— Она делает замечательные успехи, в этом году — одна из лучших в школе! Мы стараемся, следим за успеваемостью.
Она взмахнула кулаком, как скаут, искренне и весело. «Следим за успеваемостью». Мне стало стыдно. И совестно за то, что стыдно. Сидела бы мать со мной часами, чтобы повысить эту самую успеваемость? Хотелось набросить на Клэр одеяло, как при пожаре, и покатать по траве.
В глазах матери потрескивало синее пламя. Она наклонилась и с совершенно серьезной миной заявила:
— Поставьте над ее столом пирамиду. Говорят, улучшает память.
— Мне не надо ее улучшать, — пробормотала я.
Клэр заинтересовалась. Мать нащупала одно слабое место и, несомненно, скоро обнаружит другие. А Клэр даже не подозревала, что мать уже дергает за цепь. Святая простота!
— Пирамида! Я об этом не подумала. Но я знаю фэншуй, куда ставить мебель и прочее.
Клэр сияла, обретя в лице матери родственную душу, которая тоже переставляет мебель, чтобы впустить в дом хорошую энергию, и разговаривает с растениями.
Хотелось направить беседу в другое русло, пока Клэр не заговорила о миссис Кромак и зеркалах на крыше. Лучше бы она приклеила зеркало себе на лоб!
— Мы живем совсем рядом с фотолабораториями на Ла-Брея, — вставила я. — Недалеко от Уиллоби.
Мать сделала вид, что не слышит. В углах губ залегли ироничные запятые.
— И муж ваш как раз в этом бизнесе. Я имею в виду паранормальные явления. Знаете все секреты! — Она подняла руки над головой, и я представила, как, пощелкивая, вытягивается позвоночник. — Передайте ему, что его шоу пользуется здесь большой популярностью.
Положила руку мне на плечо. Я потихоньку ее скинула. Пусть я поневоле зритель, но сообщницей становиться не собираюсь.
Клэр ничего не заметила, захихикала, дергая кулон на цепочке. Как мальчик на карте Таро, который смотрит на солнце и вот-вот шагнет с обрыва.
— Вообще-то он считает все выдумками, не верит в сверхъестественное.
— В его работе это небезопасно. — Мать похлопывала по оранжевой пластмассе стола.
Я видела, как ее ум раскручивается и прыгает вперед. Хотелось бросить что-то и остановить эту машину.
— Я ему так и сказала! — Клэр наклонилась вперед, сияя темными глазами. — Прошлой осенью они снимали про привидение, которое чуть кого-то не задушило.
Она осеклась, думая, что допустила бестактность, упомянув при матери убийство. Я читала ее лицо, как газету.
— Вы о нем беспокоитесь?
Клэр с благодарностью посмотрела на мать, которая вежливо не заметила ее промах. Не понимала, что Ингрид Магнуссен уже получила, что хотела.
— О, если бы вы только знали! По-моему, нельзя играть такими вещами! Привидения существуют, даже если ты в них не веришь.
Уж мы-то с матерью в привидениях разбирались! Знали, как они мстят… Мать в ответ процитировала Шекспира:
— «Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам»[18].
Клэр захлопала в ладоши, в восторге, что кто-то еще помнит наизусть великого барда. Друзья Рона никогда не понимали ее аллюзий.
Мать откинула длинные волосы, снова обняла меня за плечи.
— Это как не верить в электричество, потому что его не видишь.
Ясные голубые глаза киллера улыбались. Я знала, о чем она думает: «Астрид, неужели ты не видишь, какая она идиотка? Как ты могла предпочесть ее мне?!»
— Совершенно верно! — поддакнула Клэр.
— Я тоже не верю в электричество! — заявила я. — И в Гамлета! Это просто вымысел, плод воображения писателя.
Мать меня проигнорировала.
— Он часто в разъездах? В смысле, ваш муж. Как его зовут? Рон? — Накрутила на мизинец прядь моих волос, натягивая удила.
— Да, его никогда нет дома, — подтвердила Клэр, снова дергая гранатовый кулон. — Даже на Рождество не приехал.
— Вам, наверное, одиноко, — промолвила мать печально и сочувственно.
Хотелось встать и убежать, но я бы никогда не бросила Клэр с ней одну.
— Раньше бывало. А теперь у меня есть Астрид.
— Астрид у нас замечательная…
Мать погладила меня по щеке загрубевшим от работы пальцем, намеренно царапая кожу. Я была изменницей. Предала своего повелителя. Она знала, почему я не распространялась о Клэр: потому что я ее любила, а она любила меня, потому что у меня наконец появилась семья, которая должна была быть все эти годы, которую мать никогда не считала важной и не могла мне дать.
— Астрид, оставь нас, пожалуйста. Надо поболтать о своем, о взрослом.
Я перевела взгляд с родной матери на приемную. Клэр улыбнулась:
— Иди, это всего на минутку!
Как будто уговаривают ребенка поиграть в песочнице. Она понятия не имела, какой долгой окажется эта минутка, сколько всего может случиться!
Я нехотя отошла к забору у дороги, потрогала пальцами кору дерева. Сверху ворона вперила в меня бездушный взгляд и пронзительно, почти как человек, закричала:
— Сгинь!
Я уже начинала слушать, что говорят птицы. Совсем как Клэр.
Они склонились друг к другу за столом. Мать, загорелая и светловолосая, в синем, и Клэр, бледная брюнетка в коричневом. Клэр и мать за оранжевом столом для пикника, в тюрьме. Фантастическая сцена! Как тот сон, где я голая стояла в очереди в школьном магазине. Просто забыла одеться. Мне это снится, сказала я себе, просто снится.
Клэр прижала ладонь ко лбу, как будто проверяя, нет ли жара. Мать взяла большими руками ее тонкую руку и что-то объясняла, тихо, логично, так она раньше гипнотизировала кошек. Клэр была расстроена. Что она там ей говорит? Мне было все равно, какую игру затеяла мать, — ее время прошло. Мы сейчас уедем, а она останется. Она не может на этот раз все мне испоганить!
Я подошла, и они обе подняли глаза. Мать сгладила свирепый взгляд улыбкой и похлопала Клэр по руке:
— Помни!
Клэр мрачно молчала. Исчезло хихиканье и радость, что кто-то цитирует Шекспира. Она встала, опираясь бледными ногтями о стол:
— Подожду тебя в машине.
Мы с матерью смотрели на ее длинные ноги в матовых коричневых колготках и медлительные движения. Мать лишила ее энергии, живости, очарования. Выпотрошила ее, как китайцы, которые вскрывали череп живой обезьяны и ели ложкой мозг.
— Что ты ей сказала?
Мать откинулась на спинку, заложила руки за голову. С наслаждением, как кошка, зевнула.
— Кажется, у нее проблемы с мужем. — Она чувственно улыбнулась, потирая белую кожу внутренней стороны рук. — Не ты, случайно? Ты у нас любишь зрелых мужчин…
— Нет, не я.
Не позволю играть со мной, как с Клэр:
— Не лезь в это!
Никогда прежде я не осмеливалась так с ней разговаривать. Если бы она не сидела во Фронтере, то никогда бы и не решилась. Но я сейчас уеду, а она останется.
Мой отпор ее поразил и разозлил, однако она взяла себя в руки. Переключила передачу. Улыбнулась неторопливо и иронично.
— Солнышко, мама просто хочет помочь. — Она лакала слова, как кошка сливки. — Не могу же я бросить в беде свою новую подругу!
Мы обе смотрели, как по ту сторону колючей проволоки Клэр рассеянно идет к «Саабу», по дороге задевая крыло чужого универсала.
— Оставь ее в покое.
— Ну это же весело! — Матери наскучило притворяться. Она всегда любила показать закулисье. — Простенько, но весело, как топить котят. А в моей нынешней ситуации надо использовать любые возможности для развлечения. Только хочу тебя спросить, как ты можешь жить с этой бедной Кларой? Кстати, есть целый монашеский орден, клариссы. Слыхала? Насколько могу судить, скука несусветная. Успеваемость… Какое убожество!
— Она очень хороший человек! — Я отвернулась. — Тебе не понять.
Мать фыркнула:
— Хороший человек… Снова эта зараза! Я думала, ты выросла из сказок!
Я по-прежнему стояла спиной.
— Не погань мне жизнь.
— Кто? Я? — Она смеялась. — Что я могу? Бедная пленница, птичка с перебитым крылом.
Я повернулась.
— Ты не знаешь, через что я прошла! — Я наклонилась к ней, поставив ногу на скамью. — Если любишь меня, помоги!
Она улыбнулась, неторопливо и коварно:
— Помочь, дорогая? Да я предпочту видеть тебя в аду, лишь бы не с такой женщиной!
Она хотела убрать волосы мне с лица, но я отшатнулась. Тогда она схватила меня за руку, заставила посмотреть в глаза. Шутки в сторону, из-под елейной маски проступила железная воля. В ужасе, я не смела вырываться.
— Чему ты у нее научишься?! Театрально чахнуть? Двадцати семи синонимам слова «слезы»?
Охранник сделал шаг в нашу сторону, и она тут же отпустила мою руку, встала, чмокнула в щеку и обняла. Мы были одного роста, но я чувствовала, какая она сильная — точно тросы, на которых держатся мосты.
— Все, что могу тебе сказать, — пакуй чемоданы.
Клэр вперила взгляд в дорогу. Из переполненных глаз выкатилась слезинка. «Двадцать семь синонимов слова „слезы“». Нет, это не моя мысль! Я воспротивилась промывке мозгов. Просто такая уж Клэр. Когда мы выезжали на шоссе, я положила руку ей на плечо. Она улыбнулась и похлопала по ней маленькой холодной ладонью.
— По-моему, знакомство прошло удачно. Как думаешь?
— Да. Ты ей очень понравилась.
Я на секунду отвернулась в окно, чтобы не лгать в лицо.
— Что она тебе наговорила?
Клэр покачала головой, вздохнула. Включила дворники, хотя дождя не было, только туман, и выключила, когда они заскрипели на сухом стекле.
— Что я не ошиблась насчет Рона, у него роман. Я и сама знала, она просто подтвердила.
— Откуда ей знать?! Ради бога, Клэр, она видит тебя первый раз в жизни!
— Все признаки налицо. — Она вытерла рукой нос и улыбнулась. — Я просто закрывала глаза. Не думай об этом, мы разберемся.
Я сидела за столом под идиотской пирамидой и, глядя в ручное зеркальце, рисовала автопортрет. Рисовала вслепую и не отрывая ручку от бумаги, одной линией. Квадратная челюсть, пухлые неулыбчивые губы, круглые укоризненные глаза, широкий датский нос, грива белых волос. Тренировалась, пока не стало получаться даже с закрытыми глазами, пока не запомнила выражение своего лица пальцами, рукой, пока не стала видеть себя на любой стене. Я не ты, мама! Я не ты!