– Раз у доктора У так легко на душе, то Харбин и впрямь обрел своего спасителя!
На самом деле нервы доктора были натянуты. Он понимал, сколь велика ответственность в этой командировке за Великую стену. Добиться успеха нужно обязательно, права на провал нет. Ведь за спиной чумы орудовала невидимая черная рука смерти.
Вернувшись в Тяньцзинь, У Ляньдэ выбрал себе в помощники курсанта Линь Цзяжуя, взял необходимое лабораторное оборудование, собрал дорожную одежду и приготовился выступить в путь. Доктор не знал, сможет ли одержать красивую победу в этой командировке. Если чума поразит его самого, то что станет с женой и тремя детьми? Хуан Шуцюн происходила из известной семьи, была разумной и образованной, увлекалась литературой, когда-то писала рассказы. Она отличалась нежностью и изяществом, с пониманием относилась к людям. Заметив тревогу на лице мужа, Хуан Шуцюн сказала, что, раз за ним сохраняется место заместителя директора мединститута сухопутных войск, значит, поездка пройдет без неожиданностей и принесет большую удачу, так что он благополучно вернется домой. А вот если бы его освободили от должности и он лишился места в Тяньцзине, тогда его, возможно, оставила бы при себе какая-нибудь разбитная красотка за Великой стеной. Полусерьезные-полушутливые слова жены доставили сердцу У Ляньдэ огромное облегчение.
После отъезда из Тяньцзиня доктор и его помощник три дня тряслись на поезде, пока наконец не прибыли в Харбин. У Ляньдэ внимательно наблюдал за местностью, расстилавшейся вдоль дороги. К северу от Шаньхайгуаня[52] пейзажи становились все более и более унылыми. Порывы ветра стегали по вагону и словно терзали свисток. Снежинки, точно неприкаянные души, то появлялись, то исчезали. Над бескрайними степями часто пролетали вороны и воробьи.
Ступив на перрон харбинского вокзала, У Ляньдэ ощутил дрожь. Во-первых, здесь было холодно, во-вторых, за год до того тут произошло событие, потрясшее весь мир, – корейский патриот Ан Чунгын, смешавшись со встречающими, застрелил японского сановника Ито Хиробуми. Когда Ши Чжаоцзи в своей резиденции рассказывал У Ляньдэ о Харбине, то упомянул и это происшествие, пояснив, что сам находился среди встречающих и оказался свидетелем всего произошедшего. В тот момент У Ляньдэ очень хотел спросить, перед каким именно фонарным столбом на перроне Ан Чунгын напал на Ито Хиробуми? Он подумал, что, ступив на землю Харбина, хорошо бы найти тот столб, задержаться там и помянуть героя, ради света смело отправившего себя во тьму. Однако У Ляньдэ было неудобно заставлять Ши Чжаоцзи вспоминать ту кровавую сцену.
Карета из управы доставила доктора и его помощника в одну из русских гостиниц неподалеку от вокзала. На этот день, 24 декабря, как раз приходился сочельник. У Ляньдэ подумал, что счастливый день предвещает его работе доброе начало.
Однако увиденное в следующие несколько дней лишило У Ляньдэ оптимизма. Как и рассказывал Ши Чжаоцзи, Харбин был миром русских. Когда доктор наносил визиты иностранным консулам и карета проезжала по Пристани и Новому городу, то он видел широкие аккуратные улицы, внушительные здания и церкви с красивыми куполами; повсюду беззаботно разгуливали русские женщины, одетые в шерстяные юбки, шубы и фетровые шляпы. Но стоило ему заехать в Фуцзядянь, как перед его взором предстали низенькие строения с грубыми глинобитными стенами, соломенными крышами, покосившимися дымоходами, всюду были грязь и запустение. Озиравшиеся при виде доктора люди были одеты в старье; ватные куртки и штаны часто носили без верхних накидок и чехлов, открывая швы на всеобщее обозрение. Если учесть, что эту одежду они стирали раз в один-два года, то можно представить, сколь грязной она выглядела, а передок, обшлага и колени были засаленными до стального блеска; видок у прохожих – что у сборища нищих бродяг. Хотя стеганая одежда смотрелась не очень красиво, но она хорошо сохраняла тепло; как говорили местные – кто в ватной куртке и штанах, не имеет ветра страх. Из-за того, что вата была разной толщины, одежда сидела неровно и выглядела измятой: руки и ноги смотрелись словно свеженабитые колбаски, глазу противно.
Однако и Фуцзядянь оказался не без красивых уголков, вроде центральной торговой улицы Чжэнъяндацзе. Вывески магазинов здесь висели в несколько рядов, от их количества даже глаза разбегались. Тут имелись закусочные, предлагавшие густой доуфу и масляный хворост, пекарни, где продавали желтое печенье из кукурузы и красное из гаоляна, пельменные, портретные мастерские, питейные заведения, мясные лавки, пирожковые, лавки подержанной одежды, табачные лавки, магазины скобяных изделий, салоны зеркал, магазины горных и морских деликатесов, аптеки, рисовые лавки и все такое прочее.
Их вывески выразительно оттенялись дымовыми трубами разного обличья. Дымовые трубы Фуцзядяня произвели на У Ляньдэ неизгладимое впечатление. Они не были приземистыми и прямоугольными, подобными даосу, охраняющему вход в храм; их словно не устраивало строгое расположение на крыше. Многие из дымоходов в местных магазинах имели цилиндрическую форму и высовывались прямо над дверью или из окна. Трубы на верхних этажах нередко были выведены горизонтально – казалось, комната разверзла рот и зажала в нем сигарету. Трубы же на нижних этажах все были изогнутыми, их отверстия обращены к небу, чтобы люди на улицах не задохнулись. Из-за чумы дымоходы в жилых кварталах постоянно пыхтели дымом, из чего следовало, что местные в основном ютились по домам. А вот на торговых улицах дымоходы курились редко. Но даже если они и выпускали дым, то слабый – похоже, большинство заведений закрылось, а у оставшихся дела шли скверно. У Ляньдэ подумал, что в тот день, когда трубы на торговых улицах начнут дымиться так же бойко, как и в жилых кварталах, можно будет сказать, что эпидемия чумы закончилась, а торговля вновь расцвела, словно заря среди облаков. Однако если дымовые трубы продолжат молчать, словно немые, значит, они определенно стали надгробиями, возвышающимися над могилами фуцзядяньцев, и этого У Ляньдэ хотелось менее всего.
«Пусть эти трубы вновь закурятся белым дымом!» – сказал про себя У Ляньдэ.
И сколь же сложно было исполнить это простое на первый взгляд желание!
В Фуцзядяне не нашлось ни одного врача западной медицины. Если кто заболевал, то все обращались за лечением к китайским докторам. Отвары, иглоукалывание и прижигание, банки, кровопускание, скобление являлись главными средствами исцеления. Метод дезинфекции, предлагавшийся доктором Яо и доктором Сунем из Бэйянского мединститута в Мукдене, на самом деле был одним из действенных способов сдерживания эпидемии, но жители его не приняли, чему У Ляньдэ был весьма удивлен. Ответственный за борьбу с эпидемией в Фуцзядяне начальник уезда Чэнь был курильщиком опиума – тощий, как стебель конопли, в измазанном халате, при разговоре вечно зевающий. Когда У Ляньдэ заговаривал с ним о борьбе с чумой, тот ничего не ведал и договорился до того, что болезнь, сколь бы серьезной она ни была, подобна хныканью ребенка – не обращай на него внимания, и он сам собой успокоится, не стоит и переживать. Хотя правитель округа Юй и организовал Комитет по борьбе с эпидемией, но там не нашлось знающих специалистов, и вышло так, что костяк-то создали, однако без дельных людей; комитет оказался что воздушный замок. Правитель Юй совместно с видным коммерсантом Фу Байчуанем предложили пить от чумы отвар, приготовленный по рецептам китайской медицины, но, насколько разузнал У Ляньдэ, пившие этот отвар также заражались, пользы от него не было. В борьбе с чумой в Фуцзядяне творилась полная неразбериха.
Японский врач, неустанно вскрывавший трупики мышей, со всей уверенностью заявил доктору У, что здесь бушует вовсе не чума. Однако по симптомам больных У Ляньдэ видел, что это эпидемия именно чумы. Первоочередным делом было вскрыть человеческий труп и проверить, выделится ли чумная палочка. И тут как раз от чумы умерла японка по прозвищу Большая белая груша. У Ляньдэ с помощником немедленно выехали в постоялый двор, где находилась умершая, и после обеззараживания помещения тайно провели свое исследование. Они не осмеливались предавать это огласке, так как вскрытие трупа не только в Харбине, но и на всем северо-востоке Китая было делом небывалым.
У Ляньдэ понимал все риски от прикосновений к телу человека, только что умершего от инфекции. Поскольку в трупе содержалось огромное количество живых бацилл, проводивший вскрытие при малейшей неосторожности мог заразиться. У Ляньдэ и Линь Цзяжуй надели маски, закрывавшие половину лица, и резиновые перчатки, затем острым скальпелем осторожно вскрыли грудину, извлекли легкие, печень, селезенку и положили их в сосуд с формалином, потом взяли образец крови и наконец молча зашили раны. Извлеченные органы они быстро доставили в лабораторию, продезинфицировали их, сделали срезы, и под микроскопом У Ляньдэ сразу обнаружил овальные палочки чумы. Он специально отправил Линь Цзяжуя в окружную управу за Юй Сысином, чтобы показать ему через микроскоп чумные палочки. Юй Сысин всегда считал чуму незримым врагом, но теперь этот враг наконец обрел форму, что вызвало в нем глубокое уважение к доктору У. Юй Сысин подумал, что раз этот присланный двором уполномоченный обладает такими удивительными способностями, то Фуцзядянь будет избавлен от участи города-призрака!
Чтобы избежать в проведенном исследовании даже малейшей ошибки, У Ляньдэ стал культивировать взятую кровь и через три дня вновь обнаружил в образце чумную палочку. Результаты этого эксперимента со всей убедительностью доказывали: в Фуцзядяне распространяется именно чума! Однако это была не обычная бубонная чума, а куда более смертоносная – ее новый вид, легочная! Другими словами, передача инфекции, изначально происходившая от мышей к человеку, теперь происходила от человека к человеку, обходясь без промежуточного звена в виде грызунов. Неудивительно, что после смерти первого из заразившихся, Ба Иня, следом за