поняла, что луна в тот вечер была невестой, а облака – ее свадебным нарядом. Бабушка, возможно, в этот день превратилась в юную деву и вступила в борьбу за право стать подружкой невесты.
На следующий день в деревне пошел снег. Сначала я не обратила внимания ни на ранетки во дворе, ни на петуха. Стоило пойти снегу, как небо и земля совершенно побелели, а красные плоды на деревьях сразу проступили на белом занавесе. Ранетки, словно уменьшенные красные фонарики, сверкали ярким блеском. Присмотревшись к заснеженной земле, я обнаружила движение ярких сгустков красок – это бегали несколько пестрых петухов. Мне подумалось, что если гроб бабушки стоял под ясной луной посреди летающего снега, и если она одной рукой ухватит лунное сияние, а другой – хлопья снега, то разве ей не откроют врата в небесный дворец? От этой мысли в сердце мое пришло утешение.
Невыразимая скорбь и стужа, внезапно окутавшая деревню Бэйцзигуанцунь, привели меня к тяжелой болезни. Закончив с похоронами бабушки и вернувшись в Харбин, я начала температурить и кашлять. Днем кашель был легкий, но к ночи становился просто невыносимым, бесконечные спазмы мешали мне спать. Какие я только лекарства от кашля не перепробовала, но ничего не помогало. Мне казалось, что все мои органы сместились, я не понимала, где у меня сердце, куда делись печень и легкие, в голове был хаос, пришлось приостановить написание романа.
Болезнь терзала мое тело около полумесяца, но увидев мой настрой избавиться от нее, хворь в итоге потеряла ко мне интерес и ушла. Вернувшись к роману, я больше не боялась углубляться в описание эпидемии. Похоже, скорбь и болезнь – неплохое дело, они незаметно влили в меня новые силы.
Накануне Праздника весны первый вариант рукописи, как и планировалось, был закончен. Я взяла ее с собой в родные места и, беззаботно отметив новый год, в первый месяц по лунному календарю, глядя на белый снег за окном, быстро сделала правку, что можно было считать грубым просмотром. А тщательной правкой я занималась, уехав в марте в Гонконгский университет. Я попросила Институт китайской филологии, чтобы все мои мероприятия за два месяца устроили в первые две недели, чтобы я могла интенсивно прочитать все свои лекции, а потом бы у меня осталось свободное время, которое я могла использовать для своих дел. Коллеги любезно согласились.
А с приходом апреля я вновь отправилась в рейс «Белого снега, черных воронов». На этот раз правка хотя и не была масштабной, но, чтобы лучше оттенить развитие судеб героев, я переписала и подправила отдельные сюжетные ходы. Поскольку времени у меня было в избытке, я тщательно прорабатывала каждое слово, оттачивая язык. Эта неспешная отделка доставляла мне физическое и душевное удовольствие.
От моего жилища в Гонконгском университете до бухты Виктория было всего лишь четверть часа пешком. Проработав весь день, я часто отправлялась на закате прогуливаться к берегу моря. На морской глади кроме гигантских круизных лайнеров и сухогрузов были и изящные частные яхты, а в небе над бухтой часто пролетали небольшие частные самолеты. Но наибольшую зависть у меня вызывали не роскошные яхты и частные самолеты – в моих глазах все это было поверхностным и преходящим блеском, – мой взор сильнее всего привлекали стремительно летавшие над морем орлы! Орлы вообще-то обитают в лесах и степях, но по неизвестной мне причине они, словно призраки, объявились в бухте Виктория. Они, казалось, принесли с собой дыхание Севера, и каждый раз, видя их, я словно слышала завывание холодного и сильного ветра с моих родных краев и бесконечно радовалась! Я завидовала их стальным крыльям, завидовала тому, что весь мир служит им домом, завидовала их горделивому и величественному полету между небом и землей. В бухте Виктория орлы, без сомнения, были катящимися по небу черными жемчужинами, яркими и сверкающими! О, люди, крепко запомните, если вы откажетесь от таких жемчужин, то упустите древнее сокровище этого мира!
«Белый снег, черные вороны» были написаны, столетний корабль, на который я взошла, вновь опустился на дно полноводной Сунгари. Я вернулась на берег и долгой ночью гуляла там в одиночку. Вокруг раскинулись просторы, мир казался таким холодным, но я не ощущала одиночества. Ведь в моем сердце хранился свет, родившийся от полярного сияния и блеска луны, и его хватало, чтобы осветить мрак у моих ног. Я хотела бы посвятить это произведение Маньчжурии – моему духовному дому, который всю жизнь находится рядом со мной. Надеюсь лишь на то, что при чтении романа читатель не станет укорять меня, как та прожорливая свинья: «Ох уж эта чудна́я тварь, снова бросает сюда грязные жемчужины».