А как в Одессе, на первенстве страны парафинил парус, чтобы он был жестче! Купил сто свечей, взял утюг — и давай работать. Пропарафиненный ленинградский парус ни в чем не уступал лучшим заграничным. Тогда, в 1959 году, я впервые Стал чемпионом страны.
А на, следующее лето ввели синтетические паруса. Первый же полученный распорол весь, перекраивал и перешивал, подгонял его под себя точно так же, как подгонял под себя яхту. Десятки раз переделывал парус, пока мне не сказали, что он сам тянет. Помню, как хвалил сам себя за тот парус. Раз уж он у меня не уступает лучшим эльвстремовским, а Эльвстрем имеет возможность экспериментировать, значит, верное направление выбрал. Дневник того лета испещрен расчетами и зарисовками парусов.
Под этим парусом выступал на первенстве мира в Англии в 1964 году. В конечном итоге мне там не повезло. По результатам семи гонок был вторым, но, когда при окончательном подсчете выбросили результат худшей гонки, оказался пятым. Но парус-то работал отлично!
Маляром был, портным был. И столяром тоже. Сколько мачт перестрогал за годы выступлений на “Финне”! Как изводил поначалу всех, чтобы рассказали, как да из чего сделана мачта. Гореликову прохода не давал:
— Петь, какая мачта? Расскажи, все равно узнаю...
Узнал после того, как через несколько лет сломал в гонке первую мачту.
Сейчас все больше в парусном спорте яхт с пластмассовыми корпусами, металлическими мачтами. Все больше покупаем мы паруса лучших мировых фирм. Кажется, все меньше сил нужно затрачивать на дополнительные работы. И все же нет — яхта до тех пор будет чужой, пока не подгонишь ее под себя, не сделаешь ее такой, чтобы она отвечала твоим физическим данным, даже твоим привычкам. Мало довести до автоматизма тот или иной технический прием. Надо, чтобы при выполнении этого приема яхта повиновалась с первого прикосновения. А это достигается нелегкой и долгой работой на берегу, в мастерской. Правда, и здесь чувствуется веяние времени. Например, англичанину Ральфу Паттисону, блестящему яхтсмену, много лет не знающему поражений на “Летучем голландце”, настраивать яхту помогает... электронно-вычислительная машина.
И все-таки даже сегодня большинство дел мы делаем своими руками. Вот почему яхта становится частью твоей жизни, тебя самого. И оттого так тяжело каждый раз расставаться с ней.
Мое “Эскимо”. Когда уходил с “Финна” на “Темпест”, мне трудно было именно расставание со своей яхтой, с которой было столько пройдено, столько пережито, столько оставлено за кормой морских миль и сухопутных километров. И хотя олимпийским чемпионом стал не на ней — на Олимпиадах “Финны” предоставляет страна-организатор и жребий решает, какой кому достанется, — все равно победил вместе с “Эскимо”. И теперь, уходя в другой класс парусного спорта, очень тяжело переживал разлуку со своей яхтой.
Переход в другой класс совпал у меня с переходом в другое общество: я был призван в армию, стал морским офицером.
“Эскимо” оставалось в “Воднике”, которому оно принадлежало. Я уже упоминал о том, что именно в киевском “Воднике” была создана специализированная детская спортивная школа по парусу. Большинство ребят еще с тех пор, когда мы вместе тренировались, в Матвеевском заливе, полюбили “Финн”. Надеялся, .что “Эскимо” достанется кому-нибудь из них, что яхту будут беречь и. холить. А она в благодарность еще много лет. послужит спорту. Недаром же мое “Эскимо” считалось чуть ли не эталоном для “Финна”.
Сегодня 636-й “Финн”, по сути, не существует. К сожалению, так и не нашелся для него хозяин.
Дважды приходилось мне расставаться с яхтой, к которой .привык, с которой сроднился. Первый раз это случилось, когда я ушел из ДОСААФ в “Водник”. Тогда у меня тоже был “Финн” серийной постройки Таллинской судоверфи. И тогда тоже говорили, что мне повезло с лодкой, удачная попалась. Но ведь и на том “Финне” не было сантиметра, не переструганного, не перекрашенного мной.
Расставание с Машовцом не было неожиданностью. Все чаще возникали разногласия. Все реже Сергей приходил на тренировки, когда так нужен был тренерский глаз.
К тому времени у меня уже начал накапливаться опыт выступлений в крупных соревнованиях. Третье место в Балтийской регате и третье место на первенстве страны, проводившемся на искусственном водохранилище в Городце Под Горьким, сложились вместе в звание мастера спорта. Меня включили в сборную команду страны. И как же нужна была в то время помощь Машовца! Новые старты, новые соперники и снова новые старты. Нелегко в таких условиях новичку, доселе не покидавшему родного дома и Днепра. Но все больше и больше моих “почему”, “зачем”, “как” оставалось без ответа. Терялась связь, существовавшая прежде. Нервный, резкий, Сергей накалял обстановку. С ним становилось трудно, а он не хотел этого понимать. Так точно, как не хотел понимать, что те общие задачи, которые были хороши на прежнем этапе подготовки, теперь, когда я попал в сборную страны, требовали детализации, конкретизации. Нужно было ставить точки над “i”.
Вечером пришел к Сергею домой. Я часто бывал у него дома. Здесь всегда меня встречали приветливо, внимательно выслушивали. Сколько советов получал здесь, как нередко уходил отсюда, оставив огорчения, смятение, неуверенность. Но последнее время искренние разговоры выходили все реже. Как ни странно, но всерьез о парусе, о своих заботах я мог говорить чаще
именно тогда, когда Сергея не было дома. Его жена Инна, тоже яхтсменка, чемпионка Украины среди женщин, все чаще становилась моим советчиком. Ее живо интересовали мои дела, она всегда готова была отложить заботы по дому, отказаться от прогулки с дочерью, если нужен был ее совет, ее помощь. Когда-то с Инной мы вместе тренировались. Она к тому времени была уже опытной яхтсмеикой, я только начинал свой путь в парусном спорте. Мы брали два “Олимпика” и уходили по Днепру. Скорее я мог устать, чем Инна. Скорее я мог опрокинуться под сильным ветром, чем она. И уже в те годы Инна нередко заглаживала вспыльчивость мужа, своим вниманием старалась восполнить его невнимательность. Инна Арсентьевна давно уже не яхтсменка — для женщин парусный спорт “закрыли”, но до сих пор все свободное время отдает она парусу и своему старенькому “Фолькботу”. И дочь свою воспитала такой же, как сама, — влюбленной в ветер, скорость, паруса. И по-прежнему к ней прихожу я за советом, с ней первой делюсь своими заботами, приезжая в Киев.
Но я отвлекся.
Я пришел в дом, бывший для меня почти родным, чтобы сказать его хозяину, очевидно, не очень приятные вещи.
Встретили, как всегда, приветливо. Но разговор никак не налаживался. Я уже не первый раз подходил к Сергею с намерением выяснить взаимоотношения, а он все время уходил от этого. И теперь предложил чаю, усадил за стол. Началась обычная вечерняя беседа обо всем и ни о чем. Сергей мастер был говорить. И даже теперь, когда я пришел для того, чтобы или порвать с ним, или разработать какие-то нормы взаимоотношения с тренером, даже теперь я не мог не включиться в затеянный Сергеем разговор.
Назавтра на водной станции подошел к Сергею и просто сказал, что ухожу, от него. Ухожу в “Водник”.
Тогда и остался без своей яхты, без парусов, без ничего. Достался мне полуживой “Финн”, а Сергей на свой страх и риск (казенное имущество!) отдал мне парус, который я так старательно перешивал. И именно тогда получил я свой 636-й “Финн”, с которым не расставался долгие десять лет.
А с Машовцом мы еще раз пытались сойтись, вместе ездили на соревнования у себя в стране и за границей. Но снова из этого ничего не вышло. Хотя не раз чувствовал, что мне не хватает его умения увидеть главное, оценить со стороны какой-то маневр, подсказать нужный тактический ход, пригодный в борьбе с конкретным соперником.
.Я уже много лет живу в парусе. Встречался с десятками тренеров. Но и сегодня, как в те далекие теперь уже пятидесятые годы, убежден: более одаренный человек, чем Машовец, мне не попадался. Он был рожден для паруса — с невероятной интуицией, с тем чутьем, которое обычно дается долгими годами нелегкой работы. Его всем этим одарила природа. Но не дала ему привычки к систематической работе. И постепенно он отстал. Перестал учиться, перестал бывать на соревнованиях. И отстал.
И все-таки, несмотря на все это, говорю сегодня большое спасибо своему первому тренеру за то, что он научил меня мечтать. С любопытством листаю свои дневники, а я веду их с первого года занятия парусным спортом. В дневниках день за днем все тренировки, все регаты. Все планы и размышления.
“Идеи”. Под таким названием шли мысли об улучшении яхты, парусов.
И задания. Например: “Стать самостоятельным”. Это было записано 19 ноября 1957 года. И приписка: “Сегодня уедет Сергей, а плана нет. Заботься сам-Пора”. Эта запись была сделана за два года до того, как мы расстались с Машовцом.
Приблизительно тогда же: “Валька, не хандри. Делай зарядку, читай книги”.
Зарядку я делаю до сих нор. А на книги — ох как не хватает времени на то, чтобы читать книги. Разумеется, не те, что касаются паруса. На них время есть всегда. Даже английский выучил, чтобы следить за всеми мировыми новинками.
И еще в том же дневнике за 1957 год: “В парусном спорте нельзя сказать, что является самым главным: то ля сила физическая, рост, образование, то ли работа над лодкой и т. д. В парусе все, до самых мелочей, является главным. Рано или поздно тебе все это пригодится.
Основное внимание должно уделяться работе над собой: воспитывать силу воли, повышать физическое развитие, образование и всякое другое”.
Выдержка из письма Петра Гореликова.
Замечания Александра Чумакова.
А вслед за ними планы, что нужно сделать, чтобы преодолеть недостатки, замеченные старшими товарищами по спорту. И очень много записей, касающихся буера, — тренировок, выступлений на соревнованиях. Буер не был моим основным видом, но зимой он с успехом заменял нам в те годы яхту. Для меня вместе с греблей он был одним из видов общефизической подготовки. Недаром первая, новогодняя, запись в дневнике 1960 года: “Сам себе желаю много тренироваться”. А последняя — итоги сезона: XII Балтийская регата — 1-е место, XI Черноморская регата — 4-е, первенство СССР — 3-е, регата “Дружба” — 1-е, первенство УССР — 1-е. И вывод: “Гораздо хуже хожу в тихий ветер”.