Лавки в Фуцзядяне обновили убранство, в них вновь закипела жизнь. Продавцы тканей смели перьевыми метелками пыль с отрезов ткани и выставили разноцветные свертки полотна на обзор покупателям. Владельцы хозяйственных магазинов выставили перед входом котлы, кастрюли, черпаки и тазы, кухонная утварь ярко сверкала на солнце. Те, кому была нужна посуда, покупали ее и уносили вместе с солнечными лучами. Пельменная держала двери открытыми, чтобы запах пельмешек на курином бульоне цеплялся за одежду прохожих. В театре «Хуалэ» вновь зазвучал смех, а в чайные постепенно снова стали захаживать с песенными сценками бродячие артисты. Мужик, готовивший воздушную кукурузу, вернулся на свое место под вязами. Точильщики ножей и ножниц, лудильщики посуды, разносчики засахаренных фруктов, продавцы игл и ниток вскинули на плечи свои коромысла и пошли по улицам, зазывая покупателей.
А где бойчее всего шла торговля в Фуцзядяне? Конечно же, в питейных заведениях. Мужчины созывали друзей-приятелей и праздновали свое спасение от чумы. Часто одного заведения им не хватало, тогда они приглашали друг друга посетить второе. А если и во втором им не хватало веселья, то шли в третье. Выпив в трех местах, мужики превращались в винных духов и, распахнув куртки навстречу весеннему ветерку, пошатываясь, брели по домам. Такие застолья быстро вошли в привычку. Казалось, что если мужчина не выпил в трех заведениях подряд, то он не настоящий мужик.
У больших и малых винокурен Фуцзядяня из-за подобного безудержного загула дела пошли в гору как никогда. А вот популярная ранее у любителей выпить винокурня семьи Фу, наоборот, впала в немилость. Новая водка, появившаяся в этой винокурне после эпидемии, не выдерживала никакого сравнения с прежней; кто пробовал, говорили, что она стала резкой и утратила насыщенный аромат. И хотя дела у винокурни семьи Фу шли не так хорошо, как прежде, но некоторые старые покупатели, вспоминая былые дни, все же приходили туда. Однако, когда распространилось известие о загрязнении семицветного колодца, то покупателей у этой винокурни почти не стало.
Беда приключилась из-за Ди Ишэна.
Когда евнух вернулся в католический собор, он надеялся в этом спокойном месте дождаться добрых вестей о том, что чума разразилась с новой силой, но его мечта была разрушена. Тогда он собрался покинуть убежище, а тут еще и священник приказал ему убраться прочь. Дело в том, что с весенним теплом его желтая кошка совсем отбилась от рук, часто пробиралась в храм, запрыгивала на алтарь, а еще и воровала святые дары. Священнику давно уже не нравилась эта уродливая и похожая на призрака кошатина, и он велел Ди Ишэну избавиться от нее. Евнух же заявил, что только смерть способна разлучить его с желтой кошкой.
Вернувшись в Фуцзядянь, Ди Ишэн больше не смел, как раньше, хватать приглянувшиеся ему чужие вещи. Казалось, что осунулся не только он, но и его наглость. Те, кто его встречал, едва узнавая, спрашивали: «Отчего ты стал выглядеть словно привидение?» Евнух ничего им не отвечал. Когда его одаривали едой, он ел; когда ничего не подавали, голодал. Для себя он еды не просил, но если не было съестного для кошки, то он, не боясь срама, все же просил для нее корм у лавочников. Днем он бродил по улицам, а ночью спал в храме Бога войны.
Многие знали, что на самом деле евнуху было куда пойти. После снятия ограничений в Фуцзядяне его сестра Ди Фангуй вместе с тем мальчишкой по имени Чэнь Шуй приходила в католический собор, рассказала брату обо всем пережитом за время эпидемии, пригласила его перебраться на Пристань и при желании взять в свои руки лавку сладостей, оставленную Чэнь Сюэцин. Услышав о смерти Цзи Юнхэ, евнух сплюнул и бросил: «Туда ему и дорога». Однако он не захотел заниматься лавкой сладостей. Ди Фангуй подумала, что, может быть, эта лавка показалась ему слишком маленькой, и сказала, что если ему нравится зерновая лавка, то может отдать ее, а сама займется сладостями. Правда, ей было жалко расставаться с двумя вязами у ворот и воронами, что прилетали по утрам и вечерам. Тут Ди Ишэн и рассказал, что у него было на душе, он не хотел заниматься лавкой сладостей, потому что ему не хотелось жить.
Ди Фангуй широко раскрыла глаза, не понимая, что тот имел в виду – неужели он жаждал смерти?
У евнуха вызвало глубокое разочарование то, что небеса не обратили мир людей в ад. Хотя Фуцзядянь распрощался и с мусорщиком Черным Ли, и с Чжоу Цзи, что выставлял меняльный стол на улице Чжэнъяндацзе, и со сборщиком лекарственных трав Чжан Сяоцянем, и с земледельцем У Эром, и с таким же любителем пошататься по улицам, как он сам, Сисуем, и с Цзинь Лань, при мысли о которой у него начинало болеть сердце, и еще со многими знакомыми ему лицами, но все же большинство людей выжило. Глядя, как мужчины без жалости относят в ломбард ценные вещи, чтобы переходить из одного питейного заведения в другое, видя их невыразимую радость оттого, что их миновала чума, евнух все сильнее погружался в отчаяние, от тоски у него буквально отнимались ноги. Из-за этого он возненавидел У Ляньдэ, ведь не будь его, эпидемия оборвала бы здесь человеческие голоса, все бы до единого погибли, это и стало бы подлинным равенством всех живых существ. Он слышал, что императорский двор, чтобы отметить заслуги У Ляньдэ, наградил его орденом Двойного дракона второй степени и назначил главным врачом Министерства иностранных дел. Некоторые простолюдины из Фуцзядяня даже поговаривали, что У Ляньдэ был небожителем, сошедшим в бренный мир, и собирались на следующий Новый год нанести его изображение на цветную бумагу и приклеить на ворота как божественного стражника для защиты дома от болезней и бедствий.
Фу Байчуань, заметив, что евнух почти превратился в нищего попрошайку, решил пригласить его на работу в свою винокурню. Ди Ишэн не стал отказываться. Во-первых, Цинь Восемь чарок уже умер, и ему некого было бояться. Во-вторых, на заработанные деньги он мог бы выкупить из ломбарда свои любимые вещицы. В-третьих, в винокурне имелась его любимая водка. Этот огненный напиток мог незаметно сжечь его нутро. Евнух хотел, чтобы желтая кошка умерла до него, так у него не осталось бы привязанностей. Он продумал даже место, где ее можно похоронить. Желтую кошку нельзя было хоронить рядом с белой, так как они не ладили и, попав в мир иной, тоже могли бы начать драться. Он хотел похоронить ее в постоялом дворе «Три кана», так дух Цзинь Лань, вернувшись глубокой ночью домой, увидит там любимое существо. Про себя он думал, что готов будет навеки сомкнуть глаза, когда с ним будут сокровища, подаренные Сюй Идэ, и серебряные футляры для ногтей, которые еще предстояло выкупить, чтобы положить все это в его гроб. Но он не предвидел, что нынешнюю водку из винокурни семьи Фу будет невозможно пить и разрушить себя с ее помощью окажется делом непростым.
Работу Ди Ишэн получил не из пыльных, он отвечал за набор воды. Всю воду, что требовалась винокурне и питейной лавке, доставал из семицветного колодца он. Часть воды шла на изготовление водки, часть – на уборку и готовку. В день обычно уходило около пятнадцати-шестнадцати ведер, самое большое – двадцать. У Ди Ишэна было достаточно времени, чтобы посидеть у колодца и последить за небесами.
Однажды евнух, набирая воду, наклонился слишком сильно, и его глиняный приятель, с которым он не расставался ни на минуту, неожиданно выскользнул из кармана и упал в колодец! Ди Ишэн растерялся, вытаращил глаза и замер. Он довольно долго пробыл в оцепенении, прежде чем спохватился и стал быстро крутить ворот, распуская веревку, чтобы ведро ушло на самое дно, так он надеялся выловить свой корень жизни. Хотя он и поднял без передышки двадцать ведер и устал до кругов перед глазами, но в них была лишь прозрачная вода, а не его сокровище. Ди Ишэн, словно парализованный, сел у колодца и принялся рыдать. Работники винокурни, узнав, что он плачет из-за какого-то ненастоящего причиндала, смеялись над ним и говорили, что раз эта штуковина была вылеплена из глины, то разве нельзя попросить слепить еще одну? Ди Ишэн сквозь слезы объяснил, что он привязался к этой штуке, они стали одним целым, без нее ему никак. Опять же, Сюй Идэ ведь после ареста разве не отправили в Чанчунь? Где ему еще найти такого умельца?
Потеряв корень, Ди Ишэн утратил и душевное равновесие. В один из дней он решил набрать сто ведер воды в попытке выловить свое сокровище. Но оно словно обратилось в рыбку и уплыло в самые глубины, так что его и след простыл. Винокурне столько воды не требовалось, тогда евнух стал поливать ей деревья и цветы. Из-за этого той весной зелень на заднем дворе винокурни росла как никогда пышно.
Ди Ишэн думал, что если он будет вычерпывать столько воды, то колодец сильно обмелеет или даже засохнет, и его корень покажется на дне. Тогда он сядет в большую бадью, попросит опустить его в колодец, где и выловит искомое. Однако воды в семицветном колодце только прибывало, ее становилось не меньше, а, наоборот, больше, отчего евнух впадал в отчаяние. Работники винокурни, видя его одержимость, стали вразумлять Ди Ишэна, мол, на дне колодца лежит камень, эта штука при падении наверняка раскололась, потеряла вид, позабудь о ней. Другие же говорили, что дух колодца, видимо, совершил какое-то большое преступление, его наказали оскоплением, у него тоже не хватало мужского хозяйства, вот он и прибрал корень к рукам. А что нужно духу колодца, он наверняка держит крепко, человеку не по силам это вырвать! В таких рассказах дух колодца тоже превращался в евнуха, что как-то взбадривало Ди Ишэна. Сказывали и другую байку, мол, Небесная фея как-то спустилась по радуге в бренный мир и по неосторожности свалилась в семицветный колодец. От одиночества она там с ума сходит, вот и забрала себе в напарники сокровище Ди Ишэна. К такому объяснению евнух отнесся с отвращением, и кто осмеливался сие изречь, сразу получал от него плевок.
Винокурня семьи Фу и так переживала спад, а после новости о том, что евнух уронил свой корень в колодец, люди и вовсе перестали покупать там водку. И хотя совершенно понятно, что это был не настоящий орган, но на подсознательном уровне покупатели отнеслись к глиняной штуковине как к настоящей, прямо как и сам Ди Ишэн. Люди говорили, что упавший в колодец корень евнуха загрязнил воду. Если кто выпьет водки из той винокурни, то может утратить мужские силы, а разочаровав жену, ждущую на горячем кане, не избежать ее смертных проклятий!