Я пока не знаю, что вы за люди. Может быть, вы просто трусливее тех, кто решил умереть. Разбираться будем с каждым в отдельности. А пока посидите под замком.
Ариэль подошёл у Марку, хотел ему что-то сказать, но все слова словно унесло ветром. И тогда он просто спросил убитым голосом:
Караулы выставишь?
Не учите дедушку кашлять, ваше высочество, – еле слышно прошептал Марк.
***
Гарнизон этого городка состоял исключительно из рыцарей Красного Ордена, – докладывал Стратоник, – ни чёрных, ни зелёных здесь не было. Чёрных вообще очень мало, а зелёные, они такие ботаники, в бой не сильно рвутся. Красных было здесь около десяти тысяч, примерно столько же, сколько и нас. Половину мы перебили, пару тысяч взяли в плен, около трёх тысяч успели сбежать, то есть драконам уже известно о том, что началась война.
А наши потери? – спросил Ариэль.
Более трёх тысяч. Если бы не завязли в самом начале, набросившись, как безумные на воду, потери были бы гораздо меньше. Никого не стал за это наказывать. Не было приказа не прикасаться к воде до конца боя. Сам виноват, не предвидел такого варианта.
С пленными как разбираться будем?
Почти никак, – скривился Марк, теперь постоянно смотревший куда-то в сторону. – Попробуй разберись, кто почему надел красный плащ, в душу людям не залезешь. Всех примем на службу, сержантами, конечно, рыцарские плащи вернём только тем, кто хорошо покажет себя в бою. Впрочем, десятка два из них ещё придётся казнить, тех, кто участвовал в казнях мирного населения, их свои же выдали.
Красные сильно лютовали?
Ужас, что творили. В столице они хоть и злобствуют, но сдерживаются, а на периферии вообще начали расслабляться. Над женщинами издевались страшно, больше тысячи насмерть замучили, да сколько ещё в живых осталось с покалеченными душами. По детям стреляли из арбалетов, просто упражнялись в стрельбе. Наловят ребятни в городе, вывезут в пустыню и состязаются в меткости. Всех мужчин либо приняли в Красный Орден, либо сделали рабами, либо перебили.
А духовенство?
Собрали всех, где-то с полсотни человек: священников, диаконов, алтарников, чтецов. Вывезли за город, заставили вырыть себе яму и каждому по очереди задавали один вопрос: «Бог есть?». В случае утвердительного ответа убивали. Все, как один, ответили утвердительно. Святые мученики… Впрочем, до этого нашёлся один поп, который сразу же отрёкся от Бога, покаялся в том, что раньше обманывал людей, и начал выступать с проповедью безбожия. Мы как только в город вошли, его местные сразу же прикончили. Здесь пять храмов было, все осквернены так, что рассказывать не хочу.
Ни одного священника в живых не осталось?
Один остался. Его добрые люди у себя в подвале прятали, но кто-то донёс. Красные его страшно пытали, вынуждая отречься от Христа. На нём живого места не осталось, но он не дрогнул, не отрёкся. Наши эскулапы говорят, что выживет.
А у нас в армии сколько священников?
Пятеро.
Прикажите всем нашим воинам исповедаться.
Проконтролировать исполнение приказа?
Не надо контролировать… Всё же это дело совести… Но прикажите… Без этого не выживем… – Ариэль едва сдерживал рыдания, в горле клокотало, глаза застилало, он еле выдавил из себя: «Подождите минутку…», несколько раз про себя прочитал «Царю небесный» и кое-как обрёл дар речи, хотя сознание мутилось по-прежнему.
Не думал, что будет такой ужас… Я готовил себя к войне, но это же, господа, не война, это хрен знает что такое. Во внешнем мире я насмотрелся на такие ужасы, что думал – ничего более ужасного не увижу, однако – вот оно. И где? В самом христианском царстве на земле. Разум отказывается верить, что красные – из наших, из того самого Ордена пресвитера Иоанна, к которому все мы когда-то принадлежали. Скажите, они действительно расстреливали детей ради забавы, вы твёрдо в этом уверены?
Да, уже сходили за город в пустыню, нашли там множество детских трупов.
И тут Ариэль наконец разрыдался. Это длилось недолго, усилием воли он взял себя в руки и как-то весь сразу посуровел.
Простите, господа. Минутная слабость. Как наши люди?
Звереют на глазах, – прошептал Стратоник. – Теперь все рвутся в бой. Когда узнали о зверствах красных, когда увидели всё своими глазами, теперь хотят только одного: истреблять эту нечисть, выжигать её калёным железом.
Страшно, господа. После боя наши плащи становятся красными от крови. Очень символично. На этой войне мы сами можем превратиться в красных, если забудем о милосердии, сострадании, если будем жить только ненавистью и местью. Наши люди должны понять, что мы сражаемся против нелюдей, но если мы сами станем нелюдями, тогда наша борьба утратит смысл. Человек может оставаться человеком, только если он остаётся с Богом. Красные так озверели, только потому что от Бога отреклись, но если наша верность Богу будет лишь внешней, формальной, мы станем почти такими же.
Никто не возражал.
***
Вечером этого дня Ариэль захотел поговорить с Марком, ему сказали, что тот пошёл в храм на окраине городе, и принц отправился туда. В пустом безлюдном храме Марк стоял на коленях перед распятием и клал земные поклоны.
Извини, что прервал твою молитву. Надо поговорить.
Марк кивнул, они сели на скамейку у стены и некоторое время молчали, не глядя друг на друга. Потом Ариэль с трудом выдавил из себя:
Марк, я хотел сказать, что одобряю твой приказ о казни пленных.
Благодарю вас, ваше высочество, – холодно и равнодушно ответил Марк.
Разговор не клеился, они опять на некоторое время замолчали. Тогда Ариэль просто решил поделиться тем, что было у него на душе:
Во внешнем мире другие войны, там по-другому сражаются. Рыцарей стараются не убивать, а брать в плен, потом отпускают за выкуп. Вроде бы молодцы – сражаются без ненависти, как благородные люди. Но почему? Да потому что они ведут войны из-за таких пустяков, ради которых вообще не стоило браться за оружие. Война для них – весёлое соревнование, лишь в некоторой степени рискованное, а противники – такие же люди, как они, и хотят они одного и того же – оторвать друг у друга участок земли, у них нет повода для ненависти. А у нас тут совсем другая война, мы сражаемся за самое важное, что только есть в жизни человека – за право оставаться людьми. Мы сражаемся за свою душу, которую хотят убить. Наши противники уже не принадлежат к одной с нами человеческой породе. Дело даже не в драконах. Красные – это бывшие люди, забесовлённые до такой степени, что их сложно считать людьми. С ними нельзя обращаться так, как с обычными военнопленными. Конечно, мы примем в свои ряды всех, кто допустил ошибку, струсил, а потом раскаялся. Но тех, кто отстаивает своё право оставаться нелюдями, мы не можем оставлять в живых. Это всё равно, что выпускать на свободу лютое зверьё, прекрасно зная, что оно тут же начнёт рвать на части людей. Не говоря уже о том, что наше войско – капля в море врагов. Вся страна обезумела, против нас драконы могут выставит миллионы вооружённых безумцев. Мы не можем отпускать сумасшедших на свободу, чтобы завтра снова с ними сражаться. И создавать лагеря для военнопленных мы тоже не можем, половину войска пришлось бы сделать охранниками. Мы вынуждены быть жестокими, Марк. Очень жестокими. Мы вынуждены топить врагов в их собственной крови. Иначе можно сразу побросать мечи на землю и разбежаться.
Ваше высочество, вас когда-нибудь приходилось командовать казнью безоружных людей? – Марк с трудом выговаривал слова.
Хочешь, чтобы в следующий раз казнью командовал я?
Нет, ни в коем случае. Мы возьмём эту мерзость на себя, вам ещё царствовать. Хочу лишь сказать, что чувства палача очень трудно понять, пока сам не станешь палачом. Я военный и всегда готовил себя проливать кровь, убивать людей, но быть палачом – это совсем другое. Однажды примешь участие в убийстве безоружных, и душа измениться навсегда. В душе водворяется пустыня. Помните, я прикончил Беса, а потом заколол одного пленного? Потом долго в себя приходил, а здесь была массовая казнь, это совсем другое. Там на площади я убил себя самого, во всяком случае – смертельно ранил. Понимание правоты творимого нами дела ничего в этом не меняет.
Но что же делать, Марк?
Что делаем, то и делать. Выхода нет. Но только сейчас я понял, что значит принести себя в жертву. Мы убьём свои души на этой войне, если это, конечно, война. Каратели – уже не рыцари. Мы все станем палачами. Эта война – заколдованный круг. Хочешь истребить палачей – стань палачом. Или просто позволь перерезать себе глотку. Но тогда палач перережет глотки сотне вдов и сирот, которые надеялись на твою защиту.
Тебе больно, Марк?
Очень.
Значит, ты жив. Твоя душа жива до тех пор, пока грех причиняет боль. Вот и всё.
***
В городе белые взяли в плен одного красного дракона и трёх серых. Их пока не трогали, не решили, что с ними делать. От Марка Ариэль сразу пошёл в амбар, где содержали драконов. Они стояли, прикованные цепями к стене. Ариэль впервые увидел драконолюдей. Красный был чрезвычайно рослым и весьма плечистым. Он был великолепно сложен, им можно было бы любоваться, если бы не странное лицо неестественного красноватого оттенка. В его рубиновые глаза страшно было заглядывать, они были очень глубокими, но жизни в этих глазах не было, только пустота. Тонкие губы кривились в горделивой ухмылке. Во время пленения дракону крепко досталось, он был сильно избит, всё лицо покрывали ссадины и синяки, но, казалось, что для него это не имеет никакого значения, по лицу не читалось, что он испытывает боль.
Ну что, допрыгался, красненький, – сказал Ариэль устало и совершенно без злорадства.
Да я-то допрыгался, а вот ты ещё попрыгаешь, – дракон заговорил певуче и почти нежно, его голос сочился сладким ядом. – Я ухожу к себе домой, в ад, к отцу своему Люциферу. А ты ещё долго будешь мучиться на земле, покинутый Богом, всеми прославленный, но никому не нужный.
Вы же, красные, не верите в Бога.