За ужином он болтал об американском футболе, Нина привычно поддакивала и косилась по сторонам. В ресторан «Астор-Хауса» стали захаживать разбогатевшие соотечественники: за соседним столиком сидела шумная компания агентов по недвижимости, а в другом конце зала чествовали русскую балерину.
Нина не ощущала никакой связи с этими людьми: они были от нее так же далеки, как и все остальные посетители ресторана. Как могло получиться, что она растеряла своих, но не прибилась ни к кому другому?
Сгустились сумерки, и Клим, верно, уже вовсю отмечал день рождения. Сегодняшний праздник был для него важен как символ успеха: десять лет назад, в Аргентине, Клим жил многотрудной, яркой и насыщенной жизнью любимца публики, и теперь он сумел вернуть все на круги своя. А Нина не только не поздравила его, но и уехала, сознательно желая уязвить.
Они докатились до того, что стали ежедневно доказывать друг другу: «Ты не имеешь власти надо мной и никогда не сможешь ранить меня, потому что мне нет до тебя никакого дела». Разумеется, это было не так, и маховик взаимной ненависти раскручивался все больше и больше. В конце концов они вообще перестали стесняться в средствах.
Нине оставалось только ужасаться: «Боже мой, что мы делаем?! Ведь назад пути не будет!»
Она распрощалась со Стерлингом и села в поджидавший ее автомобиль.
«Надо все-таки извиниться перед Климом и сказать, что я ездила за американскими документами, — решила Нина. — А насчет Китти мы что-нибудь придумаем: в любом законодательстве есть потайные лазейки».
3
Когда она вернулась домой, праздник был в самом разгаре. На веранде играл оркестр и кружили пары; веселые гости то и дело провозглашали тосты за здоровье Клима, но его самого нигде не было видно.
К Нине подскочил раскрасневшийся Дон Фернандо.
— Мадам танцует? — заорал он, пытаясь ее обнять.
Она вырвалась из его рук:
— Отстаньте от меня!
— Ну, как хотите. Встретите супруга, передайте, что я его обожаю!
Дон Фернандо схватил со стола бокал с шампанским, выпил залпом и побежал танцевать с какой-то барышней.
После долгих поисков и расспросов Нина обнаружила Клима за домом на скамейке, окруженной зарослями бамбука. Рядом в инвалидном кресле сидела Тамара.
Они были так увлечены разговором, что не заметили Нину, даже когда она подошла почти вплотную.
— Смысл жизни либо в творчестве, либо в заботе о ближних, — говорил Клим.
Тамара вздохнула.
— Мне и о себе-то позаботится трудно, а мое творчество вообще никому не нужно.
— Оно нужно вам — ваши собственные потребности тоже считаются! Когда человек из праха создает что-то хорошее, у него вырастают крылья: он делает этот мир лучше и становится… соавтором Бога, если хотите.
Клим и Тамара были едва знакомы, но она поверяла ему сокровенные мысли и признавалась, что вот уже несколько лет не понимает, зачем живет на свете. А он, вместо того, чтобы веселиться с гостями, участливо слушал ее.
— Приезжайте ко мне на радиостанцию, — предложил Клим. — У вас приятный голос, а на акцент не обращайте внимания — такие мелочи смущают только мистера Стерлинга и его подпевал. Радио — демократичная штука, так что нам на них плевать.
Нина невольно сжалась: под «подпевалой» Клим подразумевал ее — кого же еще? Он был готов спасать кого угодно — даже женщину, из-за которой погибла его дочь, а на долю Нины у него не оставалось ничего, кроме колкостей.
Пакет с документами выскользнул из ее пальцев и упал под скамейку.
Клим обернулся:
— Тебе чего?
Нина торопливо собрала разлетевшиеся бумаги.
— Мне… вернее, нам с тобой дали американское гражданство.
— Поздравляю! — воскликнула Тамара.
Но Клим нисколько не обрадовался.
— Надеюсь, ты благополучно доберешься до Америки. О нас с Китти можешь не беспокоиться.
Нина онемела. Для Клима лучшим подарком был ее отъезд, и он, ничуть не стесняясь, заявил об этом в присутствии Тамары.
4
Когда последние гости уехали, Нина вышла вслед за Климом на террасу, где все еще стояли накрытые столы. Он взял персик из вазы и, несколько раз подкинув его на ладони, предложил Нине:
— Хочешь подкрепиться? Впрочем, шофер мне сказал, что ты ужинала в «Астор-хаусе» — в компании мистера Стерлинга.
Нину трясло от еле сдерживаемой ярости.
— Не твое дело с кем я ужинаю! Убирайся из моего дома!
Клим положил персик на тарелку и принялся разделывать его резкими ударами ножа.
— Это не твой дом, — произнес он холодно. — Я узнал у Тамары, что все это время ты платила ей символическую плату, хотя давно не нуждаешься в деньгах. Мы договорились, что я буду вносить полную сумму.
— Ты с ума сошел?!
— Нет, дорогая моя, это ты сошла с ума. Ты не замечаешь, что постоянно используешь людей, и даже не задумываешься о том, что они чувствуют. Ты играешь с Китти только под настроение — и тебе плевать, что ребенок скучает без матери. Ты погубила Лабуду, ты не платила жалованье сотрудникам издательства — хотя могла бы заложить посуду или все это барахло, которым ты завалила дом!
Клим швырнул нож во фруктовую вазу, и тяжелая рукоятка разнесла ее вдребезги. Апельсины запрыгали по столу, сбивая на пути фужеры с недопитым вином.
— Прекрати! — вскрикнула Нина, но Клим и не думал униматься. Он перечислял ее ссоры с полковником Лазаревым и телохранителями, сомнительные сделки, дружбу с нечистоплотными клиентами и все вольные или невольные грехи.
Нина была поражена: она думала, что Клим не интересуется ее делами, но оказалось, что он следит за каждым ее шагом и подмечает любой промах.
— Знаешь, чем ты сейчас занимаешься? — зло бросила она. — Ты пытаешься доказать себе, что меня не за что любить. Ты сам устроил себе ад и населил его демонами, которых не существует в природе.
Нина вышла, хлопнув дверью, и замерла, пораженная странной мыслью:
«А я ведь никому тут не нужна. И не потому что я сделала что-то неправильное, а потому что я не такая, какой меня хотят видеть. Телохранителям досадно, что я женщина, а не мужчина; председателей комитетов злит, что я дружу со Стерлингом, а Клима возмущает, что я совершаю ошибки и веду себя как живое существо, а не как безгрешный ангел. Что я тут делаю?»
5
Клим привез Тамару на радиостанцию, до потолка заполненную фантастическими приборами. Он был здесь правителем: бойко переговаривался по-шанхайски с техниками, гонял охрану за пирожками, писал новые скетчи и бездумно, по привычке, жонглировал яблоками, принесенными секретаршей.
Когда он включал микрофон, работники собирались перед стеклом, отгораживающим эфирную студию, и с нетерпением ждали веселья.
Даже хозяин станции, толстый Дон Фернандо, втягивался в этот карнавал.
— Герой! — кричал он, потрясая очередной хвалебной статьей в газете.
Клим, единственный из всех, не считал Тамару списанной рухлядью, которую остается лишь пожалеть. Он был тысячу раз прав, когда сказал, что творчество окрыляет. Тамара больше не ждала, как милости, внимания знакомых, и теперь ей было некогда тосковать и изобретать хитроумные планы отмщения.
Слушатели знали Тамару не как инвалида, а как остроумную, полную энергии даму, которая рассказывает им о новых фильмах и книгах. Нередко они с Климом разыгрывали сценки из шанхайской жизни: Тамара была за мальчишку-попрошайку и за белую леди, а Клим — за ее ухажера.
— Эй, мастер, подайте сироте! Нет папы, нет мамы, нет виски с содой… — хныкала Тамара.
Клим гнал ее, а она дразнилась:
— Эй, мастер, у тебя новая мисси? Или ты старую мисси почистил?
«Белая леди» негодовала, «ухажер» оправдывался, «попрошайка» демонически хохотал.
Все звуковые эффекты создавались на столе перед микрофоном. Топот ног изображался с помощью резиновой подметки, автомобильный мотор заменял вентилятор, а гомон толпы был записан на патефонную пластинку. Тамара научилась ловко применять в эфире полицейские свистки, священные колокольчики, бумажные пакеты, ножницы, будильник и множество других предметов. А если требовалось передать голос животного, они с Климом приглашали талантливого китайского паренька, который мог подражать и рыку льва, и кваканью лягушки.
Когда Тамара возвращалась домой, дети встречали ее и наперебой восторгались:
— Мама, мы тебя слушали — это было так здорово!
А Тони целовал ее руки и просил передать Климу привет:
— Я так рад, что вы подружились!
Тамара была бы абсолютно счастлива, если бы не тревожные вести с юга: 9 июля 1926 года Национально-революционная армия начала наступление на северные провинции. По оснащению авиацией, артиллерией и стрелковым оружием она намного превосходила полубандитские армии китайских генералов и те откатывались перед ее натиском.
— Если война дойдет до Шанхая, нам придется уехать в Японию, — вздыхал Тони.
На всякий случай он велел упаковать наиболее ценные вещи и заранее отправил их в Нагасаки.
Тамара холодела при мысли об эвакуации: в Японии у нее не будет ни работы, ни друзей.
Она спросила Клима, что он собирается делать.
— Мы с Ниной еще не решили, — отозвался он и тут же сменил тему.
Насколько Тамара поняла, он почти не разговаривал со своей женой.
Глава 24Северный поход
1
Вернувшись в Кантон, Даниэль с головой погрузился в подготовку к Северному походу. Его начало постоянно откладывалось — в первую очередь из-за того, что правое и левое крыло Гоминьдана все никак не могли поделить должности и полномочия. Победил, как всегда, тот, у кого в распоряжении были войска, и к лету 1926 года в руках Чан Кайши сосредоточилась вся полнота военной, гражданской и партийной власти.
Большевиков это, разумеется, не устраивало — слишком уж норовистым был этот тощий бритоголовый китаец, который, в отличие от Сунь Ятсена, не тяготел к идеалам Маркса и Ленина. Будучи последовательным националистом, Чан Кайши постоянно подчеркивал свое китайское происхождение и желание видеть страну полностью независимой.