А погоня продолжалась. Мы бежали сначала на северо-восток – к Йеллоустону, а потом на восток – к Литтл-Миссури. Где-то в конце августа от Крука отделились наемные индейцы и солдаты Терри. Раздвоенной Бороде пришлось вести преследование одному, которое, однако, вскоре оказалось ему не по плечу. У него не хватало еды, его подчиненные пали духом от лихорадки и усталости
Повернув на запад, мы, в конце концов, вздохнули с облегчением. Солдаты оставили нас в покое.
Пока шла кочевка на запад, в высоких прериях потихоньку холодало. Днем еще можно было погреться на солнышке, но ночью спасали только теплые бизоньи шкуры. Нам удалось добраться лишь до берегов Боксэлдера, когда разразилась настоящая зимняя стужа.
В начале декабря в наш заснеженный лагерь пришли шайены Тупого Ножа и Маленького Волка Это были замерзшие, угрюмые люди, перенесшие жестокий налет кавалерии полковника Рэнелда Маккензи. У них не было не теплых одежд, ни типи, ни лошадей. Тетоны и на этот раз приютили северных шайенов, своих давних и надежных союзников. Но настроение в лагере резко ухудшилось. Везде слышались разговоры о том, что краснокожим теперь нигде не будет безопасного места.
Вид исхудавших от голода детей, женщин и стариков действовал на воинов угнетающе. Печально было смотреть и на лошадей. Вынужденные питаться скудным подножным кормом, они тощали прямо на глазах.
В начале декабря в наш лагерь, который переместился на Ручей Повесившейся Женщины, приехали Важный Человек и Глупый Медведь, два влиятельных миннеконджу из далекого агентства. Они предложили свое посредничество в проведении переговоров между свободными лакота и правительством. Их Ташунка, конечно, выслушал и… пожелал счастливой обратной дороги.
А настроение в селении продолжало ухудшаться. Люди с надеждой смотрели на своего военного вождя, ожидая от него какого-нибудь решения. И он его, в конце концов, принял на совете вождей.
– Охотникам, куда бы они ни пошли, нет удачи. Зимний Великан не устает насылать в прерии стужу. Сейчас пришло время увидеться с Медвежьим Плащом Майлзом и убедиться, что он говорил правду, когда пообещал сражающимся лакота резервацию на развилке реки Шайен.
Вниз по Танг-Ривер, которую лакота называли Пте-Седжи-Уакпа – Река Бизоньего Языка, вместе с военным вождем поехали: от оглала – Пес, Пакующий Барабан и я; от сансарков – Полые Рога; от миннеконджу – Красная Ткань, Жирная Шкура, Высокий Бизон, Красные Лошади, Бизоний Орел и сыновья покойного Одинокого Рога, Прикоснись-К-Тучам, Крапчатый Лось и Римский Нос.
Через четыре дня в долине Эхака-Уакпа – Йеллоустон-Ривер или Лосиной Реки мы увидели солдатский форт, возле которого стояли два десятка индейских типи.
– Какого они племени? – спросил Прикоснись-К-Тучам густым басом, кивая на индейцев у форта.
– Либо янктоны, либо янктонаи, брат, – предположил средний сын Одинокого Рога, Крапчатый Лось, который впоследствии принял имя Большая Нога. Это с ним и его кланом разыграется трагедия на реке Вундед-Ни в 1890.
– Нам нечего их бояться, – сказал Красная Ткань, сжимая в руке копье с белым флагом. – Они нашего корня.
– Точно, – поддержал его Высокий Бизон, взглянув на белый клок ткани на своем копье. – Даже если те индейцы – арикары, будем спокойны. У нас белые флаги перемирия, и каждый должен чтить эти знаки чести.
– Со мной поедут четверо, – сказал Пакующий Барабан. Этого вождя оглала белые прозвали Хороший Сидящий Бык за то, что он, в отличие от великого хункпапа, стал в агентстве лидером мирных людей. Даже побывал в Вашингтоне и получил в подарок от президента Гранта карабин. Но когда Красное Облако, Крапчатый Хвост и Человек-Боящийся-Своих-Лошадей продали белым Черные Холмы, он со всей семьей примкнул к сражающимся тетонам Бешеного Коня.
– И все мы повезем с собой трубки, – добавил он. – Лакота могут не только сражаться, но и говорить о мире.
С Пакующим Барабан, по его выбору, отправились Высокий Бизон, Красная Ткань, Красные Лошади и Бизоний Орел. Последний три недели назад встретился в форте с Майлзом, и тот его заверил, что если над любым из лакота будет развеваться белый флаг, то с ним обойдутся вежливо и достойно.
Послы проехали половину пути, когда им навстречу выбежало около пятнадцати человек из индейского лагеря. Они размахивали руками и громко кричали.
– Это же псатока! – вдруг крикнул кто-то из вождей. – Наши враги!
О, кроу действительно были врагами. Злейшими врагами племен лакота с незапамятных пор!
Мы, затаив дыхание, глядели на бегущих кроу.
– Смотрите, – воскликнул Жирная Шкура. – Пакующий Барабан протягивает им трубку. Они не посмеют причинить вреда послам.
Но манисипере, а именно так называли себя речные кроу, думали иначе. Передовой кроу, вместо того, чтобы принять Трубку Мира, схватил Пакующего Барабан за рукав и рывком стащил его с лошади. В тот же миг другие кроу бросились на четверых лакота и также стянули их на землю. Под рев боевых кличей давние союзники бледнолицых в считанные секунды расправились с беспомощными послами и с торжеством принялись размахивать их скальпами.
А со стороны лагеря к нам на лошадях неслись все остальные кроу, потрясая оружием и издавая вопли. Далеко позади них бежали солдаты.
– Подлое племя! – закричал Ташунка. – Всю жизнь я справедливо ненавидел псатока!
– Надо уходить, вождь, – обратился я к нему. – Нас слишком мало, чтобы дать бой этим позорным убийцам.
– Эй-и, – согласился он. – Хопо!
И, развернув лошадей, мы поскакали от места страшного злодеяния на юг обратной дорогой.
Много позже я узнал, что Нельсон Майлз не был причастен к убийству послов. Инициативу проявили сами кроу – его скауты. За это он отобрал у них лошадей, и они вынуждены были пешком добираться до своих земель. У себя в заложниках он оставил их белого командира, сквомена Тома Лефоржа, и двоих воинов.
Но в первые дни после трагедии мы обвиняли и кроу, и Майлза, и всех солдат на свете. Нас можно было понять. Подлую резню учинили его разведчики. Он обязан был держать их в узде. Никто иной, как сам Медвежий Плащ обещал неприкосновенность тем, кто появится у форта с белым флагом. Ему представился верный шанс мирно завершить зимнюю компанию, и он упустил его из-за своих краснокожих головорезов.
На советах звучали гневные речи, подавляющее большинство вождей требовало активных действий против Длинных Ножей Майлза.
По приказу Бешеного Коня военные отряды несколько дней кружили вокруг форта в устье Танг-Ривер, стреляя по солдатам, нападая на белых скаутов и лесорубов, угоняя скот и лошадей.
Майлзу это, естественно, не понравилось, и он в начале января 77 – ого повел свой 5 – ый пехотный полк вверх по Пте-Седжи-Уакпа. 8 января в отрогах Волчьих Гор состоялась битва, в которой не было ни победителей, ни побежденных. После нее Бешеный Конь увел людей на запад, к истокам Жирной Травы Майлз не пошел за нами. Он вернулся в форт.
Что я могу сказать о том зимнем лагере? В истории лакота было всякое, но такого холода и голода не помнили даже самые древние долгожители, родившиеся к востоку от Миннисосе – Грязной Воды или Миссури. Люди едва сумели пережить ту страшную зиму, и когда появились первые признаки весны, началось неизбежное – тетоны стали уходить из лагеря в резервации. Акичита или полицейские уже ничего не могли поделать с этим. Поодиночке и целыми семьями, индейцы отправлялись прямиком на восток.
Многие оставшиеся с военным вождем смотрели им вслед и тоже подумывали о сдаче. После визита мирных брюле во главе с Крапчатым Хвостом, который приехал говорить о мире, державшиеся с Бешеным Конем миннеконджу, ухенонпа и сансарки откололись от него и избрали восточную дорогу. В лагере осталась лишь тысяча оглала, самых непримиримых и гордых.
В конце апреля 1877 года, однако, они были вынуждены спрятать свою гордость и думать о мире. Старый Красное Облако, повидавшись с Бешеным Конем, убедил-таки его сдаться. Несгибаемый полководец, бессменный предводитель индейской конницы, великий Ташунка Витко распустил хвост боевой лошади и ушел с долгой Тропы Войны! Это был конец индейского сопротивления. Конечно, где-то еще оставались воинственные хункпапа с Сидящим Быком и Галлом, но уход Бешеного Коня ставил точку в многолетней степной войне.
Закончилось и мое пребывание среди краснокожих. В резервации мне делать было нечего. Нам с Лаурой хотелось одного – поскорей добраться до золота. Мы уже решили, что будем жить в Канаде, где я мог не беспокоиться за свою безопасность. Также подумали о том, чтобы часть золота в любом случае досталось Черному Тони Сайкзу. Этот неординарный человек заслуживал награды. Меня и мою семью провожали почти все оглала, но самые теплые слова произнесли Бешеный Конь и Боевое Оперение.
– Я буду счастлив, если до меня дойдут слухи, что ты, Шайеласка, жив, здоров и на свободе, – сказал первый. – Пусть твою семью всегда хранит Вакантанка.
– Х-ган! – голос второго вибрировал от волнения. – У Вапы Хакиту был друг, который стал ему дороже брата.
– Пиламайя, – сказал я, чувствуя, как подступает комок к горлу. – Спасибо… Шайеласка уходит, но он никогда не забудет прожитых с вами лет.
Мы тронулись в путь, и лагерь последних свободных оглала вскоре растаял в густом весеннем тумане.
Эпилог
Я, Лаура и Грегори стали канадскими поселенцами весной 1877 года. Имея солидный запас золота, я легко приобрел хороший участок для ранчо на реке Южный Саскачеван и с помощью опытных строителей вскоре выстроил на нем просторный двухэтажный дом.
А в конце лета по соседству возникло еще одно ранчо, хозяином которого значился – кто бы вы думали? – Тони Сайкз! Да, этот черноволосый здоровяк, получив часть золота Портера, решил остаться в Канаде и поселился возле меня. Я, поначалу, сомневался, что он задержится в этих местах на долгое время. Но сомнения развеялись довольно скоро. Как многие авантюристы и скитальцы он только искал шанса, чтобы покончить с прошлым. И я ему дал этот шанс.