Граф Жироламо Маттиоли родился в Болонье в 1640 г. Дипломатическую карьеру он сделал при дворе герцога Мантуанского, одного из мелких тиранов Северной Италии. Быстро поднимаясь по ступенькам служебной лестницы и выдвинувшись в премьер-министры герцога, граф Маттиоли попал в гущу крупной политической игры, которую вели великие державы, в богатой, но раздробленной Италии. При его содействии был заключен тайный договор между Мантуей и Францией. Договор этот был весьма выгоден французскому королю, который в случае его реализации получал важные территориальные присоединения. За эту сделку Людовик XIV уплатил Маттиоли крупный куш — 100 тысяч скуди. Разумеется, в такую сумму оценивалось не только посредничество; не менее важным было сохранить тайну — от этого зависел весь успех предприятия. Но Маттиоли, получив много, захотел еще больше. Он продал тайну заинтересованным правительствам Савойи, Испании и Австрии. Афера французского правительства провалилась. Разгневанный Людовик решил наказать продажного дипломата. Французский агент пригласил ничего не подозревавшего Маттиоли в Париж под предлогом, что король хочет увеличить награду. Дипломат, еще раз продемонстрировав свое легкомыслие, поддался соблазну и сам пошел в расставленную сеть. И «награда», действительно, была «увеличена». Едва экипаж, в котором находился Маттиоли, пересек границу Франции, как дипломат был схвачен и брошен в каземат Пинероля. После этого он исчез навсегда.
Французский король отказался признать свою причастность к этому делу. На все запросы министерство иностранных дел Франции отвечало, что ничего не знает о Маттиоли. Решили, что он был убит. Между тем Людовик XIV избрал для незадачливого дипломата такую кару, которая казалась ему более страшной, нежели смертная казнь. Граф Жироламо был обречен на смерть при жизни: он должен был лишиться имени, потерять лицо и во мраке вечного заточения днем и ночью думать об ужасных последствиях своего предательства. Его перевезли на остров Сен-Маргерит, а затем в Бастилию. Черты его лица навечно скрыла железная маска...
Так излагают эту версию ее создатели и сторонники. При этом они напоминают: ведь узник Бастилии был похоронен под именем Марчиали. Не созвучно ли оно имени Маттиоли? На это, правда, можно ответить, что имена заключенным начальство Бастилии давало произвольно, никогда не основываясь на подлинных. И все же что-то здесь есть. Как и во всей гипотезе. Так и подмывает с ней согласиться. На первый взгляд она ничем не противоречит известным фактам, а кое в чем и подтверждается ими.
Но это лишь на первый взгляд. При более тщательной проверке противники этой версии нашли ряд крупных огрехов в логике ее создателей.
Прежде всего анализ и материалов переписки, и объективных фактов приводит к убеждению, что Маттиоли умер значительно раньше, чем узник в маске попал в Бастилию. В Пинероле он часто болел и, по-видимому, пытался симулировать сумасшествие (или действительно находился на грани его). Это беспокоило Сен-Мара, о чем он поведал в одном из писем военному министру. В ответ Лувуа порекомендовал «вразумить» дипломата «с помощью палочных ударов». Как это не вяжется с приведенным выше советом того же Лувуа быть по возможности предупредительным с «Железной маской»! Палочные удары и другие подобные методы «вразумления» вряд ли позволили бы изнеженному дипломату дожить до преклонного возраста, в котором он должен был умереть, будь он действительно «Железной маской»!
Серьезные возражения вызывают и попытки проникнуть в психологию Людовика XIV, выявить мотивы его сознательных (а порой и подсознательных) действий и преподнести их указанным выше образом. У этого короля было множество слабостей и пороков, но изуверство и садизм не относились к их числу. Он ничем не напоминал таких маньяков, как Иван Г розный или Людовик XI, упивавшихся сверхжестокой местью. Не был он и чрезмерно злопамятным, и если иной раз (как в случае с Фуке) упорствовал в применении жестких мер, то диктовалось это отнюдь не личной жестокостью.
Наконец (и это едва ли не самое главное), у французского правительства не было ни оснований, ни возможностей долгое время скрывать арест и заточение Маттиоли. Лишь на первых порах министерство иностранных дел Франции пыталось отрицать очевидное, но упорствовало оно очень недолго. Через месяц-другой вся Европа знала о судьбе Маттиоли, и ни у кого не было ни причин, ни желания вступаться за узника Пинероля. Что же касается герцога Мантуанского, то он был только рад каре, постигшей его министра, который обманул его в той же мере, что и французского короля.
Одним словом, при всей своей соблазнительности гипотеза о Маттиоли оказывается несостоятельной. Она определенно не стоит умственных усилий, бумаги, чернил и типографской краски, затраченных на попытки ее доказать.
Итак, все версии отвергнуты. Конечно, опровергать много легче, чем создавать. Впрочем, мы попытаемся дать свою интерпретацию данного казуса. Но прежде поделимся с читателем некоторыми размышлениями.
Истории известны многочисленные случаи, когда арестант переводился из одной тюрьмы в другую или содержался в маске. В Италии, например, это было нормой. Аналогичные случаи встречались во Франции и Германии. Приведем лишь один из них, по характеру особенно близкий к казусу «Железной маски» и так же оставшийся загадкой.
Это событие произошло в 1776 г. и было зафиксировано в официальном документе, который мы ниже приводим почти дословно, изменив лишь его форму (документ составлен в виде протокола допроса).
Однажды к Жерому Мегу, муниципальному палачу города Ландау, находившегося близ границы Франции с Германией, обратились двое пожилых респектабельных господ. Палач заметил, что они были хорошо одеты и говорили с иностранным акцентом. Они предложили Мегу выполнить его обычную работу, иначе говоря, обезглавить преступника, обещая за это хорошую плату. Палач согласился. Ему завязали глаза и посадили в экипаж. Проведя несколько дней в дороге, путешественники прибыли на место. Палача ввели в какое-то помещение и сняли повязку. Он увидел комнату, стены которой были обтянуты черным крепом. Вскоре вошел мужчина в сопровождении двух священников. Мужчина был в белой рубашке, лицо же его закрывала черная маска. Не оказывая ни малейшего сопротивления, человек в маске подставил шею под роковой удар. Ловко справившись со своим делом, палач получил обещанную плату; незнакомцы снова завязали ему глаза и отвезли обратно в Ландау. Дело не прошло незамеченным; вокруг него поднялся шум, и палачу за свою «частную практику» пришлось по приговору французских властей отсидеть в тюрьме.
История эта, не считая смертельного исхода, удивительно напоминает случай «Железной маски»: она так же окутана тайной, которая так же осталась нераскрытой. Разница лишь в том, что она не привлекла всеобщего внимания и что маска в данном случае была не из железа, а из крепа.
Вот тут-то как раз уместно остановиться на вопросе: а почему маска узника Бастилии была железной? И была ли она железной? Ведь если вдуматься, то поймешь: вся значительность этой истории связана именно с железной маской. Именно железная маска придает ей такую необычность. Еще бы! Когда говоришь или думаешь об этом (и так же, очевидно, обстояло с восприятием современников), сразу представляешь себе впечатляющую картину: несчастный с лицом, окованным железом! Недаром в одном из фильмов узник Сен-Мара предстает перед зрителем в своего рода рыцарском шлеме с наглухо приклепанным забралом, шлеме, который нельзя открыть или снять, как те шлемы, в которые в средневековых темницах заковывали обреченных на голодную смерть!..
Но была ли в действительности маска железной? Есть ли на это указания в источниках? Мы их не находим. Оказывается, это — традиция, идущая неизвестно откуда и усердно повторяемая из книги в книгу. Правда, встречаются и оговорки. Так, один из авторов уверяет, будто железная маска была обшита снаружи черным бархатом. Но зачем же выковывать маску из железа, да еще обшивать ее бархатом? Для красоты? Чтобы скрыть железо?.. Другой специалист поясняет: она вовсе не была выкована из железа, а лишь имела металлический каркас. Но что такое металлический каркас и зачем он? Быть может, это просто проволочная основа, подшитая к краям маски, чтобы та лучше прилегала к лицу? Это можно было бы допустить, но вопрос в том, следует ли подобную конструкцию называть металлическим каркасом. Одним словом, все рассуждения о металлическом каркасе явно повисают в воздухе. По-видимому, маска была вовсе не железной, а бархатной или велюровой — наподобие тех полумасок, которые надевали во время карнавалов. Во всяком случае, судя по документам, маска узника Бастилии легко снималась, что заключённый и делал во время трапезы и сна.
Здесь-то, на наш взгляд, и следует искать разгадку тайны. Почему? Ответим чуть позднее.
Мы уже упоминали, что загадку «Железной маски» пытались решить при помощи компьютера. В машину были введены все данные о «кандидатах», и она выдала поразительный ответ: оказалось, маска кочевала с одного лица на другое — она побывала и на Фуке, и на Маттиоли, и на Эсташе Доже, и на многих других. Как это понимать? Неужели компьютер ошибся? А если нет, то кто и с какой целью надевал маску то на одного, то на другого заключенного?
По-видимому, всё обстояло и так, и не так. Вряд ли это была одна маска. Скорее, масок было много. Можно вполне представить, что лица кое-кого из перечисленных персонажей (а с ними и множества других) в какой-то момент их заточения и особенно при переводе из тюрьмы в тюрьму скрывали под маской от излишнего любопытства досужих наблюдателей (в том числе тюремщиков и сопровождающей охраны). И, кстати говоря, эти заключенные вовсе не обязательно были известными людьми. Скорее наоборот. Вольтер недаром обронил замечание, что в год, когда арестант в маске был помещен в Бастилию, в Европе не исчез ни один выдающийся деятель. С большей долей вероятности «замаскированными» могли быть рядовые, мало кому известные люди, имена которых власти из тех или иных соображений не хотели «обнародовать»: проштрафившийся придворный лакей, провалившийся разведчик, утративший доверие соглядатай. И недаром среди «кандидатов» имелись такие персонажи, как мелкий шпион Дюбрейль, слуга Эсташ Доже или темнокожий паж королевы. О них в источниках осталось мало сведений. О Дюбрейле, например, мы