Белый отель — страница 34 из 45

й приезд мужа на короткий отпуск (тут Вы совершенно правы). Оставалось меньше месяца. В своих письмах он постоянно требовал, чтобы я наконец позволила ему «довести дело до конца» в постели. Совершенно естественное желание. Но мне была отвратительна сама мысль об этом. Теперь же, благодаря «сомнениям» относительно отцовства, я почувствовала, что могу согласиться, и, вернувшись домой, написала страстное письмо мужу.

Но потом во сне меня мучили страшные кошмары. Дело в том, что у меня появились и другие причины для беспокойства. Кроме всего прочего, в обязанности Вилли входило судебное преследование дезертиров. Он только что выиграл дело, а значит, несчастного солдата расстреляли. Вилли не преминул похвастаться в письме своей блестящей речью, которая полностью убедила трибунал, — его просто переполняла гордость. Мне тогда стало нехорошо. Я не могла узнать в человеке, написавшем такое письмо, доброго и мягкого Вилли, каким я его знала раньше. Нельзя ли объяснить появившуюся в ту ночь боль переживаниями из-за моего мужа, а вовсе не подавленным воспоминанием? (У меня большой опыт по части «подавления» неприятных мне фактов: однажды, прочитав, что ведущий исполнитель женат на певице, которую я заменяла из-за ее болезни, я спустя час «забыла» об этом. Причина — в моих фантазиях нам с ним предстояло пережить идеальный роман!) Однако такие случаи «умышленной рассеянности» никогда не приводили к болезни.

Разве мне не стало намного лучше, когда Вы помогли мне «раскопать» тайный грех матери, просто потому что я увлеклась тем, как с его помощью проясняются все загадки? Прояснение! Просветление! Я только что пела в новой оратории под названием «Царь Эдип», — Вы представляете?! Мне нравится идея прояснения всего и вся. «Больше света! Больше света!» Больше света — и больше любви.

Что Вы об этом думаете? Перед Вами всего лишь туманные мысли, я вовсе не уверена в их справедливости.

Относительно трагического происшествия с Вашим коллегой: разумеется, я сохраню его в тайне. Несмотря на такие мрачные темы, тон Вашего последнего письма кажется мне бодрее предыдущих. Надеюсь, это означает, что Вам стало лучше. Я вполне здорова. Тетя Магда пребывает в радостном ожидании, потому что к нам из Америки приезжает мой брат. Ее нынешняя жизнь не богата событиями. Впрочем, мы с ней уже не одиноки, — в доме появился озорной пушистый котенок. К сожалению, у тети аллергия, и мне придется найти бедняжке новый дом (котенку, конечно!) Иногда я тоскую по менее пресному общению. С каким удовольствием возобновила бы я наши дискуссии, как в прежние времена. А сейчас тетя с нетерпением ожидает, когда я составлю ей компанию для игры в пасьянс. Так что не буду больше потакать своей слабости сочинять длинные бессвязные письма.

С сердечным приветом,

Лиза


Заклеив конверт, она почувствовала мучительное, но знакомое ощущение: то ли действительно вспомнила, то ли боялась, что в памяти всплывет спорный элемент сна. Единственным утешением служило то, что она все-таки проявила сдержанность. Лиза не ожидала получить ответ, и на сей раз оказалась права.


Ей с тетей пришлось развлекать парочку седоволосых американских туристов, Джорджа и Натали Моррис. Джордж занимал высокий пост в автомобильной компании в Детройте, его дела шли прекрасно. Натали красовалась в норковой шубе.

«Не понимаю, что им здесь нужно, — писала она Виктору. — Они вот-вот вытащат маленькие американские флажки и станут размахивать ими на улице. Мой друг из Нью-Йорка встречался с ними и был просто ошарашен их отвратительным американским акцентом. Им не хватает молочного коктейля в аптекарском магазине за углом. Они во всеуслышание удивляются, как мы живем в такой крошечной, грязной квартирке (как сильно она, оказывается, изменилась с тех пор, когда они с детьми приезжали к нам после войны!). Они страшно боятся подхватить дизентерию. Наталья никак не может найти подходящую парикмахерскую, где ей сделают химическую завивку и подкрасят волосы. „Джордж“ просматривает сводки зарубежных новостей в тщетной надежде узнать результаты бейсбольных матчей. У нас с ним нет совершенно ничего общего, даже детских воспоминаний. Кажется, мы живем в разных мирах. Неужели мы появились на свет из одной утробы? На вокзале я не смогла заставить себя чмокнуть его гладко выбритую щеку, и мы пожали на прощание руки. Mein Bruder! Чтобы немного поднять настроение, я читаю „Ад“ Данте. Зато тетя Магда довольна. Для нее он все еще маленький Юрий, а главное, новый человек, с которым можно пообщаться».

Спустя две недели стало ясно, зачем они приехали. Дети упорхнули из гнезда, Джордж чувствовал пустоту и ненужность, — приметы переходного возраста. Он хотел взять с собой в Америку Лизу и тетю, и заранее подготовил разрешения на въезд. Лиза может преподавать музыку: у них там масса возможностей. Джордж заговорил об этом за обедом, а Натали всячески поддержала мужа. Она сама с удовольствием вытащила бы родителей из Москвы, но, к сожалению, это невозможно.

Лиза сразу отказалась. Но тетя Магда растрогалась и обещала подумать. В конце-концов, после долгих слезливых споров с племянницей, она согласилась. Ужасно трудно покидать Лизу и Вену. Но ведь теперь она никуда не ходит, довольствуясь видом из окна. Что касается круга общения, в основном, вдов или старых дев, то «иных уж нет, а те далече…», включая лучшую подругу, которая учила пению Лизу, а теперь эмигрировала с детьми в США, и тепло отзывалась о благожелательных американцах.

Джордж и Натали поселят ее в уютной комнате на первом этаже, ее станут возить на автомобиле. Они способны оплатить любое лечение и сиделку, если таковая потребуется. Да и Лизе станет легче. Она все больше превращается в невыносимую обузу для племянницы (конечно, Лиза все отрицала, но тетя говорила правду). Через несколько лет Лиза уже не сможет зарабатывать пением, что станет с ними тогда? Оставшись одна, она получит возможность, скажем, преподавать в консерватории.

На самом деле, тетя приняла решение еще до разговора, им осталось лишь хорошенько выплакаться на прощание. «Интересно было наблюдать за выражением лица брата», — снова писала Лиза Виктору. — «Я уверена, именно на такой исход они и надеялись. Я им нравлюсь не больше, чем они мне, зато тетя Магда прекрасно подходит на роль экзотического зверька: подлинная старомодная европейская леди, которую можно при случае продемонстрировать друзьям. Они даже пообещали купить ей фортепиано, чтобы устраивать настоящие венские званые вечера. В довершение всего, милый Джордж хочет найти свою мамочку».

Лиза смотрела, как тетю бережно, словно дорогой антиквариат, приобретенный четой Моррисов во время отдыха в Европе, погружают в вагон. Лиза и тетя Магда не смели взглянуть друг на друга, они знали, что расстаются навсегда. Исчезла еще одна примета привычной жизни, и квартира стала неожиданно очень просторной и пугающе пустой. Пришлось проводить в ее стенах больше времени, потому что Лизу все реже и реже приглашали выступать. Она навела справки в Консерватории относительно учеников. С тех пор, как она обучала в Милане Лусию, мысль о преподавании казалась привлекательной. Возможно, у нее даже есть некоторый талант педагога. Но пока, один за другим, тянулись месяцы бесплодного ожидания…

Весной 1934 из Киева пришло письмо от Виктора. Он сообщал, что условия жизни намного улучшились. Период плохих урожаев прошел. Проблемы с питанием остались в прошлом. Его попросили организовать постановку «Годунова», и он согласился с условием, что ее пригласят исполнить партию Марины. Он мечтает снова ее увидеть. Более того, теперь, когда появилась возможность принять ее, не опасаясь различных осложнений, он хочет предложить Лизе свою руку и сердце. Это не спонтанное решение; Виктор долго размышлял над ним. Всего за несколько недель в Милане, она стала для него родным человеком. Так он не чувствовал себя ни с одной женщиной, кроме первой жены и Веры. Он уверен, Вера благословила бы их союз. Разве она не просила присмотреть за ним? Маленький Коля совсем отбился от рук, мальчику необходима настоящая мать. Его бабушка сделала, что могла, но она совсем старая, и хочет вернуться в деревню, где родилась и прожила всю жизнь. Она тоскует по родному дому, как это свойственно либо очень молодым, либо совсем старым людям. Но пусть Лиза не думает, что он предлагает ей выйти за него из практических соображений. Годы переписки очень сблизили их; но и он не становится моложе, жизнь слишком коротка, чтобы вверять свою судьбу бумаге… В-общем, если Лиза способна выйти замуж за человека, который скоро впадет в маразм, он будет вне себя от счастья.

За день Лиза пережила все галлюцинации и видения, все проявления невроза, мучившие ее десятки лет. Она двигалась словно во сне, — вошла в спальню, держа кувшин, который хотела поставить на кухне; налила молоко в решето, приняв его за кастрюлю. Она не знала, что ей делать, и посоветоваться не с кем; нет даже близкого человека, с которым она могла поговорить. Она не видела ни единой причины для отказа. Лизе нравился Виктор, она восхищалась им. Ее сердце переполняли сочувствие и любовь к ребенку, оставшемуся без матери. А ее жизнь становилась все более одинокой, несмотря на множество приятельниц и двух-трех не особенно близких подруг.

Кроме того, в городе было неспокойно. Несколько дней подряд не умолкали глухие звуки выстрелов; Лиза вообразила, что она вернулась в Одессу начала века. Политическая ситуация повсюду выглядела ужасной и, очевидно, в будущем только ухудшится.

Три ночи подряд Лизе снились дети. Она решила, что это знак свыше, надо согласиться и стать матерью маленькому Коле. Но что у нее в итоге получится? Насколько дорог ей Виктор? Конечно, она не любит его так, как в свое время Алексея, и даже мужа. И все же, перечитывая письмо снова и снова, чувствовала, что сердце начинает учащенно биться.

Проходили дни, недели; она тянула с ответом. Лиза заболела неуверенностью, и этот недуг не оставлял ее в покое целыми днями, и даже ночами. Потом рассудок словно оцепенел, она не могла даже думать. Однажды до вечера просидела в церкви, но ответ не приходил. Старые боли проявились в полную силу; она едва дышала. Ничего не ела. У нее возникла безумная идея добраться до Бергассе, постучать в дверь квартиры Фрейда и броситься ему в ноги. Она задаст какой-нибудь пустяковый вопрос, и если профессор ответит «да», примет предложение Виктора, а «нет» — откажет ему.