких вот спокойных, мирных слов не хватало ему все месяцы блужданий по лесам. И с еще большей жадностью приник глазами к серым полосам с таким до боли родным запахом типографской краски и матерински нежным шелестом. Как-то странно и одновременно приятно было ощущать деловитый, даже суровый тон, каким в передовице говорилось о своевременности заготовки овощей и картофеля в то время, когда советскую землю из края в край рассекали огненные валы фронтов. Именно о фронтовых событиях шла речь в информациях, размещенных на трех колонках, из контекста которых то и дело вырывались, будто грозные предостережения, набранные полужирным шрифтом названия городов: «Котельниково», «Краснодар», «Сталинград»…