то штабисты не так давно проходили по сводкам наружного наблюдения, но в связи с чем – восстановить в памяти не мог. Собственно, сейчас это существенного значения не имело, в архиве все материалы сохранились, можно приехать в управление и посмотреть.
– Но и это еще не все! – торжествовал Дулепов. – У четверых из моего списка среди связей проходит один и тот же русский!
– Вы полагаете, что это и есть большевистский резидент? – спросил Такеока.
– Скорее всего, да. Или он сам, или его помощник. В любом случае ниточка ведет к шпионскому клубку красных.
Схема Дулепова была составлена безукоризненно. Логике этого русского жандарма оставалось только позавидовать.
– Азалий Алексеевич, я просто не нахожу слов… Вы провели блестящий анализ, тут есть над чем поработать. Впереди нас ждет… – рассыпался в благодарностях Сасо, но, случайно бросив взгляд на Ясновского, замолчал.
Дулепов понял его.
– Вадим Петрович, оставьте нас одних, – глухо буркнул он.
Ротмистр привычно кивнул, недовольно дернул плечами и молча вышел из кабинета.
Дулепов позволил себе выразить недовольство:
– Господин Сасо, вы хотите сказать, что мой заместитель не заслуживает доверия? Но это абсурд! Если подсчитать, столько он красной сволочи перевешал, во всем Харбине фонарных столбов не хватит!
– Азалий Алексеевич, Азалий Алексеевич, вы меня не так поняли, – засуетился жандарм. – Ротмистру мы полностью доверяем, но, видите ли, речь пойдет о деле государственной важности. Я бы даже сказал, особой государственной важности…
– Да-да, господин Дулепов, – подтвердил Такеока, подошел к двери, проверил, плотно ли она закрыта, и только после этого разговор продолжился. – Азалий Алексеевич, при всем уважении к вашим руководителям, господам Семенову и Каппелю, даже они не должны знать…
– Господа, я в контрразведке не первый день, и не стоит меня учить, – несколько раздраженно прервал японского полковника Дулепов.
– В этом нет необходимости, – жестко усмехнулся полковник. – Но… на днях японская армия начнет боевые действия, – понизив голос, сообщил он.
Дулепов замер, а через мгновение радостно воскликнул:
– Дожил! Господи, наконец-то свершилось! – Дрожащей рукой он потянулся к бутылке. Горлышко замолотило по краям рюмки. Коньяк лился через край, но старик не замечал этого. По морщинистым щекам катились крупные, как горошины, слезы. – За победу, господа! За матушку Россию! – Голос его дрожал от волнения. Не дожидаясь остальных, он залпом опрокинул рюмку коньяка. На его лице появилась сияющая улыбка, в глазах заиграли азартные искорки.
– Извините, Азалий Алексеевич, возможно, я раньше времени вас обнадежил, но первый удар будет нанесен по Америке. – Эти слова подействовали на Дулепова как ушат холодной воды.
– Ка-ак? А… большевики? – растерянно произнес он.
– Большевики будут следующими, – заверил Такеока.
– Следующими? Твою мать! – выругался полковник, пошатываясь, подошел к столу и стал собирать документы в папку.
Это насторожило японцев. Они уже успели изучить крутой нрав старика. Такому ничего не стоит отказаться от сотрудничества, а заменить его в таком деле было просто некем – Ясновский явно не тянул. Без помощи Дулепова, который только что продемонстрировал им блестящий оперативный план выхода на советского резидента, им не обойтись.
– Азалий Алексеевич, а как вы посмотрите на то, чтобы в игру с красными ввести энкавэдэшника Люшкова в качестве живца? – осторожно предложил Сасо, пытаясь заинтересовать старика.
– Нам надоели его бесконечные россказни про Сталина, – подыграл Такеока.
– Мне все равно. Что хотите, то и делайте, – отмахнулся Дулепов. – Одно скажу, у нас в охранном отделении на такой крючок ловились и эсеры, и большевики.
– И как результат? – не давал ему замкнуться в себе Сасо.
– По-разному… Только смотрите, чтобы вашу подсадную утку раньше времени не шлепнули.
– А вы нам помогите, Азалий Алексеевич. Мы же со своей стороны проявим должную заботу…
– Знаю я вашу заботу, – перебил Дулепов. – Девять граммов у вас всегда заготовлено.
– Ну зачем так! – бурно запротестовал Сасо. – Ваша помощь, Азалий Алексеевич, просто неоценима. Да, забыл сказать, наверху принято решение выделить дополнительно на нужды вашей контрразведки тридцать тысяч…
В глазах Дулепова вспыхнул алчный огонек.
– Однако дешево вы меня оценили, – произнес он совершенно другим голосом. – Я не Иуда, чтобы размениваться на тридцать сребреников!
– Ну, это мы уладим. Думаю, вы можете рассчитывать и на сорок тысяч! – поспешил заверить Сасо. – А если до начала наступления решится проблема с советским резидентом, лично вас, Азалий Алексеевич, ждет очень щедрая дополнительная награда.
Дулепов молча наполнил коньяком рюмку, одним махом выпил и, переведя дыхание, сказал:
– Просто так, как куклой, крутить Люшковым перед носом большевистских агентов малоэффективно. Чека за двадцать лет насобачилось такие фокусы быстро разгадывать, их на мякине уже не проведешь, тут надо придумать что-то позаковыристее и поумнее.
– Вот мы и рассчитываем на ваш опыт, – подхватил Сасо. – Конечно, мы не на одного Люшкова ставку сделаем, есть еще одно предложение…
– Какое, господа? – В Дулепове проснулось профессиональное любопытство.
– Хотим запустить в штаб армии, где засели агенты красных, мощную, хорошо подготовленную дезу.
– Думаете, заглотят? Вряд ли, это вам не окопные офицеры. Один агент или несколько, но штанов в кабинетах они протерли немерено.
– Заглотят, не сомневайтесь. Есть такой вариант: через наши оперативные возможности в Токио отправить на начальника штаба армии особо важный документ, например секретное дополнение к плану «Кантокуэн».
– Это уже интересно, а дальше что? – загорелся Дулепов.
– Проведем совещание, на которое пригласим тех, кто отмечен в вашей схеме. Азалий Алексеевич, соглашайтесь, ради такой операции можно забыть все наши прошлые разногласия и обиды!
– Хорошо, господа, я согласен! – помолчав, кивнул Дулепов.
– Вот и отлично! Детали операции согласуем в рабочем порядке!
Японцы коротко попрощались и ушли.
– Азалий Алексеевич, можно? – В приоткрытую дверь просунулась унылая физиономия Ясновского.
– А, Вадим, заходи, – махнул рукой Дулепов. – Давай наливай, а то с этими хитрыми ребятами с прищуром толком и не выпьешь.
– Нет, ну за что?! «Шестерку» нашли, сволочи! Опустили меня, как последнего… – бубнил ротмистр.
– Плюнь и разотри! Одно слово – азиаты! – презрительно бросил Дулепов. – Ты пей, Вадим, пей.
– Не могу, Азалий Алексеевич, у меня явка с Тихим, – помотал головой Ясновский, отодвигая рюмку.
– Ну, это святое! – кивнул полковник. – Погоди, Вадим, – остановил он подчиненного уже в дверях. – Тут у меня одна мысль мелькнула… Федорова кто брал?
– Жандармы.
– Полицейские участвовали?
– Только на подхвате.
– А где сидят Бандура и Козлов?
– В центральной, у Тихого.
– Очень даже неплохо! – потер руки Дулепов.
Ясновский терялся в догадках, пытаясь понять, куда клонит шеф, но тот не спешил делиться своими соображениями.
Попыхивая папиросой, он продолжил задавать вопросы:
– После Федорова что-нибудь осталось?
– Почти ничего. Успел, гад, все уничтожить.
– А кто знал о его поимке?
– Сасо, Такеока, вероятно, Ниумура с Дейсаном, майоришкой этим, ну, и мы с вами.
– А может, все-таки есть зацепки? – Глаза Дулепова сузились.
– Вы полагаете, японцы что-то недоговаривают? – предположил ротмистр.
– А что они могут недоговаривать? Хотя… Черт их знает… Я вот что, Вадим, подумал. А не развернуть ли нам ситуацию с Федоровым против красного резидента?
– Каким образом? – удивился Ясновский. – С покойника ничего не возьмешь. Козлов с Бандурой скорее языки проглотят, чем своих сдадут, мы уж пробовали разговорить, но…
– А твой Тихий зачем?
– Тихий? Он-то тут с какого боку?
– Через него мы хотим запустить информацию, что Федоров не успел уничтожить все коды. Что ты на это скажешь?
– Идея, конечно, хорошая, но Тихий… Он же не имел никакого отношения к делу Федорова! И потом…
– Потом будет суп с котом! Без тебя знаю, что не имел! Он у тебя где служит? – с раздражением перебил Дулепов.
– В полиции! А что?
– А то. Он ведь там не последняя сошка. При желании мог бы узнать.
– Ясно… Но как на это посмотрят японцы?
– Не беспокойся, Вадим, я их беру на себя. Ты только втолкуй Тихому, пусть язык попридержит. Знаю, любит, мерзавец, пыль в глаза пустить.
– Не волнуйтесь, подрежем! – заверил Ясновский.
– Тогда давай действуй! – распорядился Дулепов.
Ротмистр переоделся и отправился в город. Явка с Тихим была назначена в фотостудии Замойского. Место бойкое, да и сам хозяин подозрений не вызывал. Марк Соломонович Замойский появился в Харбине в середине двадцатых годов после какой-то темной истории, случившийся в Гирине. Вытащил его из полиции Дулепов, который знал Замойского еще по Москве.
В далеком 1906 году молоденький фотограф Марик Замойский по глупости путался с большевиками, но вскоре попался на хранении марксистской литературы. На допросе он лил перед жандармами крокодиловы слезы, клялся в любви к Государю Императору и, разумеется, сдал всех своих подельников. Таких, как он, после Первой русской революции были сотни, но Дулепов, уже тогда разглядев в нем большую сволочь, взял его на работу тайным осведомителем.
Послетрех месяцев отсидки Замойский, которому слепили образ «сочувствующего», вышел на волю и стал работать на два фронта. На выделенные ему деньги он открыл в Замоскворечье небольшую фотостудию. Дела быстро шли в гору. К месту сказать, фотографом он был от бога. За два с небольшим года тщедушный Марик превратился в респектабельного Марка Соломоновича, а его студия стала бойким местом. Большевики назначали в ней явки и хранили нелегальную литературу, в подвале студии даже стоял небольшой гектограф для изготовления листовок. Не внакладе оказалась и охранка – осведомитель Портретист отрабатывал свои деньги на совесть. Ктому же он снабжал хозяев первоклассными фотографиями, на большевиков была заведена целая картотека.