Ее радость заразила Лизу; Виктор тоже неловко улыбался. Вопросы морали — не мое дело, подумала Лиза; она знала лишь, что оба проявили к ней доброту и великодушие, и они ей очень нравились. Она сжала руки Веры и воскликнула, что страшно рада за нее, добавив, что очень хочет приехать, несмотря на то, что не сможет петь в Миланской опере. Но они уверили свою подругу, что здесь никаких проблем не предвидится: ее примут обратно с распростертыми объятиями. Потом ее похитил сеньор Фонтини, чтобы представить двум богатым покровительницам театра — старым дамам, у которых кости скрипели, словно сухие листья. Они суетились вокруг нее и охали. Она спаслась, воспользовавшись оживлением присутствующих: директор призвал всех к тишине. Потом произнес довольно невнятную речь, в которой приветствовал появление превосходной фрау Эрдман и с сожалением прощался с неподражаемой госпожой Серебряковой. Все подняли бокалы, выпили в их честь, а потом дирижер потребовал у дивы спеть на прощание. Его просьба встретила шумную поддержку. Крики стали громче: Серебрякова отказывалась, ее старались увлечь к роялю, где уже в нетерпении ждал Делоренци, дирижер (великолепный инструмент был частью обстановки, такой же стоял и у Лизы).
Наконец, прекрасная дива, — белая перевязь, словно часть вечернего туалета, составляла элегантное целое с черным шелковым платьем, — улыбаясь, позволила пронести себя через просторную комнату. Окруженная толпой друзей и обожателей, она перекинулась несколькими словами с Делоренци. Раздались безмятежные звуки вступления к «An die Musik» Шуберта; потом сопрано запела. Но собравшиеся не удовлетворились, и тогда, — Виктор достал откуда-то потрепанные ноты, — она исполнила трогательную украинскую балладу. Постоянно повторяющиеся, но с бесконечными вариациями, элементы вплетались в единую цепь мелодии, каждая фраза звучала звонко и ясно, прозрачно-чистая, как хрустальный бокал, полная тоски по щедрой земле родины. Все слушали как завороженные. Когда последние звуки растворились в воздухе, казалось, голос продолжал петь в сердце каждого. Собравшиеся были так потрясены, что никто не хлопал. Дирижер поднялся со стула, встал на цыпочки, — он отличался очень маленьким ростом, — и расцеловал ее в обе щеки.
Лизе стало совсем худо. Когда Вера запела, она начала задыхаться так сильно, что едва не выбежала из комнаты. Она подумала, что сейчас умрет. Дело совсем не в том, что она услышала, как один из музыкантов вполголоса сказал своему товарищу после исполнения Шуберта: «Вот это настоящий голос!» Лиза ничуть не завидовала; она сознавала, что никогда не сравнится с Верой, чье пение настолько близко к совершенству, насколько такое возможно на Земле, или даже на Небесах. Она не только преклонялась перед талантом Серебряковой, но искренне привязалась к ней, — возможно даже немного влюбилась, хотя знала ее всего один день.
В какой-то степени виноваты духота, сигаретный дым, громкие крики и теснота. Но главной причиной оказались слова Веры о том, что она ждет ребенка: приступ начался, когда дива с восторженным видом раскрыла свой секрет. По какой-то неведомой причине, новость ужасно потрясла Лизу. Когда Вера закончила балладу, Лиза пробралась к ней и задыхающимся полушепотом поблагодарила за замечательное пение и вечеринку. Но теперь она должна прилечь, потому что дым действует на горло. «Ты не подождешь газетных отзывов?» — разочарованно спросила Вера.
Укрывшись в тиши своего номера, где из-под толстого ковра, покрывавшего пол, доносились лишь приглушенные голоса снизу, Лиза распахнула окно и судорожно втянула в себя воздух. Она понемногу начала приходить в себя. «Может быть, я по натуре просто озлобленная старая дева?» — подумала она, раздеваясь. Лиза постоянно ворочалась, металась, и заснула, когда сквозь занавески уже заблестела заря. Ей приснилось, что она стоит у глубокого рва, заполненного бесчисленными гробами. Прямо под ногами она видела сквозь стеклянную крышку одного из них обнаженный труп Веры. Она оплакивала подругу, стоя в длинном ряду скорбящих, а над головой уже раздавался грохот. Лиза знала, что вскоре оползень обрушится на нее и похоронит заживо, но зазвонил телефон и она проснулась. Это была Вера; она спрашивала, все ли в порядке, потому что на вечеринке Лиза задыхалась и выглядела совсем несчастной. Лиза сказала, что ее сейчас мучил кошмар, и поблагодарила за то, что ее разбудили.
«Хорошо, теперь забудь о плохих снах и остальной ерунде — нам только что принесли газеты. Отзывы превосходные! Честное слово! Именно таких ты и заслуживаешь. Мы скоро спустимся позавтракать: мой поезд отправляется через час. Вставай быстрее и присоединяйся к нам. Мы захватим с собой газеты. Витя хочет с тобой поздороваться». После небольшой паузы, низкий голос Беренштейна с чувством произнес: «Привет!» Потом трубку повесили. Она спрыгнула с постели, чувствуя прилив бодрости, забежала в ванную и быстро оделась. Лиза добралась до ресторана даже немного раньше своих друзей. Они протянули ей газеты, открытые на той странице, где помещаются театральные обзоры. Прежде чем она начала читать, Вера успокаивающе взяла ее за руку и сказала: «Ты только помни, что критики здесь ужасные циники. Поверь мне, это хорошие отзывы, лучше, чем были у меня, — правда, Витя?» После секундного колебания, он кивнул.
Лизе рецензии вовсе не показались хвалебными, скорее наоборот. «С сожалением вынуждены отметить, что обладательница двух здоровых рук, Эрдман, выглядела слабее однорукой Серебряковой», — писал один из обозревателей. Другой назвал ее голос «сырым и провинциальным» и отметил, что в ее пении больше эмоций, чем чувств. Бесспорно, имелись и благожелательные отзывы: «умелое исполнение», «достойная уважения попытка», «сцена с письмом Онегину сыграна и исполнена с подлинным чувством», «внушительный потенциал». «Поверь мне, здесь это считается очень хорошими отзывами», — убеждала ее Вера. Она снова сжала ей руку: друзья видели, что Лиза расстроена.
Но она так переживала вовсе не из-за рецензий. Они и в самом деле оказались совсем не плохими. Ее еще до приезда предупредили о миланских критиках, она знала, что в словах Веры есть доля правды. Нет, просматривая газеты, она испытала потрясение, и теперь злилась на себя за ужасную глупость. Один из обозревателей написал: «Совершенно уникальная артистическая и музыкальная слаженность дуэта Беренштейна-Серебряковой возникла во многом благодаря их долгой совместной работе в Киевской опере, но без сомнения, главная причина состоит в том, что они супруги». Теперь она вспомнила, где впервые увидела фамилию Беренштейн — в статье, посвященной диве. Серебрякова, конечно, ее сценический псевдоним. Теперь это казалось очевидным. Почему она решила, что они любовники? Позднее Лиза просмотрела программу, врученную ей сеньором Фонтини в день приезда: там все было написано черным по белому. Она тогда прочитала ее, но по непонятной причине пропустила это место.
Вера, быстро покончив с кофе, вскочила, наклонилась, чтобы обнять и поцеловать на прощание Лизу. Муж набросил на нее красную накидку, застегнул на спине; она объявила, что ждет Лизу в Киеве в следующем году. «Не провожай меня. Заканчивай завтрак. Удачи! Скоро увидимся!»
В свой первый выходной, Лиза посетила мессу в Соборе, но грандиозное сооружение давило на нее, и она твердо решила больше здесь не появляться. Все слишком официально. Она предпочитала маленькие неприметные храмы на окраинах: там намного легче проникнуться верой. Даже в Вене слишком много католиков, и все же там Церковь не присутствует всюду, как в Италии. Невозможно верить в насаждаемую повсеместно и непоколебимую в своей уверенности доктрину. Даже «Тайная вечеря» Леонардо, которая украшала монастырь неподалеку, заставила содрогнуться. Безупречная симметрия. Люди едят совсем не так.
Наверное, чем ближе ты к Богу, тем труднее в Него поверить. Вот причина предательства Иуды, и истории с Петром. Возвращаясь в отель под свежим впечатлением от «Тайной вечери», ей пришлось пройти мимо стоящих в ряд на краю улицы зловонных писсуаров. Хотя она отвернулась и ускорила шаг, краем глаза заметила две торчащие над верхним краем жестяной «коробки» головы. Мужчины с грубыми, обветренными лицами оливкового цвета, переговаривались как ни в чем не бывало. Она поздно спохватилась, и в голову успела прокрасться кощунственная мысль: вот стоят Иисус и Иуда с задранными хитонами, облегчаясь после последней трапезы, и увлеченно беседуют между собой. Как, наверное, трудно было Иуде, одному из приближенных Иисуса, признать в Нем Сына Божия. Еще труднее Марии на небесах рядом с Ним. Значит, для Него самого это тем более невозможно. Торчать там как какой-нибудь Борис Годунов… Его, наверное, давно тошнит от всякой «священной» фальши.
Бунтарский порыв прошел, но оставил ее в мрачном настроении. Перед тем как написать открытку тете, она внимательно посмотрела на картинку: нечеткую фотографию Плащаницы, хранящейся в Турине. Лиза не впервые видела ее репродукцию, и часто размышляла, действительно ли это подлинный плащ Иисуса. Но здесь такие мысли воспринимались по-другому, ведь реликвия находится совсем недалеко. Она решила, что, если посмотрит на нее вблизи, снова обретет веру, и когда выдался еще один свободный день, поехала в Турин.
Она взяла с собой Люсию, свою дублершу, — девушку из хора, чей катастрофический провал в роли Татьяны стал причиной срочного приглашения Лизы. Уроженку Ломбардии с роскошными иссиня-черными волосами, сочными алыми губами и лучистыми черными глазами, прикрытыми длинными ресницами, выбрали скорее за внешность, чем из-за ее вокальных данных. Никто не ожидал, что Серебрякова, знаменитая своим железным здоровьем, заболеет хоть на одно выступление. Но судьба подарила Люсии шанс стать звездой, и она его упустила. Гордые родители и шестеро братьев и сестер в тот вечер стали свидетелями того, как ее освистали. Лиза хорошо понимала, какое ужасное унижение перенесла девушка, и приложила немало сил, чтобы сблизиться с ней и попытаться хоть немного восстановить веру в себя. Опасаясь показаться навязчивой, она повела себя подчеркнуто строго и «официально», заявив, что хочет порепетировать с ней несколько арий. Девушка, естественно, вначале держалась отчужденно и даже недружелюбно; но она страстно любила музыку. Часы, потраченные на разучивание партитуры и совместные репетиции, оказались настолько захватывающими и важными, что девушка совершенно изменила свое отношение к певице. Лиза, в свою очередь, с большим удовольствием помогала ей исправить недостатки в технике исполнения: у Люсии оказался неплохой голос, с помощью Лизы она добилась явных успехов. Если девушке снова придется выступать, теперь она вполне способна справиться.