Иван Васильевич спросил:
– Уж не захворал ли ты, Дмитрий?
– Есть немного, государь. Неможется что-то.
– Так я сейчас лекаря кликну, он тебя посмотрит. Зачем ехал сюда, коли хворь одолевает?
– Как не ехать, если ты позвал? – Ургин улыбнулся.
– Не надо бы. Погоди! – Иван кликнул опричника, охранявшего палату, и приказал: – Лекаря ко мне, быстро!
Вскоре явился Федот Борзов. Теперь он вместе с Куртом Рингером и голландцем Арнольдом Линдеем был царским врачевателем.
– Слушаю, государь.
– А ну-ка, Федот, глянь, что за хворь прицепилась к моему другу.
Борзов осмотрел Ургина и сказал:
– Ничего страшного. Простуда. Сейчас князю будет лучше. – Лекарь вышел, тут же вернулся с чашей, полной какой-то темной жидкости, подал ее Ургину. – Выпей, князь, полегчает. Отлежаться бы тебе денька три-четыре.
Дмитрий выпил отвар, и Борзов удалился.
– Как? – спросил царь. – Легче?
Ургин вновь улыбнулся.
– Какой ты скорый, Иван Васильевич! Чтобы лекарство начало действовать, время нужно. Но я слушаю тебя.
Царь поднялся, прошелся по палате.
– Новость из Польши пришла нехорошая.
– Что, Сигизмунд опять безобразничает у наших городов?
– Нет, Дмитрий. Сейчас он занят куда более важным делом. Позавчера, десятого числа, недалеко от Люблина собрался совместный польско-литовский сейм. Сигизмунд решил объединить Польшу и Литву. Мне докладывали о переговорах тамошних вельмож, но я как-то не верил, что дело пойдет дальше. Слишком неравные условия выставляет Польша. Проект унии от нее составлял краковский епископ Падневский, а он крепко стоит на защите интересов королевства. Избрание и коронование короля должно происходить исключительно в Польше. Места в едином сейме и сенате тоже распределяются в ее пользу, потому как она, мол, больше и населеннее. Представители Литвы выставили свои условия. Они хотят, чтобы общий сейм для выбора короля проходил на границе Литвы и Польши. Тот должен получать в Вильно литовскую корону. Сеймы созываются попеременно в Литве и Польше. Главное же в том, что назначение на должности в Литве должно производиться лишь из местных. Есть и еще всякое, что привело к серьезным разногласиям. Но все это временно. Поссорятся враги наши, но помирятся. Думаю, что в конце концов Сигизмунду удастся создать единое государство.
Ургин, откашлявшись, спросил:
– А разве сейчас Литва и Польша не едины в противостоянии с нами?
– Союз двух стран и единое государство – далеко не одно и то же. Литва терпит поражение от наших войск. Ее присоединение к России скоро станет реальным. Польская шляхта в настоящих условиях может оказать Вильно помощь или не сделать этого. Ведь она ничего не получает взамен. После заключения унии полякам обязательно придется учитывать интересы Литвы. Объединение позволит провести и в королевстве, и в княжестве давно назревшие перемены. Сигизмунд сможет вести войну против России с использованием всех сил. В общем, дело идет к значительному усилению противника. Вопрос только в том, когда литовские и польские вельможи договорятся. А в том, что на этот раз они это сделают, я не сомневаюсь.
– Тогда нам придется принимать ответные меры.
– Без них не обойтись. Однако, к сожалению, у нас есть и другие противники.
– Ты имеешь в виду Швецию и Крым?
– Прибавь к ним еще и Турцию!
– Султан решил вести с нами войну?
– Селим Второй собирался уже в апреле ударить по Астрахани, но изменил свои намерения. Теперь он хочет напасть вместе с ударом Сигизмунда с запада.
– Да, серьезная угроза, – проговорил Ургин.
– Это еще не все, Дмитрий. Теперь по Швеции. Тебе известно, что прежде мне удавалось поддерживать союз со Стокгольмом. Но сейчас король Эрик низложен братом Юханом. Эрик допустил роковую ошибку. Он прекрасно знал, что Юхан так дружен с Сигизмундом, что даже женился на его сестре Катерине Ягеллонке, ссудил ему крупную сумму денег и получил в залог семь замков в Ливонии. Эрик мог изменить положение шесть лет назад, когда шведский риксдаг обвинил Юхана в предательстве и приговорил к смерти. Однако он ограничился пленением герцога и заключением его в замок Грипсхольм. Это-то, по сути, и погубило Эрика. Юхана освободили дворяне, которым были обещаны самые широкие права в случае свержения Эрика. В итоге Юхан станет королем Швеции. Теперь эта страна вступит в союз с новым польско-литовским государством. Против России! Впрочем, Юхан может пойти на нас и без поляков.
– Сложная обстановка! – Князь Ургин вздохнул.
– Ты-то как себя чувствуешь? – неожиданно сменил тему Иван Васильевич.
– Так от твоих речей и хворь неведомо куда делась.
– Это не от речей, а от лекарства.
– Что ты намерен предпринять, государь?
– То, что должен. Буду готовиться к войне на двух направлениях.
– Но если Сигизмунд пропустит турецкие войска через свои земли? Ведь султан не станет ждать, чем закончатся переговоры поляков и литовцев.
Царь присел рядом с Ургиным.
– Я давно знаю Сигизмунда. Этот опытный политик и полководец не допустит в Польшу янычаров турецкого султана.
– Почему? Селим хорошо заплатит ему.
– Нет, Дмитрий. Здесь дело не в деньгах. Я уже предпринял кое-какие меры. До польского короля дошли слухи о том, что турецкий султан в России, у Астрахани будет воевать лишь для вида. На самом же деле его цель – Польша, Литва и Ливония. Я, дескать, готов уступить султану часть ливонских земель в обмен на отказ от нападения, даже заключить союз с Крымом в интересах Турции.
– Но это невозможно, государь! Сигизмунд не поверит в такую чушь.
– Не поверит, согласен. Но слухи все же породят у него некоторые сомнения. Король задумается. А вдруг я вопреки всему отдам Астрахань Селиму? Тогда туркам и татарам на юге делать будет нечего. У них останется западное направление, земли, которые Сигизмунд желает видеть в составе Польши. Юхан тоже не прочь завладеть Ливонией. Но если туда войдут турки и татары, то Польше, Швеции придется забыть о своих намерениях. Сигизмунду гораздо выгоднее иметь дело с нами, нежели с коварным Селимом. Конечно, только ради достижения собственных целей. Королю желательно, чтобы Россия вступила в войну на юге, у Астрахани, и, естественно, потерпела поражение. По расчетам Сигизмунда, это возможно, но лишь в том случае, если турки и татары будут действовать на одном направлению, именно южном. Посему он не пропустит войска Селима через Польшу, ускорит переговоры по созданию унии и будет держать в голове вероятность заключения союза России и Турции. Король разместит войска так, чтобы держать оборону. При этом он не откажется от мелких выпадов против наших крепостей.
В это время в палату вошел Скуратов.
– Позволь сказать, государь?
– Говори.
– Прибыл гонец из Изборска.
– Из Изборска? – удивился Иван Васильевич. – Что там случилось?
– Не ведаю! Гонец заявил, что будет говорить только с царем. Дело у него очень важное.
– Давай сюда этого гонца!
Малюта открыл дверь. В палату вошел ратник, уже переодетый в чистое, но выглядевший изможденным.
– Долгих лет тебе, государь.
– И тебе того же. Докладывай, с чем прибыл.
– Поляки напали на Изборск.
Иван Васильевич повернулся к Ургину.
– Что я говорил, Дмитрий Михайлович? Сигизмунд не отказался от отдельных ударов по нашим крепостям. Надеюсь, враг получил достойный отпор?
Ратник опустил голову.
– Нет, государь. Поляки захватили Изборск.
– Как? – вскричал царь. – Сколько же войск бросил на крепость Сигизмунд? Как они незаметно подошли к самому пригороду Пскова?
– Так в том-то и дело, что никакой большой польской рати не было. Всего сотен семь или восемь.
– Как же они заняли крепость, считавшуюся неприступной?
– Поляки переоделись в опричников, не таясь подъехали к Изборску, приказали воротнику открывать. Тот так и сделал. Поляки ворвались в крепость и захватили ее. Одна только наша сотня заняла оборону в башне и на части стены. Это было ночью. Мы отбили атаку поляков, они отошли. К нам еще полусотня пробилась. Голову нашего ранило. Он, помирая, вызвал меня. Мол, как хочешь, а уходи из крепости, добывай коня и скачи до Москвы, до самого царя. Сообщи ему о нападении на Изборск.
– Почему в Москву, а не Псков, Юрьев, Полоцк?
– Я тоже об этом спросил. А сотник мне сказал, что измена кругом. Иначе как столь малый отряд врага взял бы крепость? Я со стены в ров, оттуда на поле. Там разъезд польский из двух всадников. Положил обоих, взял коней и поскакал к тебе.
Царь повернулся к Ургину:
– Нет, ты слышал, Дмитрий? Это что же такое? Крамола и в войска проникла? – Не дожидаясь ответа, он заявил Скуратову, стоявшему у стены: – А ты что молчишь, сыскных дел мастер? Где твои осведомители, лазутчики? Почему не предупредили об измене?
– Разберусь, государь.
– Разберется он! – Иван Васильевич в гневе ударил кулаком по столу. – Сколько это продолжаться будет? Мы бессильны против изменников, да? Значит, мало бьем их, иродов, продавшихся дьяволу.
Гонец проговорил:
– Не вели казнить, государь. Наша сотня приняла бой.
Царь подошел к стрельцу.
– Как звать тебя, воин?
– Тарас Семенов, государь.
– Ты, Тарас, не бойся. Мне благодарить тебя надо, а не казнить. Скажи, сколько времени в пути был?
– Где-то в полночь ушел из крепости. Третьего дня.
– Трое суток без отдыха гнал сюда?
– Это ничего, государь. Стыдно. Позор-то какой! Уж лучше бы смерть.
– А что с воеводой?
– Слышал, поляки взяли его в плен.
– И закрепились в крепости?
Семенов тяжело вздохнул.
– Закрепились, государь, и уже, наверное, сотню нашу перебили. У нас боеприпасов с собой мало было. А голова наш Анисим Ильин помер еще при мне, как про измену сказал. Рана смертельной оказалась.
Иван Грозный перевел взгляд на Скуратова.
– Срочно гонцов в Юрьев, к воеводе Михаилу Морозову с приказом немедля вывести войско к Изборску и выбить поляков из крепости. Но так, чтобы пленных побольше взять. Надо выяснить, кто за опричников себя выдавал. Понял, Малюта?