Фуцзядяньцы вновь осмелились кучковаться для разговоров и, собравшись, толковали про эпидемию, рождение и смерть, а также про погоду и всякие жизненные мелочи. Не избегали они обсуждений своей и чужой похоронной одежды – у кого ткань получше, у кого рисунок особеннее, у кого фасон солиднее. Еще они говорили о том, какой у покойника должен быть головной убор, какую обувь ему нужно надеть, даже какой пояс для него лучше. Казалось, для них уход на другой свет – какой-то торжественный праздник, в котором нет мелочей. Досконально они обсуждали, насколько глубоко положено закапывать гроб, и выражали мнение, что лучше всего – не глубоко и не мелко. Если закопать слишком глубоко, то при весеннем паводке изо дня в день будешь словно отмачиваться в ванне – ощущение не из приятных. Если же похоронить слишком мелко, то, коли гроб сгниет, дикие волки легко доберутся до костей и разгрызут их.
Мужчины восстановили привычку ходить по вечерам в питейные заведения, где они играли на пальцах на выпивку. Женщины же решили, что нечего взаперти просто сидеть и ждать смерти; кому нужно было резать выкройки для обуви – стали резать выкройки, кому нужно было вышивать – стали вышивать. При этом ради выпивки мужики повадились посещать заведение под названием «Тянь тан» – «Небесный зал», а бабы неосознанно принялись вышивать лотосы долголетия и райские облачка.
Догадка Ван Чуньшэня оказалась правильной. Он сходил в несколько фруктовых лавок, но груш нигде не было. Из свежих фруктов имелись только два товара – мандарины и яблоки. Возница решил, что мандарины для больного горла Цзибао сейчас не подойдут, и купил два цзиня яблок. Цена на яблоки выросла в четыре раза по сравнению с недавним прошлым, но Ван Чуньшэнь выложил деньги без колебаний. Вдруг он понял: хотя лавочник и заработает на несколько связок монет больше, но если, по несчастью, он заразится, то эти деньги для него сделаются что клочки бумаги.
Опасаясь, как бы яблоки не перемерзли, возница засунул их за пазуху. Встречные люди больше не сторонились, как в начале эпидемии, а тепло его приветствовали, некоторые даже зазывали пойти вместе в «Небесный зал» опрокинуть по чарочке.
Ди Ишэн действительно не смог управиться с черным жеребцом. Едва войдя на постоялый двор, Ван Чуньшэнь услышал, как евнух жалуется Цзинь Лань:
– Вот скажи, если конь не хочет запрягаться и работать тягловым скотом, то для чего он сдался? Убить его надо! Мне давно хотелось отведать паровых пирожков с кониной.
Цзинь Лань ответила:
– Если ты убьешь жеребца, то этот Ван убьет тебя и поест паровых пирожков с человечиной!
«Этот Ван», упомянутый Цзинь Лань, подумал Ван Чуньшэнь, это ведь он сам. А при нем-то она называет его или хозяин, или отец Цзибао; видать, словам женщин, сказанным в твоем присутствии, верить нельзя.
Увидев, что возница вернулся, евнух излил на него свои горести:
– Твой конь – что божество, требует подношений!
Ван Чуньшэнь ответил:
– Ну да, это же жеребец, отпущенный на выпас из управы окружного правителя; он, как и ты, повидал сильных мира сего, вот и требует отношения как к божеству.
Эти слова звучали как лесть, но на самом деле содержали издевку; евнух аж поперхнулся от возмущения и беспомощно вытаращил глаза.
Ван Чуньшэнь положил яблоки и, обнаружив, что сын спит, вернулся в конюшню. Черный конь, увидев вернувшегося хозяина, с победным видом и гордо поднятой головой прошествовал ему навстречу. Растроганный возница прижался к нему лицом и одобрительно воскликнул:
– Молодец, показал характер!
Проведав коня, Ван Чуньшэнь не знал, куда себя деть от скуки, и крикнул жене, что пойдет в «Небесный зал» – развеяться. В полдень он опять подумал о сыне и, не вполне отведя душу в кабаке, вернулся домой. Войдя во двор, он испугался: там стояли восемь ярко-красных гробов, занявших более половины всего пространства! У возницы от испуга аж ноги затряслись: неужели умер Цзибао? Когда он открывал дверь в дом и окликал сына, его голос дрожал.
Цзибао слабым голосом отозвался: «Папа…» – и тогда глаза возницы увлажнились. Хотя сын еще и температурил слегка, но уже мог сесть и играть с Цзиин; сейчас как раз брат с сестрой на кане складывали бумажные кораблики. Цзибао поднял один кораблик с закрытым трюмом и сказал, что дарит его отцу, чтобы тот летом мог на нем ловить рыбу на Сунгари.
Ван Чуньшэнь ответил:
– Тогда папа поймает сазана-оборотня и обратит его в красивую и ловкую девушку, чтобы она готовила Цзибао еду и расстилала постель!
Цзибао расхохотался:
– Еду и постель мне готовит матушка, а девушку я попрошу на закорках носить меня в цирк!
– Хорошо, – поддержал его отец, – пусть девушка носит тебя в цирк!
Проведав сына, Ван Чуньшэнь отправился искать Цзинь Лань, чтобы расспросить, что это за гробы, неужели сюда переехала гробовая лавка? Но ни дома, ни на улице он жены не нашел, ее и след простыл. Возница открыл крышку чана на кухне – тот был полон воды; значит, она не могла пойти к колодцу. Затем поднял крышку на котле, там томилась капуста; значит, жена не могла уйти далеко. И только-только возница собрался пойти к воротам, как вернулась Цзинь Лань, тащившая половину говяжьей грудины с масляно-красными ребрышками. Увидев мужа, она радостно сообщила, что в соседском доме У Эра забили вола, вот она и купила ребра, намереваясь потушить их и покормить Цзибао вкусненьким, ну и всей семье заодно достанется мясное угощение.
– Вол в семье У Эра был для работы в поле. Если он забил его, то неужели в следующем году не собирается ничего садить? – поинтересовался Ван Чуньшэнь.
– Последние два дня этот вол принялся рыть копытами землю, а в семье У Эра на это табу, говорят, что он могилу роет, поэтому и решили его забить. Были бы люди живы. А что вол? Придет весна, нового купят.
Коров и лошадей в Фуцзядянь в основном привозили из Хайлара. Не так давно в Хайларе у коров случилась вспышка чумы, почти все подохли, цены на коров постоянно росли. В мясных лавках цена на говядину была вдвое выше, чем на свинину. Любителям говядинки в последнее время пришлось себя обделять. Ван Чуньшэнь подумал, что следующей весной, когда У Эр пойдет покупать вола и увидит цены столь же пугающие, как призрак повешенного, то наверняка пожалеет, что забил своего вола. Вот уж несчастная скотина, нашла время рыть ямы. Кабы его коняга начал раскапывать землю, он не стал бы убивать его, предпочел бы сам умереть за ту яму.
Не дожидаясь вопроса о гробах, Цзинь Лань спросила сама:
– Ты видел те гробы?
– Я как раз хотел от тебя узнать, что происходит, это твоя баба опять натворила?
– Вот на сей раз он сделал все как надо! – одобрительно воскликнула она. – В прежние времена, когда на постоялом дворе останавливалось много гостей, не то что столько гробов, я бы и одного не позволила поставить, иначе кто бы согласился тут жить? Но сейчас постояльцев нет, делать нечего; он увидел, что цена на гробы день ото дня все выше, а людей мрет с каждым днем все больше, вот и решил запастись гробами, чтобы через какое-то время продать их подороже! Ты подумай: когда помрет какой-нибудь богач, уж как минимум на гроб ему раскошелятся. К тому времени в похоронных лавках гробов не останется, придется им покупать у нас!
– Тьфу… А если через какое-то время чума закончится? И что твоя баба будет тогда с ними делать? Ему одному в стольких гробах не упокоиться!
– Мне вот кажется, что эпидемия так быстро не закончится! – И Цзинь Лань указала на небо. – Ты разве не видел, сколько нынешней зимой метеоров? Это небеса прибирают людей. Разве человеку под силу одолеть небо?
Договорив, она велела Ван Чуньшэню принести побольше дров, ведь вол-то у семьи У Эра был старый, на готовку уйдет немало топлива.
– А это все гробы?
– Всего он купил десять штук. Думаю, два оставшихся тоже скоро привезут.
– Похоже, ты раздобыла ребрышек не для Цзибао, а чтобы порадовать свою бабу, не так ли?
– Да ладно, мы уже так долго не ели говядины, аж подумать страшно. – Цзинь Лань не только не опечалилась, но, судя по тому, как она смешливо стреляла глазками, закупка евнухом гробов пришлась ей по сердцу.
Насупленный Ван Чуньшэнь принес дров и вдруг вспомнил о ключевом вопросе: ведь все дни Ди Ишэн маялся от безделья, источника дохода у него не было, как же он ухитрился купить столько гробов? Он спросил жену, не она ли помогла евнуху с деньгами?
Цзинь Лань скривила гримасу:
– О закупке гробов я, как и ты, узнала только сегодня. Я тоже спросила его, откуда деньги? Он ответил, что сам накопил. Если подумать, то он столько лет провел во дворце, у него не может совсем не водиться деньжат.
– Несколько дней назад я видел, как он ходит в ломбард. Наверное, сдал туда что-то ценное, украденное в прошлые годы.
В ответ Цзинь Лань не издала ни звука, ведь она ничего не знала о походе Ди Ишэна в ломбард. Всего его вещи лежали под замком в небольшом деревянном сундуке, а ключ он денно и нощно носил на теле, чтобы никто его не взял. О том, что хранилось в сундуке, у Цзинь Лань не было никакого представления. Она тяжело вздохнула, подумав, что у нее как женщины нет ни одного мужчины, который по-настоящему открыл бы ей сердце. Услышав ее вздохи, Ван Чуньшэнь прекратил дальнейшие расспросы.
Когда во дворе ровными рядами расставлены десять гробов, как ни крути, смотрится это пугающе. Ван Чуньшэнь велел евнуху купить промасленной ткани да прикрыть гробы, иначе в снежные дни Цзибао и Цзиин побоятся выходить во двор лепить снеговиков. Ди Ишэн задрал голову, глянул на небо и, потягивая свою больную ногу, заявил:
– Нога жутко ноет, да и небо стало таким серым, завтра наверняка пойдет снег! Небеса сами помогут мне накрыть товар, покупать ничего не надо!
Предсказание Ди Ишэна оказалось воистину точным, на следующий день пошел снег. Сначала снег падал редкий, но постепенно становился все гуще и гуще. К закату снега навалило почти по колено. Гробы, как по велению евнуха, оказались спрятаны под белым покрывалом. Однако снежное одеяло не уменьшило их мрачности – наоборот, нетронутый белый снег, лежавший на гробовых крышках, походил на траурное одеяние и лишь добавлял ужаса всей картине.