Вапа Хакиту бросил туда взгляд.
– Точно, это он… Шунка Васичу!
– Да, Вапа, бледнолицая собака приползла за золотом. Клянусь, я прикончу его на этот раз!
– Как? – задал трезвый вопрос Вапа Хакиту.
Я промолчал. В голове сначала была полная неразбериха, потом появились кое-какие мысли. Через пять минут я знал, что мне делать.
– Оставайся здесь, – сказал я индейцу, – и молись за Шайеласку.
– Уаште, – произнес он. – Хорошо. Пусть Отец Солнце хранит его.
Я встал и, закинув «спенсер» за спину, двинулся вниз по склону холма. Пока я спускался, на горную долину, где располагался армейский лагерь, легли сумерки. Костры горели уже повсюду, посылая к звездному небу яркие искры.
Следопыты расположились невдалеке от подножия холма, но, согласно своему плану, я обогнул его стороной, выйдя к самому дальнему костру кавалеристов. Спрятавшись в низкорослом подлеске, я присел на корточки и стал ждать.
У подлеска в свете ночных костров прохаживались часовые. На усатых лицах кавалеристов, потягивающих кофе, танцевали блики огня. Слышался их говор, иногда смех после удачных шуток.
Я ждал не напрасно. Спустя три четверти часа один из кавалеристов встал, потянулся и, поправив ремень, зашагал в кусты, именно туда, где, затаив дыхание и зажав в руках ствол «спенсера», тихо сидел я. Он был одного со мной роста, схожего телосложения.
«Надо же! – обрадовался я. – Это весьма кстати…»
Солдат шагнул в подлесок буквально в трех ярдах от меня и, сплюнув, приготовился отдать дань природе. Он стоял ко мне вполоборота, задрав лицо к небу. Я медленно приподнялся, одновременно занеся за правое плечо карабин. Выпрямившись, я резко двинул прикладом в голову солдата. С его губ сорвался короткий вздох, и он начал валиться в сторону. Одним прыжком я оказался рядом и поймал падающее тело на полпути к земле. Аккуратно уложив солдата на траву, я снял с него сапоги, шляпу и военную форму. Натянув на себя все это, я с десяток секунд постоял над потерявшим сознание кавалеристом. Видимо, удар пришелся куда следует, он не подавал никаких признаков пробуждения. Я надвинул шляпу на лоб и, перекрестившись, вышел из подлеска.
Самой опасной задачей было пройти мимо солдатского костра. Мне, конечно, можно было вернуться к подножию холма той же дорогой, но в этом случае меня наверняка ждали бы неприятности. Товарищи моего солдата могли бы заинтересоваться долгим его отсутствием, и тогда все пошло бы насмарку. Я выбрал более трудный путь.
«Он должен привести меня к Блэкберну» – твердил я про себя.
Прохаживавшийся у подлеска часовой, увидев меня, с усмешкой произнес:
– С облегчением, Даусон.
Я буркнул что-то в ответ и пошел мимо костра в открытую долину.
– Эй, Даусон, ты что, сбился с дороги? – раздался громкий голос у костра.
Послышался хохот кавалеристов, но мне было не до смеха, и я продолжал идти с грохочущим в груди сердцем.
– Черт тебя дери, Даусон! – рявкнул все тот же солдат. – Проваливай хоть в преисподнюю, но дай нам карты!
Какие карты? Проклятье, какие карты?.. Я остановился и лихорадочно зашарил руками по куртке и брюкам.
– Фу-у-у! – вырвалось у меня спустя мгновение.
Колоду я нащупал в нагрудном кармане куртки Даусона и перевел дыхание. Она была в кожаном футляре. Вытащив футляр я, не оборачиваясь, отбросил его в сторону костра.
– Клянусь распятьем, Даусон, ты сейчас вернешься и соберешь все карты!
Наверное, в полете футляр открылся, и карты рассыпались по траве. От испуга у меня сдавило виски. Я не знал, что мне делать и бросился бежать. Это, однако, и спасло меня. Позади раздался дружный смех кавалеристов.
– Оставь его в покое, Сандерс! – крикнул кто-то. – Тебе не догнать этого детину!
Пробежав ярдов тридцать, я оглянулся. Солдаты, продолжая смеяться, собирали рассыпавшиеся карты. Один из них потряс мне кулаком и присоединился к товарищам.
Я еще долго не мог успокоиться. Но надо было держать нервы в узде, и вскоре все мои мысли были сосредоточены на Блэкберне.
Не доходя до костра следопытов десяти ярдов, я увидел, что он сидит ко мне спиной и также как кавалеристы играет в карты. Настало время действовать.
– Эй. у костра! – гаркнул я, изменив голос. – Кто там из вас Стив Блэкберн? Генерал приказал мне переговорить с ним с глазу на глаз.
Последние слова я говорил, уже отвернувшись от костра. Послышался голос Блэкберна, который сказал что-то своим друзьям, потом зазвучали шаги. Не оглядываясь, я зашагал в ближайшие кусты. Войдя в них, я вытащил нож из ножен и согнулся якобы для того, чтобы заправить брючины в голенища. Подошедший Блэкберн тронул мое плечо и хотел было что-то сказать.
Выпрямившись, я вогнал длинное лезвие ему в живот в область пупка и продвинул нож вверх, до самой грудной клетки. Раздался оглушительный вопль, и тело Блэкберна, ломая ветви кустарника, повалилось на землю. Я пошарил рукой у него за пазухой, но «золотой» карты не было,
– Где же она? – прошипел я, тряся за ворот умирающего команчеро.
И тут, в свете луны я увидел его лицо. Незнакомое лицо. Я тряс совершенно неизвестного мне человека. Блэкберн послал поговорить со мной своего товарища!
В лагере разразилась пальба. Ржали лошади, метались туда-сюда солдаты. Нельзя было терять ни секунды.
Чертыхнувшись, я помчался вверх по склону холма. Добравшись до Боевого Оперенья, я снял с себя армейскую форму.
– Вапа Хакиту не станет задавать вопросы, – с улыбкой сказал мой друг. – Он слышал вопль Койота Кайова.
– Я выпотрошил внутренности другому человеку, – произнес я с вздохом. – Вот и все.
Надо было видеть лицо Вапы Хакиту. Кажется, оно чем-то напоминало мое в тот момент, когда я увидел, что прикончил отнюдь не своего старинного врага, который, похоже, водил дружбу с дьяволом.
Глава 4
Поход Кастера в Черные Холмы стоил народу лакота последних остатков спокойствия.
Вернувшись в форт Линкольн, однозвездный генерал раструбил на все штаты об огромных залежах золота. Тысячи американцев, заслышав об этом, потянулись к Черным Холмам. Встревоженные бойцы тетонов стали требовать от своих вождей – Красного Облака, Крапчатого Хвоста и других – решительных действий. Но когда-то славные и мужественные лидеры краснокожих теперь растеряли все достоинство. Их голос протеста был слаб, они, казалось, не знали, что предпринять. Колеблющиеся вожди никогда не способны влиять на соплеменников, и возмущенные воины к концу года попросту сбежали из агентств, чтобы встать под знамена двух великих предводителей, Ташунка Витко и Татанка Йотанка – вот имена этих вождей, не утративших ни гордости, ни пыла, ни твердой решимости отстоять племенные земли лакота. Их четкая позиция в отношении вторжения белых в Хи Сапа вполне отвечала воинственным настроениям воинов.
И именно благодаря усилиям этих вождей поток золотоискателей вскоре превратился в жалкий пересыхающий ручей. Обнаглевших старателей беспощадно уничтожали, под их ногами горела священная горная земля. Видя это, президент Грант в начале 1875 года вынужден был отправить в Черные Холмы генерала Крука. Тому была поставлена задача вывести из гор оставшихся золотоискателей. А летом поползли слухи о том, что президент Грант готов послать в земли тетонов мирную делегацию для переговоров.
Что ж, индейцы не были против разговоров. Добрых разговоров.
Я и Лаура жили среди индейцев, жили, как подобает индейской семье, тревожась и надеясь, огорчаясь и радуясь в зависимости от положения дел на границе. В эти смутные дни радости, конечно, было меньше и, заботясь о мире в ее душе, я не проронил ни слова Лауре о двух моих встречах с Блэкберном. Что было, то было. Может, я и оказывался на краю гибели, но иногда полезнее говорить неправду любимой женщине и заботливой матери.
Летом свободные индейцы объединились в лагерь на берегах Онжинжитка Уакпа или Роузбад-Ривер для проведения большого Танца Солнца. Тут были оглала Бешеного Коня, Черного Близнеца и Большой Дороги, сансарки Крапчатого Орла, северные шайены Маленького Волка, миннеконджу Летящей Пчелы и хункпапа Сидящего Быка. Северные шайены издавна дружили с оглала и миннеконджу. а вот с хункпапа они виделись крайне редко, считая их чуть ли не чужаками. И Сидящий Бык на священной церемонии, желая положить конец такому положению вещей, исполнил символичный танец межплеменного братства и выкурил с вождями шайенов две трубки.
Чуть позже в наш объединенный лагерь пожаловали посланцы от армейских командиров – метисы, Жан Батист Пурье и Луи Ришо. Они жили когда-то среди тетонов, я встречал их в прошлом несколько раз. Это были люди, к чьим услугам прибегали и белые, и индейцы. Они считались чем-то вроде посредников.
Метисы, проехав к центру лагеря, спрыгнули с лошадей у типи Сидящего Быка.
– Сейчас Татанка соберет совет, – предположил Вапа Хакиту. Отобедав, мы с ним отдыхали в тени моего жилища.
– Эй-и, – согласился я. – Если эти двое приехали, то с большими новостями.
Наши догадки подтвердил спустя минуту глашатай хункпапа, объявивший о сборе вождей и достойных воинов в типи Татанки Йотанки. Одевшись в праздничные одежды, мы с Боевым Опереньем отправились к типи хункпапа. Я выглядел весьма внушительно со своим ожерельем из когтей гризли, которого я когда-то победил в изнурительной схватке у подножия Биг-Хорнс.
Мы вошли в жилище Сидящего Быка, присев на шкуры слева от входа, где уже сидели Черная Луна, Четыре Медведя, Вороний Король, Дождь-В-Лицо, Крапчатый Орел и еще с дюжину не менее влиятельных лакота.
Напротив входа, за очагом, на месте почета-чатку один подле другого восседали Татанка Йотанка – Сидящий Бык и Ташунка Витко – Бешеный Конь. Слева от первого сидели двое незнакомых мне величественных индейцев с волевыми лицами. Я никогда их не видел, а поскольку наши народы объединились недавно, мне они не попались на глаза в эти дни.
– Кто они? – кивнув на них, спросил я у своего друга.
– Хункпапа, – прозвучал односложный ответ.