Поплотней закутавшись в одеяло, я вышел наружу. Поздний снег опускался на землю большими хлопьями. Попадая мне на лицо, они тут же таяли, и стекали щекочущими ручейками к подбородку.
Над клапанами жилища Вапы Хакиту клубился легкий дымок. Видимо, хозяин только что подбросил в очаг хворосту.
Добравшись до его типи, я откинул полог и зашел внутрь. Вапа Хакиту, Боевое Оперенье, сидел у потрескивающего огня с дымящейся трубкой во рту.
— Хау, Вапа, — бодро произнес я. — Доброе утро.
— Доброе, доброе и немного прохладное, Шайеласка, — улыбнулся он, назвав меня именем, под которым я был известен среди оглала, и которое переводилось как Белый Шайен.
Это был высокорослый индеец с точеным, словно высеченным из красноватого гранита, лицом и атлетичной фигурой. Он был женат на миловидной женщине, имел двух сыновей, пяти и семи лет, и считался в клане непревзойденным стрелком из лука. Его скорострельность поражала, — в то время как первая стрела еще не касалась земли, в полет отправлялась седьмая или даже восьмая. В его меткости я убедился на нашей с ним первой совместной охоте, когда он, как и обещал, пробил стрелой голову белке-летяге, находившейся в полете. Эта охота осталась в памяти еще и потому, что я спас Боевое Оперенье от неминуемой гибели: на него навалился медведь-шатун, и только пули из моего «спенсера» прикончили разъярившегося косолапого.
Случай на охоте сблизил нас. мы стали настоящими друзьями.
— Присаживайся к очагу, — сказал он, сопроводив слова выразительным жестом, — и поешь тушеного мяса.
Я не отказался от угощенья, и когда с завтраком было покончено, мы оба закурили,
— Как здоровье Белого Облака и Грегори? — вежливо осведомился он.
— Жаловаться не на что, — ответил я. — А как твои домочадцы?
Индеец бросил взгляд к задней стенке типи и, кивая головой на спящих, заверил:
— Так крепко могут спать только здоровые люди.
Некоторое время мы курили, наблюдая за тем, как яркие язычки пламени лижут хворост.
— Слушай, Шайеласка, — заговорил Боевое Оперенье. — Ты жил у шайенов, теперь кочуешь с оглала. Хороша ли такая жизнь?
— Почему ты спрашиваешь об этом?
— Потому что, если ты влюблен в такую жизнь, то наслаждаться ей долго не придется… Ни мне, ни тебе, ни Бешеному Коню…
— Что ты имеешь в виду?
— Белые люди уже ищут золото в Черных Холмах. Это дурной знак. У южных шайенов не было золота, но даже их загнали в резервацию.
Этот краснокожий мне всегда нравился своей рассудительностью и логикой. В то время как другие лакота, за малым исключением, принимали жизнь такой, какая она есть, этот индеец во всем искал смысла, делал надлежащие выводы. И сейчас он едва ли удивил меня. Он был верен себе.
Услышав о проникающих в Черные Холмы первых золотоискателях, мой друг увидел в этом плохую примету. Впрочем, не он один.
— Вот ты о чем, — глубоко вздохнул я. — Это тоже тревожит меня, Вапа. Золотая лихорадка не принесет с собой ничего хорошего.
— Значит, я был прав?
— Что лакота ожидает судьба южных шайенов?
— Да.
— Если белые не нарушат договор, то все обойдется, — сказал я, слабо, однако, веря подобной надежде.
Индеец долго молчал, хмуро раскуривая трубку. А когда он заговорил, в его голосе сквозили печаль и разочарование:
— Белые никогда не держали обещаний, Шайеласка… Никогда.
У меня не повернулся язык, чтобы оспорить или, хотя бы, смягчить это убийственное утверждение. В нем была горькая для индейцев правда. Бледнолицые искали встреч с вождями краснокожих, торжественно давали клятвы, с важностью подписывались под договорами, а потом с легкостью их нарушали.
Это было благодатной темой для ухудшения настроения, и вскоре мы уже говорили о другом. О наступлении весны, о планах на лето, о многом, что касалось приближающихся кочевок. Мы, наверное, выкурили уже по пятой трубке, когда полог типи откинулся, и на пороге появился Джордж Риверман, метис из оглала.
— Хо-хе-хи, Уакпа Вичаша, — поприветствовал его Боевое Оперенье. — Добро пожаловать в мое жилище, Речник. Присядь к очагу и подкрепись.
Гость сел, принял из рук хозяина миску с мясом и стал с жадностью поглощать его. Его озябшие пальцы отправляли в рот кусок за куском. Мокасины и брючины его были забрызганы грязью. Видно было, что он только что с дороги. Он происходил из клана южных оглала Маленькой Раны, но чаще жил в приграничных городках, зарабатывая себе на жизнь тем, что поставлял в салуны дичь. Он слыл за лукавого и жадного парня. Что могло привести его в клан хункпатила, в гости к Вапе Хакиту? и с ним почти не знался, да и встречаясь, едва кивал на его приветствия. Что-то в нем было такое, что мне не нравилось. Один тяжелый, извечно мрачный взгляд его раскосых черных, как уголь, глаз чего стоил!
— Я здесь по твою душу, Кэтлин, — закончив есть и сделав смачную отрыжку, проговорил он. — Охрана лагеря посоветовала мне заглянуть сюда, к Вапе Хакиту.
— В чем дело, Риверман? — недоуменно спросил я.
Он достал трубку, набил ее табаком и закурил. Во время еды он почти не поднимал глаз. Теперь он посмотрел на меня вышеописанным взглядом, которому мог позавидовать охотящийся кугуар.
— Ты знал человека по имени Сайкз?.. Черный Тони Сайкз?
— Конечно… А что?
— Вы, вроде, дружили когда-то. Так вот, если он сейчас не в преисподней, то скоро с ней познакомится.
Я понял, что с Тони стряслась беда. Подавшись вперед, к сидящему напротив метису, я тронул его за плечо.
— Что произошло?.. Я смогу ему помочь?
— Стал бы я гнать тридцать миль свою лошадь в такую мерзкую погоду, если бы ты не смог ему помочь, — ухмыльнулся он.
— Где он?
— В плену у Ловца Орлов на Лисьей Речке.
Я все понял Черный Тони, как и многие другие, попытался пройти в Черные Холмы за золотом. Ловец Орлов, командир особого индейского сторожевого отряда, взял его в плен. Тони, наверное, сказал, что он мне большой друг. Ловец Орлов, двоюродный брат Бешеного Коня и мой неплохой приятель, отсрочил казнь золотоискателя, послав в наш лагерь метиса.
— Так все и было, — подтвердил он, когда я высказал вслух эти предположения. — Ты спросишь, как я там оказался? — Метис кинул на меня быстрый взгляд. — Очень просто. Мой родственник Викмунке Сапа, Черная Радуга, состоит в отряде Ловца Орлов. Мне нужно было с ним повидаться.
Я пристально посмотрел на Ривермана. Что заставило этого угрюмого скитальца проделать такой долгий путь от Лисьей Речки? Только не сострадание к белому пленнику. Это уж точно. В груди Речника стучало безжалостное сердце.
— Какая во всем этом тебе выгода? — спросил я его напрямик.
Метис закивал головой и ухмыльнулся.
— Я знал, что ты задашь этот вопрос, Кэтлин, — он потрогал ствол своего старого карабина. — Видишь это оружие? Последнее время оно часто давало сбои. Мне нужен новый скорострельный карабин и такой имеется у Сайкза. По приезде к Лисьей Речке я получу и «спенсер», и кучу боеприпасов в придачу… Устроил ответ?
— Вполне, — сказал я. — Когда выезжаем? —
— Чем быстрее, тем лучше. Это, как ты понимаешь, и в моих интересах. Ловец Орлов подождет до вечера, а потом пустит твоего приятеля в расход.
Молчавший до сих пор Вапа Хакиту подал голос:
— Ты рассказывал мне об этом человеке, Шайеласка. Вы не раз спасали друг друга. Помоги ему и на этот раз, хоть он и пришел в Священные Холмы за золотом. Я поеду с тобой.
Распрощавшись со своими родными, мы с Боевым Опереньем составили компанию Риверману на его обратном пути к Лисьей Речке.
Глава 2
Неяркое апрельское солнце прошло половину своего дневного пути, когда мы приблизились к средней величины холмам, за которыми текли воды Лисьей Речки.
Метис поднял руку и остановился.
— Оставайтесь здесь. — сухо заявил он. — А я взгляну на речную долину.
— Поезжай. — сказал я ему. — Подашь знак, если все нормально.
На пути к Лисьей Речке Уакпа Вичаша тщательно проглядывал лежащую впереди дорогу. Дело в том, что по его словам, двумя днями раньше индейцы сторожевого отряда Ловца Орлов прогнали из долины какую-то бродячую шайку арикаров. Поэтому нужно было сохранять бдительность. «Что если эти краснокожие где-то поблизости?» — не раз с беспокойством вопрошал метис.
У самой возвышенности холма метис спешился и прокрался наверх. Некоторое время он осматривался, затем поднялся во весь рост. Махнув нам рукой, он снова прыгнул в седло и скрылся по ту сторону холма.
Мы, не спеша, тронулись с места.
— Инила йанка йо! — вдруг воскликнул Боевое Оперенье, натянув поводья своего чалого жеребца. — Тишина!
Я вопросительно взглянул на него.
— За холмом стучат копыта, — тихо проговорил он. — Много копыт!
— Это, наверное, Ловец Орлов со своими людьми, — предположил я.
Ноздри индейца широко раздувались, глаза, не моргая, глядели на вершину.
— Чужой запах, — пробормотал он. — Нам лучше подождать.
Последовали напряженные минуты. Вскоре и я различил стук многочисленных копыт. Он становился все ближе. Мы не сводили глаз с верхушки холма.
Заметив, что Вапа Хакиту держит в руках лук со стрелами, я также вооружился «спенсером».
Спустя мгновение на холме появилась дюжина индейских всадников. Они остановились. Солнечные лучи осветили покрытые желто-коричневой раскраской лица и сбитые набок просаленные прически.
— Арикары? — выдавил я.
— Они, — подтвердил мой спутник. — Но что с Речником?.. Где он?
Эти вопросы вертелись и у меня в мозгу до тех пор, пока к арикарам не присоединился еще один всадник. Тот самый, кто дал нам сигнал, что все в порядке! Риверман вытянул в нашу сторону руку, и что-то проговорил индейцам. Они его слушали. Слушали внимательно.
— Это ловушка, Вапа, — сказал я. — Речник на их стороне и он затеял подлую игру. Только я не пойму, зачем ему это нужно.
— Не время задавать вопросы, — ответил оглала. — Надо убираться отсюда.
— Куда? Наши лошади устали.