Когда Фу Байчуань пришел в резиденцию, Юй Сысин уже приготовил чай в кабинете рядом с жаровней. При встрече они обменялись приветствиями, затем Юй Сысин перешел прямо к делу и сообщил, что в Фуцзядяне серьезное положение с эпидемией, на него постоянно давят иностранные консульства, особенно русское; не будет ли у гостя полезных соображений на сей счет? Фу Байчуань улыбнулся и развернул принесенную с собой газету «Шэнцзин шибао» – эту газету издавали японцы. На краях рекламной страницы находились мелкие рекламки – мыло «Девятое небо», зубной порошок «Алмаз», масло для роста волос «Большой размер». А в центре страницы на самом видном месте восседала жирная мышь. Ее морда была исполнена скорби, в лапе она держала платок и утирала им слезы. Рядом с мышью размещались краткий текст о крысином яде, а также огромная реклама заморских пилюль из Японии, которые служат для профилактики чумы.
Фу Байчуань пояснил: «Видите, японцы разместили такую большую рекламу. Чего они добиваются? Выгоды! Разве в Фуцзядяне на пункте дезинфекции не препараты из японских аптек запасены? Господин Юй, а чего хотят русские? Разве не такой же выгоды?»
Юй Сысин вздохнул и кивнул. На его взгляд, на северо-востоке Китая обосновались две змеи: одна – Китайско-Восточная железная дорога под контролем русских, а другая – Южно-Маньчжурская железная дорога под властью японцев. Эти две железные дороги, одна на севере, другая на юге, походили на двух змей в зимней спячке. Однако стоило подуть ветру и зашелестеть траве, как они тут же пробуждались и высовывали ядовитое жало. Тем не менее Юй Сысин считал, что причитать бесполезно, главное тут – найти средство для решения текущей задачи.
Фу Байчуань предложил собрать нескольких известных китайских врачей из Фуцзядяня и совместно обсудить признаки нынешней чумы и пути заражения, чтобы выработать рецепт и с помощью китайского снадобья лечить и предотвращать болезнь. Если средство подействует, то он готов нанять для своей аптеки еще нескольких работников, чтобы денно и нощно бесплатно варить для всех снадобье.
Юй Сысин подумал, что этот план хорош: удастся победить чуму с помощью китайской медицины – считай, удастся выплеснуть обиду на чужеземцев. Дело не терпело отлагательств, он сразу отправил людей в помощь Фу Байчуаню.
В этот раз при прощании Фу Байчуань не получил от правителя округа коробки со сладостями, как бывало раньше. Когда он слегка нахмурился, то Юй Сысин, словно почувствовав что-то, поспешил с улыбкой пояснить: у Юй Цинсю скончалась свекровь, ходят слухи, что от чумы, поэтому временно ее не пускают в управу. В этот раз сладости на кухне готовила не она, поэтому Фу Байчуаню и не поднесли подарок. На миг эти слова привели Фу Байчуаня в смущение, но он быстро пришел в себя и улыбнулся: «Что вы, что вы».
Юй Сысин не без грусти заметил, что без Юй Цинсю приходится туго – ведь скоро заморские праздники; каждый год в это время правитель, взяв в подарок сладости, посещал иностранные консульства и выражал поздравления. Два его предшественника утверждали, что сладости всегда исходили из рук Юй Цинсю. Если в нынешнем году угощения окажутся не того вкуса или неправильного вида, то могут возникнуть ненужные подозрения и лишние кривотолки.
Фу Байчуань поспешил рассказать, как встречался с Сисуем, сыном Юй Цинсю, и тот сообщил ему: мол, его бабушка померла не от чумы, а от того, что он неловким словом ее рассмешил. А вот что это за слово, Сисуй говорить не хотел, а Фу Байчуань не стал допытываться, мальчишка был не из лгунишек.
Юй Сысин продолжил: «Я не то чтобы страдаю пустыми страхами, но если вдруг она заболела, а ее сладости съест кто-то из иностранцев и случится непоправимое, это приведет к большой беде. Но не дарить ее сладости тоже нельзя. Эх! Если у них дома действительно все в порядке, то через несколько дней отправлю людей с кухни за ней, ведь праздники уже вот-вот наступят».
Фу Байчуань успокоил: «Их кондитерская работает как обычно, господин Юй может не волноваться».
Когда посетитель ушел, правитель округа посмотрел на оставленную им газету, на льющие фальшивые слезы мышь – сердце его охватила печаль, он бросил газету на пол, поднял чашку с остатками чая и вылил прямо на морду мыши; вот теперь мышь, казалось, заплакала по-настоящему. Юй Сысин выбросил мокрые листы в урну. На его столе лежали несколько свежих номеров газеты «Юаньдунбао», ее издавали русские на китайском языке; в сообщениях о чуме в Фуцзядяне содержалось много критики. После начала эпидемии под серьезный удар там попала торговля. Уже перестало работать совсем недавно открывшееся здесь отделение государственного банка. Оформление платежей, выдача кредитов прекратились. Только что созданный японцами на паях ломбард тоже готовился к ликвидации. Торговля захирела, сердца у людей находились в смятении, Фуцзядянь накрыло дыханием смерти. У Юй Сысина росло предчувствие, что если до Нового года эпидемия не пойдет вспять, то в управе округа поменяется хозяин. Он не страшился отставки, ведь ему для счастья было довольно кабинета с книгами, возможности пить чай и слушать дождь, играть на цитре и любоваться снегом.
Вместе в могилу
Врачи китайской медицины из Фуцзядяня никогда прежде не сталкивались с чумой. Хоть они и сохраняли внешнее спокойствие перед лицом этого незваного гостя, но на сердце у них не было покоя, Фу Байчуаню это стало совершенно ясно из выступлений врачей и их поведения на собрании, посвященном разбору эпидемии. Некоторые из них специально надели длинные халаты и парадные шапки, другие же, напротив, оделись небрежно и пришли с небритыми бородами. Одетые нарочито парадно не были уверены в себе, потому-то при помощи наряда и пытались взбодрить свое врачебное мужество. Те же, кто оделся абы как, тоже в себе не были уверены, однако с помощью наплевательского вида старались показать, что эпидемия их не волнует.
Когда врачи, собравшись в чайной «Цинфэн», обсуждали рецепт лекарства, их лица стали красными, а уши пунцовыми. Некоторые исходили из сезонности инфекционных заболеваний и полагали, что в организмы попал студеный ветер, поэтому нужно рассеять в теле холод. Другие, указывая на жар и кашель, набухание лимфоузлов и темный цвет лица у покойников, предполагали, что болезнь происходит от отравы, вызывающей жар, поэтому главное здесь – избавить организм от яда. Взгляды врачей расходились, предлагаемые рецепты тоже отличались друг от друга. Некоторые заявляли, что достаточно лекарства из пяти частей – дикой хризантемы, цветов жимолости, листьев форзиции, корней володушки и соломы. Другие же утверждали, что если компонентов будет меньше шестнадцати, то лекарство окажется совершенно бесполезным, а чудесные свойства у снадобья появятся, только если еще добавить туда гипс, норичник, мяту, стебель пиона, коптис и ламинарию. Они проругались полдня, выпили пять медных чайников размером с ведро, семечек сгрызли три подноса. Они упились чаем так, что то и дело бегали в уборную по малой нужде, кожура от семечек покрыла весь пол. В конце концов они сошлись на снадобье из четырнадцати компонентов. Взглянув на рецепт, Фу Байчуань понял, что кроме рябчика мутовчатого, которого в его лавке оставалось не так много и который следовало срочно докупить, остальных трав у него на складе имелось достаточно. Он тут же передал рецепт в свою аптеку, чтобы пополнили запасы трав, заготовили достаточно топлива и начинали варить снадобье: он хотел, чтобы жители Фуцзядяня могли получить лечебный отвар как можно быстрее.
В голодные годы жителям Фуцзядяня доводилось питаться в благотворительных столовых, но вот чтобы бесплатно получить лекарство – такого еще не бывало; всем стало любопытно. Они тайком спрашивали у врачей, обсуждавших рецепт, насколько действенно это снадобье? Врачам же приходилось уподобляться двуличным гадателям, чтобы не сказать, что оно ни полезно, ни бесполезно. Они опасались: ведь если громко одобрить лекарство, а у того не окажется целебных свойств, то сами врачи и понесут ответственность. Если же отвар проявит себя чудодейственным, а они его не одобрят, то разрушится их репутация. Из-за этого врачи давали ответы расплывчатые и позволяющие двоякое толкование. Народ к употреблению такого лекарства особого рвения не проявил. Люди говорили, что чумой они, глядишь, и так не заразятся, а вот от этого дурманного отвара можно и дуба дать, не стоит его пить просто так.
И если в отношении лекарственного отвара китайские врачи проявляли осторожность, то вот распространенный способ устранения яда они единодушно одобряли – стоит пить воду, прокипяченную со ржавым гвоздем. Стоило появиться такому рецепту, как в каждом доме сразу же пострадали ворота, столы и стулья, сундуки и шкафы. Если какой гвоздь в них обнаруживал признаки ржавчины, его тотчас вытаскивали щипцами и бросали в котел. Мебель, лишившаяся железных скреп, словно человек без жил и костей, немедленно приходила в негодность. Бывало, сидишь себе на стуле, а он вдруг и разваливается, и вот ты уже растянулся на земле. А иногда спокойненько ешь, а тут стол перед тобой внезапно опадает, как отцветший цветок, чашки, тарелки, лампа разбиваются вдребезги. Мало того что еды лишился, так еще надо идти в лавку докупать посуду.
Однако чума была словно умалишенный в фазе обострения, ее бешеную поступь не могли остановить ни лекарственный отвар, ни ржавая вода. Случился новый всплеск смертей. Среди умерших оказались лучший мастер иглоукалывания и прижиганий по фамилии Тань, хозяин питейного заведения «Небесный зал», а также крестьянин У Эр. Некоторое время те, кто ходил к доктору Таню на иглоукалывание, опасались – не покинут ли и они вскоре этот мир, кто-то даже боялся испустить дух во сне, поэтому на ночь наряжался в саван. Из-за того, что доктор Тань участвовал в совещании по выработке лекарства от чумы, желающих пить отвар, приготовленный в аптеке Фу Байчуаня, стало еще меньше. Ну и те мужики, что до того напивались в «Небесном зале», осознали, что в любое мгновение можно помереть, вот более и не будет возможности получать наслаждения, а потому еще сильнее принялись сорить деньгами и предаваться всевозможным утехам. В Фуцзядяне забили уже почти всех кур, уток, лебедей и собак, из очагов в каждом доме плыл аромат мяса. На горячих канах мужики без устали кувыркались со своими женщинами. Неизвестно же, будет ли такая радость на том свете, поэтому нужно было успеть вдосталь всем насладиться, покуда не настигла смерть. По ночам они изводили себя до полного изнеможения, на следующее утро у них аж коленки подгибались, даже ногу поднять над порогом и то сил не было.