С тех пор прошло уже много лет, но урок, преподнесенный мне, крепко засел в памяти.
Тогда, в 1968 году, я расстался с “Водником”. Стал морским офицером. Но все равно когда-нибудь я снова вернусь к школе.
Горечь от незавершенной работы живет до сих пор.
Весной 1969 года призеров Олимпийских игр пригласили принять участие в мемориале Бистюра. Пепи Бистюр был “финнистом”, веселым и жизнерадостным человеком. Он погиб в автомобильной катастрофе в 1961 году. И вот в честь памяти этого любимца французских поклонников парусного спорта в Бордо проводится мемориал его имени. Стартуют только “Финны”.
На аэродроме в Бордо меня встретил организатор этих гонок господин Маори. Его сын Серж был тогда молодым парнишкой, подающим большие надежды в парусе. Мы познакомились с ним и буквально часами говорили о тренировках и гонках, о тайнах паруса. Серж засыпал меня вопросами. Я тогда и вообразить не мог, что через три года он поднимется на высшую ступеньку олимпийского пьедестала почета и получит золотую медаль за победу в классе “Финн”.
На регату собралось сто “финнистов”. Был среди них и Хуберт Раудашл. Он надеялся “расквитаться” со мной за мексиканский проигрыш.
Меня пригласили на судоверфь, где было налажено производство пластмассовых яхт. Владелец фирмы господин Лунавер распорядился, чтобы для меня сняли лодку с конвейера (я приехал без своей).
На незнакомой лодке всегда выступать труднее. Занял пятое место. А Хуберт — шестое. Не удалось ему опередить меня. И все-таки уезжал из Бордо неудовлетворенным.
Тогда я еще не думал о том, что мемориалом Бистюра для меня начался последний сезон на “Финнах”. Зато был доволен, что наконец-то осуществилась моя мечта: я не ездил больше врозь со своей яхтой. Наконец-то был куплен “рафик”, построена тележка. И теперь я отправлялся на соревнования — сам спортсмен, сам шофер, сам... Мне доставляло огромное удовольствие колесить за рулем по всей Европе. Казалось даже, что не уставал. А если нужно было отдохнуть, в переоборудованном “рафике” к моим услугам был удобный диван.
Первый раз поехал на машине с яхтой на прицепе в Варнемюнде на традиционную регату. Я уже рассказывал о том, что это трудное соревнование для “финнистов”, так как хозяева дистанции сильны именно в этом классе. В 1960 году Саше Чучелову все-таки удалось вы
играть. И вот теперь, девять лет спустя, его успех по вторил я.
Там же, в Варнемюнде, проходило и первенство Европы. Оно для меня было совершенно неудачным. В одной из первых гонок разрезал тросом руку. Началось воспаление. Всю регату гонялся, работая одной рукой. Какие уж тут могли быть результаты!
Не ладился у меня 1969 год. Дома неудача со школой. На соревнованиях тоже сплошное невезение. Выступать было трудно еще и потому, что каждый считал своим почетным долгом победить олимпийского чемпиона хотя бы в одной гонке.
Все чаще и чаще одолевали мысли: что же дальше? Ставил этот вопрос сам перед собой. Одолевали домашние: слава богу, тридцать лет стукнуло, может быть, пора остепениться: дома у меня никогда парус не считали серьезным делом. А теперь, когда выиграл Олимпийские игры, козыри в руках родственников покрупнели. Они считали, что в спорте я уже добился всего, пора взяться за будничные дела. Ходить на службу. Вовремя возвращаться домой. Короче, заниматься тем, чем и положено заниматься мужчине, главе семьи.
Мысли мыслями, а жизнь продолжалась. И привела она меня на Бермудские острова.
С самолета вглядываюсь в воду. Еще никогда не видел такой изумрудно-зеленой.
Что представляли собой Бермуды? Понятия не имел. Вернее, составил какое-то, как потом оказалось, совершенно далекое от реальности. Почему-то думал, что здесь, как в Мексике, тихие ветра. Но незадолго до “Золотого кубка” над островами пронесся тайфун. И теперь тут все кипело.
Перед гонками лодки пришлось прятать в укрытии за яхт-клубом. Затолкали в расщелину, привязали, за что только можно. Хотя тайфун был уже далеко, ураган не прекращался. Сидели по домам и боялись нос высунуть на улицу. Мы впервые поселились не в гостинице. В городке Гамильтон нас приняли как гостей. У каждого гонщика была семья-патрон, которая и предоставила ему свое жилье.
Вот и сидели мы по домам, ожидая, когда ветер утихнет настолько, что можно будет начать гонки.
В Гамильтоне нас поразило отсутствие машин. Казалось, что все жители передвигались только на мопедах. Уселись на мопеды и мы. И сразу же начались неприятности. Дело в том, что на Бермудах движение левостороннее. Никак не могли привыкнуть. Первым поплатился Шилов — поехал не по той стороне...
Ураган утих, но море не успокаивалось. Дистанция была разбита за коралловыми рифами. Стоило наклониться над водой, как глубина завораживала своей прозрачностью. Видно было чуть ли не до самого дна.
Экзотика окружала со всех сторон. К столу подавали плоды, даже названия которых никогда не слышал. Туристы носились' по длинным волнам на досках... Будто сам вошел в одну из программ Клуба кинопутешествий.
Здорово гонялся Эльвстрем. Удачно выступал Макдональд Смит — бывший матрос Паттисона. А сам Паттисон выходил на дистанцию на катере в качестве почетного гостя “Кубка”.
Не переставал удивляться Эльвстрему. Знал, что он уже осваивает новый олимпийский класс “Солинг” (кстати, именно в 1969 году он стал на нем чемпионом мира), но и с “Финном” не расстается. Да еще так здорово у него все выходит! В самом деле уникальный гонщик!
А у меня продолжало не ладиться. На прощанье, в последней гонке даже не смог финишировать. Шедший передо мной австралиец перевернулся. Я резко изменил курс яхты. Настолько резко, что вдребезги разлетелся румпель. Пришлось сойти с гонки.
С девятым местом через Нью-Йорк и Канаду возвратился домой с последнего в моей жизни “Золотого кубка”. Правда, тогда еще не знал, что с последнего.
Поездкой на Бермуды закончилась для меня и штатская жизнь. Призвали в армию и, учитывая мое парусное образование, определили на флот. Так я стал инженер-лейтенантом. Теперь уже на соревнованиях буду защищать цвета не “Водника”, а спортивного клуба ВМФ. Сожаления не было, хотя спортивная жизнь на протяжении десяти лет была связана с “Водником”. Настолько тяжелым и неприятным был осадок после всех усилий, связанных с работой в только что созданной специализированной школе по парусному спорту. И все-таки, несмотря на всю горечь, дал себе слово: когда-нибудь вернусь к школе. Обязательно вернусь.
Вместе с “Темпестом” пришли новые знакомства в парусном мире. Но и старые не отпали. Хуберт Раудашл тоже поменял “Финн” на “Темпест”. Все грозился, что уж на новой яхте обязательно сочтется со мной за Акапулько. Ушел в другой класс и Вилли Кувайде. Выбрал “Звездник”. Норвежец Питер Лунде, чемпион Римской олимпиады на “Летучем голландце”, облюбовал “Темпест”. Пауль Эльвстрем пересел на “Солинг”...
На Кильской регате, в которой впервые стартовал на “Темпесте”, познакомился с голландцем Беном Стартиесом, экипажем поляков — Томашем Хольцем и Романом Рутковским. Это были опытные яхтсмены, имевшие уже не только опыт хождения на лодке нового олимпийского класса, но и определенные успехи. Поляки, например, владели званием вице-чемпионов мира.
В Киле 1970 года мы с Володей Витюковым заняли второе место, проиграв 0,1 балла французу Троппелю. До чего же радовались! Место будущей Олимпиады, опытные соперники, а мы — вторые. Правда, радость была недолгой. Мы готовились к первенству мира в Киброне. Снова условия, как в Лаболе — огромные приливы и отливы. А на месте оказалось, что вдобавок ко всему масса водорослей, как в огромном аквариуме. И никак не удавалось разгадать замысловатые течения. Приходилось больше смотреть внутрь яхты, чем раздумывать над обстановкой. До автоматизма было далеко.
В Киброне собралось много яхтсменов. Только из США прибыло 11 экипажей.
Каждая гонка была полна неожиданностей. И это нагромождение неизвестного давало ни с чем не сравнимое удовольствие. Давно уже не приходилось так трудно. Уставали мы с Володей и физически, и морально. В голове постоянно роились мысли: как построить гонку, куда пойти... Зачастую не знал, как прореагирует яхта на тот или иной маневр. И все тот же первый чемпионат запомнился приподнято-светлой атмосферой. Может быть, потому, что был он первый? Здесь, в Киброне, ближе сошелся со Стартиесом. Еще в Киле вскоре после знакомства Бен пригласил нас с Володей в гости. Пообедали и засиделись допоздна за разговорами. Прощаясь, шутили, что после такого Дружеского ужина грешно на следующий день плохо пройти гонку. В тот следующий день мы с Беном действительно выступили удачно, далеко оторвались от всех конкурентов. До самого конца боролись только наши два “Темпеста”. Мы финишировали первыми, Стартиес — вторым.
И вот теперь, в Киброне, в свободный день регаты встретились за ужином в яхт-клубе мы с Володей, Стартиесом, Лунде. Настроение было хорошее. Вспоминали тот кильский вечер. “А что? Недурно бы сделать традицией наши ужины и удачи наутро после них?”
Судьба, видно, подслушала нас: мы снова финишировали первыми, вторым был Лунде, Бен — пятым.
Окончился чемпионат победой братьев Джека и Джима Линвиллов из США. Стартиес получил серебро, уступив американцам лишь одно очко — все решилось в последней гонке. Мы заняли десятое место.
Зима, как всегда, время анализов. Особенно внимательно изучались записи Кильской регаты. Ведь именно в этой гавани будет проводиться серия олимпийских гонок. 20, 18, 10, 1, 2, 1, 3 — так финишировали мы с Витюковым. И хотя результаты того дня, когда мы были двадцатыми, аннулировались из-за нарушения правил самими судьями, а восемнадцатый приход не пошел в зачет как худший, все равно именно эти гонки подробно вспоминал и раскладывал “по полочкам”. Лодка идет плохо в слабый ветер? А где гарантия, что в следующих ответственных стартах будет сильный?
Кстати, слабые ветры преследовали нас, пожалуй, во всех крупных соревнованиях. Вплоть до олимпийских. Значит, недаром в ту первую зиму “Темпеста” именно о тактике в слабый ветер думалось больше всего.