во рту, зажег, жадно вдохнул, а затем выпустил дым в лицо Цзи Юнхэ:
– Знаешь, Цзи Юнхэ, среди деловых людей я презираю, во-первых, тебя, а во-вторых, себя! Почему? Я скажу тебе: у тебя хорошая жена, к которой ты плохо относишься, а у меня жена плохая, но я не осмеливаюсь с ней расстаться; оба мы не можем считаться мужчинами!
Видя, что Хэ Вэй разгневался, Цзи Юнхэ решил, что тот отказывается, и поспешно добавил:
– Брат, даже если сделка не состоится, долг и гуманность останутся при нас.
Хэ Вэй снова расхохотался и, посмеиваясь над собой, изрек:
– Если сошлись два дрянных мужика, то сделка, конечно, состоится.
Хэ Вэй заявил, что согласен одолжить деньги на покупку бобов, и не то что на семьсот-восемьсот даней, да хоть на тысячу даней! Однако в следующие несколько месяцев Цзи Юнхэ не должен сам прикасаться к жене и заставлять ее принимать других гостей. Хэ Вэй хочет обладать ею единолично, чтобы она тайно родила ему ребенка! Если Ди Фангуй сможет от него забеременеть, то он спишет все деньги, одолженные Цзи Юнхэ! После рождения ребенка отправит его на воспитание к своим родственникам. Другими словами, Хэ Вэй берет у Цзи Юнхэ жену в наем, арендует ее чрево, чтобы у него появилось потомство. Таким образом, дочь торговца солью ничего не узнает. Если же Ди Фангуй не забеременеет, то Цзи Юнхэ возвращает только две трети одолженной суммы. И еще, на период найма жены Хэ Вэй несет все расходы по еде в семье Цзи Юнхэ. При этом Хэ Вэй выдвинул условие, что из соображений безопасности спать с Ди Фангуй он будет не в своей лавке, а в доме у Цзи Юнхэ, каждую неделю не менее двух раз.
Цзи Юнхэ был вне себя от радости, думая, что при любом раскладе он останется в выигрыше, – да это просто подарок с небес! Опасаясь, что Хэ Вэй передумает, он тут же взял со стола кисть и бумагу, чтобы составить соглашение о сдаче жены в наем. Обычно при составлении договора об аренде жены принято было – помимо сдающего мужа и берущего мужа – присутствие еще и свидетеля. Однако из-за секретности проекта Цзи Юнхэ и Хэ Вэй даже заперли двери в лавку, чтобы их не увидели покупатели, и изложили содержание договоренностей на бумаге; срок найма устанавливался в пять месяцев. Договор был составлен в двух экземплярах; после подписания каждому досталось по экземпляру.
Хэ Вэй заявил, что коли они обо всем договорились, то можно и не пить вина, пусть Цзи Юнхэ возвращается домой и ждет его прихода.
Увидев, что муж вернулся из «Итайхао» с улыбкой на лице, Ди Фангуй поняла: тот добился победы. И действительно, он вытащил договор найма, а затем начал зачитывать его жене, держа повыше, чтобы Ди Фангуй не разодрала бумагу.
Ди Фангуй, дослушав содержание до конца, тяжело вздохнула и улыбнулась печально. В детстве она с Ди Ишэном видела, как проходит свадьба при найме жены. Такую свадьбу днем не проводят, следует дождаться ночи. Наниматель – в отличие от нормального жениха – дом фонарями и лентами не украсил, провел лишь самую простую церемонию, накрыл несколько столов, и все. Нанимаемая невеста стояла с заплаканным лицом, словно у нее умерла матушка. Когда она заходила в спальню, то всхлипывала, дергая перекошенным ртом, румяна у нее от слез размазались, казалось, что она жертва похищения, – а Ди Фангуй и другие дети над ней хихикали.
Из-за молчания жены Цзи Юнхэ решил, что она не рада, и стал ее поучать:
– Если ты родишь Хэ Вэю ребенка, то не только в этой жизни – даже в следующей сможешь не беспокоиться о пропитании! Сама подумай, его тесть – крупный торговец солью, а кто может обойтись без соли? Эта сделка окупится сторицей и продлится на тысячу лет. Опершись на Хэ Вэя, ты все равно что обопрешься о гору золота! В следующем году, когда твой брат переедет к нам, я сам отстрою для него отдельный дом с черепицей, чтобы ему жилось с полным удобством!
Ди Фангуй не возражала, ей очень хотелось завести ребенка. Когда она была в «Читальне синих облаков», хозяйка, опасаясь за свои доходы, заставляла женщин есть вываренную уксусную пасту, отчего даже месячные исключались, не то что беременность. Когда же ее выкупил Цзи Юнхэ, поначалу она хотела родить ребенка, но Цзи Юнхэ заявил, что ему на роду написано не иметь потомства и он запрещает ей беременеть, ведь родись ребенок, все равно окажется мертвым, он не сможет пережить такого. Ди Фангуй опасалась беременности и возможной необходимости избавляться от плода, что и сложно, и опасно для здоровья, и потому ей по-прежнему пришлось предохраняться. В ее представлении тело женщины подобно бутону цветка. Некоторые бутоны раскрываются естественно, распространяют аромат и выплескивают красоту. А ее бутон изначально подвергся ударам стихии и так и не смог вырасти. Шло время, бутон начал увядать, усыхать и утратил признаки цветения. Из-за этого в последние два года у нее даже месячные случались все реже.
Вечером второго дня в час, когда закрывают лавки, к ним с колбасой и пирожками явился Хэ Вэй, Цзи Юнхэ радушно его поприветствовал и провел внутрь.
Войдя в дом, Хэ Вэй расстегнул куртку и отсчитал Цзи Юнхэ обещанные деньги. Затем они втроем с некоторой неловкостью уселись за стол перекусить. После еды Цзи Юнхэ понимающе укрылся на складе, а Хэ Вэй с Ди Фангуй отправились в спальную комнату.
Хэ Вэю нравилась эта женщина, и он утюжил ее до полуночи. Возвращаясь ночью домой по холодным улицам, он невольно принялся что-то насвистывать себе под нос. Хотя дул студеный ветер, Хэ Вэю казалось, что перед ним расстилается весна.
Как Хэ Вэй увлекся Ди Фангуй, так и Цзи Юнхэ увлекся бобами. Телега за телегой фасоль и соя перевозились с портовых складов к нему в лавку. Окружающие были совершенно поражены при виде того, с каким размахом он закупает бобы, которые два грузчика, верзила и коротышка, ежедневно таскают к нему на склад. Люди больше не звали его просто хозяин Цзи, а перешли на господин Цзи. Изменение в одном-единственном слове пришлось Цзи Юнхэ по сердцу, так что тот груз, что явно можно было перевезти за четыре-пять дней, он возил целую неделю, лишь бы покрасоваться.
По причине отличного настроения, когда прилетали вороны, Цзи Юнхэ в присутствии посторонних напускал на себя вид великого благотворителя и бросал птицам пригоршню золотистой кукурузы. Грузчик-верзила, увидав такое, всегда цокал языком:
– Как же повезло воронам, что прилетают к вашему дому.
Высокого грузчика звали Хэ Сань, низенького – Ма Дэцао, оба они жили в Тридцати шести бараках. Когда нанимали рабочих, обедали они по обычаю в доме у хозяина. И хотя Хэ Вэй принес немало вкусностей, Цзи Юнхэ жалко было кормить рабочих с такой-то роскошью. Увидев, что от обеда, приготовленного Ди Фангуй, у грузчиков разгорелись глаза, Цзи Юнхэ рассердился и прямо высверлил жену взглядом. Но той было все равно, она считала, что раз эти яства принесли для нее, то она имеет полное право смело подавать их на стол. Хэ Сань любил выпить, а Ма Дэцао любил поесть мясца. Сев за стол, они не стали церемониться и нацелились на самое вкусное, палочки у них так и летали. Увидев такое дело, Цзи Юнхэ побыстрее пододвинул мясные блюда к себе. Эти три мужика напоминали трех хряков, сражающихся за еду. Цзи Юнхэ иногда не поспевал, тогда он бросал в обиде палочки и едко укорял:
– Вы жрете как тигры.
Хэ Сань смущенно улыбался, Ма Дэцао тоже, однако они ничего не говорили в ответ.
В последний день разгрузки бобов Ди Фангуй сделала на пару блюд больше, чтобы отблагодарить рабочих за труды. После обеда Ма Дэцао с грузом на плечах топал впереди, а Хэ Сань на ватных ногах плелся за ним. Хэ Саня мотало из стороны в сторону, словно он кувыркался на облаках. Ма Дэцао совершил две ходки, а Хэ Сань только одну. При этом, сгрузив бобы, он присел на корточки и закашлялся, лицо его посинело.
Цзи Юнхэ упрекнул его:
– Коли не умеешь пить, так и не бахвалься.
Хэ Сань, тяжело дыша, попросил Ма Дэцао помочь ему с оставшимся грузом, так как его мутило, тело охватила слабость, следовало отлежаться дома.
Ма Дэцао высморкнулся и хлопнул по груди:
– Тут всего ничего, оставь мне, а сам возвращайся и отдохни, на днях пригласишь меня покушать мясного!
Когда зерно сгрузили в склад, Цзи Юнхэ от возбуждения не мог спать спокойно. Он лежал-лежал, потом поднимался, набрасывал куртку и уходил смотреть на горы бобов, уходившие под самые балки. Стоило ему их увидеть, как он чувствовал себя сидящим на горе серебра, от счастья у него начинала кружиться голова. Он переживал, не погрызут ли зерно мыши; стоило на складе послышаться малейшему шуму, как он немедленно бросался и мяукал, изображая кошку. Кроме переживаний о бобах, он также переживал и о животе жены и постоянно спрашивал, не почувствовала ли она там шевелений. Когда Ди Фангуй отрицательно мотала головой, ее муж грустнел, вперял взгляд в ее живот и просил:
– Ты должна ради меня хорошо постараться!
Возможно, из-за недостатка сна, но после завоза бобов глазные яблоки у Цзи Юнхэ стали красными, щеки – зеленовато-желтыми, у него не только появился кашель, но и поднялась температура. Свое нездоровье он списывал на воронов: мол, когда возили зерно, он их несколько дней подкармливал, и мало того что они стали прилетать чаще, так еще и в большем количестве. Хотя потом он обрубил им питание, однако вороны все равно прилетали. Цзи Юнхэ говорил, что это плохие птицы, от них исходит только зло.
Однажды ночью, пока Ди Фангуй и Хэ Вэй зачинали ребенка, Цзи Юнхэ насыпал плошку кукурузы, добавил туда яда и разбросал под вязами. На следующее утро, едва открыв двери, Ди Фангуй сразу увидела под вязами бесчисленное количество воронов. Ни один из них не мог двинуть крылом, все они, скрючив головы, лежали на боку, словно погрузившись в коллективный сон, и не шевелились. Ди Фангуй сразу поняла, в чем дело. Она зажала рот, громко вскрикнула и обернулась к мужу:
– Тебе за это будет возмездие!
Только затих голос Ди Фангуй, как у входа в зерновую лавку возник Ма Дэцао, одетый в черное, на голове – собачья шапка. На улице было так холодно, что его борода покрылась инеем, отчего он словно постарел на несколько десятков лет, и Ди Фангуй его даже сразу не признала.