А вот Пендергасту Моррис был благодарен за присутствие. Несмотря на всю свою эксцентричность и на тот факт, что всех остальных его присутствие выводило из себя, Пендергаст почему-то действовал на шефа полиции успокаивающе. Все в том же совершенно неподходящем одеянии – черном пальто и кремовом шелковом шарфе, в той же шляпе он бродил по руинам впереди Морриса и молчал, как немой. Тяжелые зимние облака закрывали солнце, и температура за пределами руин была ниже минус десяти. Но внутри остаточное тепло и облака пара создавали влажный, пахучий микроклимат.
Наконец они нашли первую жертву, которую медики предварительно опознали как Соню Дютуа. Останки более или менее напоминали крупный почерневший плод среди груды пружин, металлических пластин, болтов, остатков ковров и обожженных слоев ватина с вкраплениями оплавленного пластика и проводов. Череп остался целым, и челюсти застыли в замершем крике, предплечья обгорели до костей, кости пальцев были сжаты, тело от жара скрючилось.
Пендергаст остановился и долго разглядывал жертву. Он не стал вытаскивать пробирки, пинцеты, не стал отбирать образцы. Он только смотрел. Потом медленно обошел ужасные останки. В его руке появилась ручная лупа, и он принялся рассматривать через нее следы расплавленного пластика и другие интересующие его объекты. Пока он делал это, подул ветерок и донес до шефа полиции запах жареного мяса, отчего у него тут же возник рвотный рефлекс. Боже, как ему хотелось, чтобы Пендергаст поторопился!
Наконец агент ФБР поднялся, и они продолжили обход гигантских руин, неизбежно продвигаясь ко второй жертве. Тут все было еще хуже. Шеф полиции специально не позавтракал, и в животе у него было пусто, но он все равно почувствовал, как эта пустота подступает к горлу.
Жертве, дочери Дютуа по имени Салли, было десять лет. Она училась в одной школе с дочерью шефа полиции. Девочки дружили. Салли была замкнутым ребенком – оно и неудивительно при такой матери. Когда они приблизились к телу, шеф полиции решился посмотреть на него. Тело девочки находилось в сидячем положении и обгорело лишь с одной стороны. Она была пристегнута наручниками к трубе под раковиной.
Моррис снова почувствовал приступ рвоты, но только икнул, потом еще раз и быстро отвернулся.
И опять Пендергаст чуть ли не вечность провел, исследуя останки. Шеф полиции представить себе не мог, как он это делает. Тошнота не отступала, и он попытался думать о чем-нибудь ином, о чем угодно, лишь бы взять себя в руки.
– Я совершенно сбит с толку, – сказал Моррис, скорее чтобы отвлечься, чем по какой-то другой причине. – Меня это ставит в тупик.
– Что именно?
– Как… э-э… как преступник выбирает жертвы. Что общего имеют между собой погибшие? Его выбор кажется случайным.
Пендергаст поднялся на ноги:
– Место преступления и в самом деле оставляет много загадок. Вы правы: жертвы выбираются случайно. Но вот что далеко не случайно, так это объекты нападения.
– Это как?
– Убийца не выбирал жертв. Он – или она, поскольку характер нападений пока не позволяет определить пол преступника, – выбирает дом.
Шеф полиции нахмурился:
– Дом?
– Да. У обоих домов есть одно общее свойство: они хорошо видны из города. Следующий дом, без сомнений, будет таким же заметным.
– Вы хотите сказать, они были выбраны для демонстрации? Но бога ради, зачем?
– Возможно, чтобы отправить послание. – Пендергаст отвернулся. – Давайте вернемся к насущному вопросу. Место преступления в первую очередь интересно тем, что оно проливает свет на личность убийцы. – Пендергаст говорил неторопливо, оглядываясь вокруг. – Похоже, убийца отвечает определению Миллона[24]: садистская личность «взрывного» типа. Он ищет крайние меры подчинения, он получает удовольствие – возможно, сексуальное удовольствие – от мучительных страданий других. Такое личностное нарушение проявляется в крайних формах у людей, которые в остальном кажутся нормальными. Иными словами, человек, которого мы ищем, может оказаться самым обычным, уважаемым членом общества.
– Откуда вы знаете?
– Это основано на моей реконструкции преступления.
– И в чем она заключается?
Пендергаст снова оглядел руины, а затем остановил взгляд на шефе полиции:
– Прежде всего, убийца проник в дом через окно наверху.
Моррис не стал спрашивать, почему Пендергаст пришел к такому выводу, в особенности еще и потому, что от второго этажа ничего не осталось.
– Мы знаем это, потому что двери дома крепкие и все замки были заперты. Этого следовало ожидать, ведь после первого пожара город был охвачен страхом, да и дом стоит относительно изолированно. Кроме того, окна первого этажа массивные, типа «мультилайт», с дорогим высокоотражающим тройным стеклом, дуб рамы укреплен анодированным алюминием. Те окна, что я осмотрел, были заперты, и мы можем предположить, что и остальные тоже – с учетом холодов и, как я сказал, страха после первого поджога. Разбить такое окно чрезвычайно трудно, а любая попытка сделать это привела бы к сильному шуму и заняла много времени. К тому же обитатели дома успели бы принять меры. Кто-нибудь позвонил бы в полицию или нажал тревожную кнопку, которая имелась в этом доме. Но преступник застал двух убитых врасплох, – вероятно, обе жертвы спали наверху, когда он проник в дом. Верхние окна не такие надежные, там двойные стекла, и, кроме того, не все они были заперты, что очевидно вот по этому. – Пендергаст показал на следы пепла и металла у его ног. – Таким образом, я прихожу к выводу, что убийца проник в дом через окно на втором этаже. Он обездвижил жертвы, а потом уволок вниз для… финального действа.
Шеф полиции не мог толком сосредоточиться на объяснениях Пендергаста. Новый порыв ветра заставил его дышать через рот.
– Это говорит нам не только об умственном состоянии убийцы, но и о его физических особенностях. Он или она наверняка неплохой спортсмен и имеет опыт скалолазания или чего-то в этом роде.
– Опыт скалолазания?
– Мой дорогой мистер Моррис, это вытекает из того, что мы не нашли ни веревки, ни приставной лестницы.
Шеф полиции Моррис проглотил слюну.
– Так, гм… а «взрывной» садизм?
– Эта женщина, Дютуа, была привязана скотчем к софе – нелегкая работа, – так что и пошевелиться не могла. Похоже, ее облили бензином и сожгли заживо. Очень примечательно, что жертве при этом не заткнули рот кляпом.
– И это значит…
– Что убийца хотел поговорить с ней, услышать, как она умоляет сохранить ей жизнь, а когда все заполыхало, услышать ее крики.
– Боже мой…
Моррис вспомнил резкий голос Дютуа на пресс-конференции. Новый приступ тошноты.
– Однако садизм, проявленный в этом случае, – Пендергаст сделал легкое движение рукой в сторону останков девочки, – еще экстремальнее.
Моррис больше ничего не хотел знать об этом, но Пендергаст продолжил:
– Девочку не облили бензином. Такая смерть была бы слишком быстрой с точки зрения нашего преступника. Вместо этого он устраивает очаг пожара справа от нее, вот здесь, и огонь ползет к ней отсюда. Далее, если вы посмотрите на трубы, к которым была пристегнута наручниками жертва, то увидите, что они погнуты. Она изо всех сил пыталась сломать их, тащила на себя, чтобы спастись.
– Вижу. – При этом шеф полиции даже не стал делать вид, что смотрит туда.
– Но обратите внимание на то, в какую сторону они выгнуты.
– Скажите мне, – попросил шеф полиции Моррис, закрывая лицо, потому что это было свыше его сил.
– Они выгнуты в направлении огня.
Молчание.
– Извините, – сказал шеф полиции. – Я не понимаю.
– То, от чего она пыталась спастись, было еще страшнее огня.
Глава 33
Когда Кори в последний раз посещала полицейское управление Роринг-Форка, на ней были наручники. Это воспоминание оставалось достаточно свежим, и, войдя, она испытала неприятные ощущения. Но Айрис, дежурная, была очень мила и с готовностью указала ей путь к временному кабинету Пендергаста в подвале.
Кори спустилась по узкой лестнице, прошла мимо неяркого потрескивающего камина и оказалась в тесном коридоре. На дверях кабинета в конце коридора не было таблички. Кори постучала, и голос Пендергаста пригласил ее войти.
Специальный агент стоял за старым металлическим столом, уставленным штативами с пробирками и различными химическими приспособлениями непонятного назначения, в которых что-то булькало. Окон в кабинете не имелось, и здесь стояла духота.
– Ничего получше для вас не нашли? – спросила Кори. – Это же настоящий склеп!
– Это то, что я просил. Не хочу, чтобы меня беспокоили, а расположение этого кабинета таково, что сюда вряд ли кто сунется. Здесь меня никто не беспокоит – никто.
– Здесь жарко, как в аду.
– Не страшнее, чем в Новом Орлеане весной. Как вы знаете, я не терплю холода.
– Мы идем обедать?
– Чтобы не портить застолье разговорами о трупах и каннибализме, давайте для начала обсудим, как продвигаются ваши исследования. Присядьте, пожалуйста.
– Да, конечно. Только можно покороче? Я не терплю жары.
Она села. То же самое сделал и Пендергаст.
– Итак, как ваши дела?
– Отлично. Я закончила обследование четырех останков, и все они говорят об одном и том же: все убитые стали жертвами серийных убийц-каннибалов.
Пендергаст наклонил голову.
– Это кажется невероятным. Но сомнений никаких нет. Я нашла кое-что любопытное в последнем скелете. У жертвы было странное имя – Айшем Тинг. Его убили одним из первых, и на его костях имеются следы жестоких посмертных повреждений, нанесенных крупным сильным животным, явно медведем гризли. А кроме этого, обнаруживаются следы избиения, расчленения и каннибализма, как и на костях других жертв. Я просмотрела в газетах сообщения об убийствах, и в данном случае медведя отогнали от останков явившиеся туда партнеры Тинга. У меня нет сомнений, что медведь был падальщиком – доедал жертву банды каннибалов. Однако именно эта сцена укрепила в обществе идею о гризли-убийце. Логичное предположение, но также следствие случайного совпадения.