– Отлично. Точка поставлена. Я полагаю, другие останки вам уже не нужны?
– Да. Четырех достаточно. У меня теперь есть все необходимые данные.
– Превосходно, – пробормотал Пендергаст. – Когда вы собираетесь возвращаться в Нью-Йорк?
Кори набрала в легкие побольше воздуха:
– Я пока не возвращаюсь.
– Почему?
– Я решила расширить тему моего исследования.
Она подождала, но Пендергаст никак не отреагировал.
– Потому что, к сожалению, в этой истории точка не поставлена. Теперь, когда мы знаем, что добытчики были убиты… – Она помедлила. – Так вот, я приложу все силы, чтобы раскрыть эти убийства.
Снова молчание. Серебристые глаза Пендергаста чуть прищурились.
– Послушайте, это такое захватывающее дело. Как же можно не довести его до конца? Почему были убиты эти добытчики? Почему убийства прекратились так внезапно? Вопросов много, и я хочу найти ответы. У меня есть возможность сделать из хорошей работы выдающуюся.
– Если только вы выживете, – сказал Пендергаст.
– Не думаю, что мне грозит какая-то опасность. Напротив, после пожаров на меня никто не обращает внимания. И никто не знает о моем важнейшем открытии, все по-прежнему считают, что это сделал гризли-людоед.
– И тем не менее мне неспокойно.
– Почему? Если вы беспокоитесь из-за дома, за которым я подрядилась присматривать, так он вдали от тех домов, где были пожары. И у меня теперь есть компаньонка. Кстати, это капитан Боудри. Лучшей защиты и не найдешь. Знаете, что я вам скажу? У нее пистолет сорок пятого калибра, и поверьте, она знает, как им пользоваться.
О следах вокруг дома она говорить не стала.
– Не сомневаюсь. Но дело в том, что мне на несколько дней, а то и больше нужно уехать из Роринг-Форка, и в этот период я не смогу вас защитить. Я боюсь, что вы залезли в такую историю, что можете разбудить спящую собаку. А в этом богатом городке спит страшная собака, я уверен.
– Вы же не считаете, что поджоги как-то связаны с убийствами добытчиков? Ведь те убийства случились полтора века назад.
– Я пока ничего не считаю. Но я чувствую тут сильное глубинное течение. Мне не нравится, что вы остаетесь в Роринг-Форке дольше, чем это необходимо. Советую вам улететь отсюда первым же самолетом.
Кори уставилась на него:
– Мне двадцать, и это моя жизнь. Не ваша. Я очень благодарна вам за помощь, но… вы мне не отец. Я остаюсь.
– Я буду противодействовать этому, лишив вас финансовой поддержки.
– Отлично! – Сдерживаемый Кори гнев прорвался наружу. – Вы вмешивались в мою работу с самого начала. Не вмешиваться вы не можете – такова ваша суть, – но мне это не нравится. Неужели вы не понимаете, насколько это для меня важно? Я устала оттого, что вы постоянно указываете мне, как я должна действовать.
Что-то промелькнуло на лице Пендергаста, и если бы Кори не была так рассержена, то распознала бы в этом предостережение.
– Единственное, что меня тревожит, – это ваша безопасность. И я должен добавить, что риск, которому вы себя подвергаете, значительно возрастает из-за вашей прискорбной вспыльчивости и безрассудства.
– Это ваши слова. Но я свое сказала. И я останусь в Роринг-Форке, нравится вам это или нет.
Пендергаст начал было что-то говорить, но Кори резко вскочила, опрокинув стул, и вышла из комнаты, не дожидаясь его ответа.
Глава 34
Это был один из самых заметных викторианских особняков на главной улице. Тед, у которого в голове умещалась масса информации по Роринг-Форку, рассказал Кори историю этого дома. Построил его Гарольд Гризуэлл, известный как Серебряный король Роринг-Форка. Гризуэлл заработал состояние, а во время паники 1893 года обанкротился. Он совершил самоубийство, прыгнув в главный ствол шахты Мэтчлесс. Его молодая вдова Рози Энн, бывшая танцовщица из салуна, три следующих десятилетия нанимала и увольняла адвокатов, подавала бессчетные иски, без устали пытаясь вернуть утраченные шахты и собственность. В конечном счете, когда все юридические возможности были исчерпаны, она заперлась в особняке и стала затворницей. Даже в магазины за провизией не выходила и жила за счет доброты соседей, которые взяли на себя труд оставлять еду возле ее дверей. В 1955 году соседи стали жаловаться на дурной запах, исходящий из дома. Когда внутрь вошли полицейские, они обнаружили невероятную картину: весь дом от пола до потолка был заполнен готовыми рухнуть пачками бумаг и прочим старым хламом, большая часть которого накопилась за время бесконечных судебных процессов. Там были груды газет, полотняные мешки с образцами руды, театральные программки, рекламные плакаты, бухгалтерские книги, данные лабораторных анализов по образцам породы, материалы дел, протоколы судебных заседаний, платежные ведомости, выписки с банковского счета, карты, планы шахт и тому подобное. Полиция обнаружила также высохшее тело Рози Энн, придавленное грузом бумаг: целая стена документов, подточенная снизу мышами, рухнула и погребла под собой хозяйку дома. Рози Энн Гризуэлл умерла от голода.
Она умерла, не оставив завещания и не имея наследников, и город вступил во владение зданием. Гора документов оказалась настоящим сокровищем, ценность которых невозможно было измерить. Более чем полвека спустя сортировка и каталогизация этих документов все еще продолжалась время от времени, если неимущему Историческому обществу Роринг-Форка удавалось заполучить грант.
Тед предупредил Кори, что коллекция находится далеко не в лучшем состоянии – ничего похожего на вычищенный оцифрованный газетный архив, который был в его библиотеке. Но после безрезультатного прочесывания этого архива на предмет каких-либо свидетельств о существовании банды убийц-каннибалов Кори решила обратиться к архиву Гризуэлл.
Архивист, судя по всему, появлялся всего два дня в неделю. Тед предупредил Кори, что этот человек – неквалифицированный идиот. Кори приехала туда серым декабрьским утром, когда со свинцового неба падали снежинки, и нашла архивиста в холле особняка – он сидел за столом, играя со своим айпадом. В холле документов не было, но Кори увидела, что за открытыми дверями стоят металлические стеллажи от пола до потолка и каталожные шкафы, заполненные бумагами.
Архивист поднялся и протянул ей руку.
– Уинн Марпл, – сказал он.
Перед ней стоял преждевременно облысевший человек с остатками волос, схваченными в конский хвостик. Ему было под сорок, живот его приобрел форму тыквы, но он держался самоуверенно и нахально подмигивал – ни дать ни взять настоящий Лотарио[25].
Кори представилась и объяснила, что ей нужно: она ищет информацию об убийствах, совершенных медведем гризли в 1876 году, а также о преступности и возможной активности различных банд в Роринг-Форке.
Марпл дал ей пространный ответ, который быстро свелся к его любимому, судя по всему, предмету – самому Марплу. Кори узнала, что он, Марпл, был когда-то включен в олимпийскую лыжную команду, тренировавшуюся в Роринг-Форке, а потому он и влюбился в этот город. Узнала она о том, что он до сих пор классный лыжник, а кроме того, спец по катанию вне горнолыжных трасс. Еще он добавил, что ни в коем случае не может допустить ее к архиву без соответствующего документа и разрешения, к тому же цель ее поиска должна быть сужена и конкретизирована.
– Понимаете ли, – сказал он, – поиски наобум не разрешаются. Многие из этих документов частные и имеют конфиденциальный и противоречивый или, – (очередное подмигивание), – скандальный характер.
На протяжении своего монолога он несколько раз облизывал губы и обшаривал глазами тело Кори.
Она глубоко вздохнула и напомнила себе, что хотя бы раз стоит не быть своим худшим врагом. Многие мужики ничего не могут с собой поделать – родился кретином и живет себе. А ей нужно попасть в этот архив. Если здесь нет ответа на загадку убийств, то его, вероятно, вообще нигде нет.
– Вы были членом олимпийской сборной? – спросила она голосом, исполненным фальшивого восхищения.
Это вызвало новый взрыв фанфаронства, включавшего информацию о том, что он получил бы бронзу, если бы не условия на трассе, не температура, не судьи… Слушать Кори перестала, но продолжала кивать и улыбаться.
– Это просто высший класс, – произнесла она, когда поняла, что он закончил. – Ни разу в жизни не видела живого олимпийца.
У Марпла было много еще чего сказать на этот счет. Пять или десять минут спустя Кори в отчаянии согласилась на свидание с ним в субботу вечером, а за это получила полный и неограниченный доступ в архив.
Уинн потащился следом, когда она направилась в элегантные, но требующие ремонта комнаты, забитые бумагами. Ко всем прочим ее бедам бумаги были лишь приближенно разобраны хронологически, а уж разобрать их тематически никто и не пытался.
Теперь Уинн горел желанием помочь ей. Он стал снимать с полок папки, а Кори уселась за длинный, обитый сукном стол и принялась перебирать их. Все они располагались не по порядку и были перепутаны, переложены посторонними и случайно сюда попавшими документами, и было понятно, что тот, кто занимался каталогизацией, страдал либо нарушением внимания, либо идиотизмом. Она перелопачивала одну кипу за другой, и комнату наполняли запахи ветхой бумаги и старого сургуча.
Минуты превращались в часы. В комнате стояла жара, свет был тусклый, и у Кори появилась резь в глазах. Даже Уинн в конце концов устал говорить о себе. Бумаги были сухими, и при малейшем движении над ними поднималась пыль. Тут были груды совершенно непонятных юридических документов, папок, судебных материалов, записей, опросных листов, протоколов судебных заседаний, слушаний, решения жюри присяжных вперемешку с планами земельных участков, кадастровыми документами, результатами лабораторных исследований руды, документами о партнерстве добытчиков, реестрами, заказами на работы, давно потерявшими всякую силу акционерными сертификатами, платежными ведомостями, счет-фактурами и совершенно неуместными постерами и газетными полосами. Время от времени изобилие документов пресекалось красочной театральной афишей, сообщающей о прибытии пышногрудой стриптизерши или балагана.