Не повышая голоса, Ричард ответил:
— Гастингс, вы же прекрасно знаете, что в противном случае весь замысел пойдет прахом.
— Неправда! Я не отрицаю, что… — Гастингс подбирал нужные слова, — что желал бы некоторых перемен в нынешнем правительстве. Вы слишком далеко зашли, дальше, чем… дальше, чем король — ваш брат собирался…
— Осторожнее, милорд. — В спокойном голосе Глостера прозвучала угроза: словно до предела натянулась тетива и вот-вот сорвется стрела, но Гастингс не обратил на это внимания и упрямо продолжал:
— …Таких замыслов у меня во всяком случае не было. Клянусь Богом, вы присвоили себе поистине королевскую власть — возносите и низвергаете по собственному усмотрению, и никто не смеет вам перечить. Сколько уж времени я состою в этом совете, и вот теперь я унижен, никто ко мне не прислушивается. Я, достигший своего положения еще до того, как вы впервые обнажили меч, значу теперь меньше, чем поваренок на кухне моего покойного хозяина…
— Ваш голос в совете весит ровно столько, сколько и другие голоса, милорд. Вы что же, собирались укрепить свое положение этим предательством?
— Да кто вы такой, чтобы употреблять такие слова? Мне ведомы замыслы короля — я был ему верным слугой и лучше, чем кто-нибудь, знаю, к чему он стремился…
— Во имя всего святого, уж не собираетесь ли вы мне — брату короля — рассказывать о его замыслах? Вы, кто втянул его в порочный круг своих грязных наслаждений, вы, кто с молодости приучал его ко всякому… А ведь будь иначе, он и сейчас бы был среди нас. Ваша вина доказана, Гастингс. Теперь подумайте лучше о своей душе.
Ричард повернулся на каблуках, готовый отдать команду, но Кэтсби, повинуясь его взгляду, уже стоял у дверей. В комнату вошли стражники Тауэра. Гастингс отпрыгнул, лихорадочно ища на поясе кинжал. Он был массивным, сильным для своих лет мужчиной, его едва удерживали двое. Тяжело дыша, Гастингс угомонился, и Ричард хрипло произнес:
— Уведите этого человека прочь, и пусть не далее чем через час его обезглавят. Что же касается остальных троих, поместите их под стражу и не спускайте с них глаз. Милорд комендант, прошу вас проследить за этим.
Гастингс побелел как полотно и беспомощно пытался освободиться от крепких рук стражников. Полетели пуговицы, порвалась рубаха от ворота до пояса. Ричард безмолвно наблюдал, как Гастингса выпихивают из комнаты. Хауард, нахмурившись, собрался было произнести что-то, но передумал и, бросив взгляд на Фрэнсиса, двинулся к двери. Небрежно поигрывая тесемками манжет, Бэкингем заметил:
— С вашего разрешения, кузен, я пошлю в город герольда. У лорда-камергера среди черни есть немало поклонников.
Ричард ничего не ответил, он застыл над столом и не мог оторвать от него задумчивого взгляда. Бэкингем вышел. Остальные, разбившись на пары, последовали за ним. Фрэнсис задержался у полуоткрытой двери. Он и сам не понимал, чего ждет.
День был в разгаре, через узкие окна вливался солнечный свет. Но комната, казалось, жила иной жизнью: здесь блуждали тени, не обращая внимания на беспечность будничной жизни, которая была там, за стенами этого дворца.
Фрэнсис, казалось, не мог пошевелить языком и вымолвить хоть единое слово.
Очень быстро вернулся комендант Тауэра. Остановившись на пороге, он увидел перед собой неподвижную спину Глостера. Комендант был чрезвычайно бледен, но голос его звучал довольно уверенно:
— Милорд, докладываю, что Гастингс казнен. Как мне поступить с телом?
Ричард, не оборачиваясь, спокойно ответил:
— Отправляясь во Францию, покойный король — мой брат — оговорил в завещании, что, случись с ним какая беда, Гастингса должны похоронить рядом с ним. Вот и отправляйтесь в Виндзор и проследите, чтобы так все и было сделано.
Наступило молчание.
— А как с остальными, милорд?
— Лорда Стэнли пусть переведут в его городской дом и поставят стражу. Ротерхэм останется здесь под вашим присмотром. Надо устроить его получше — он стар, да и… глуповат. Что же до элийского епископа… — Пауза затянулась. У всех перед глазами возникло непроницаемое, гладко выбритое лицо Мортона. Амбициозный приспособленец, он без конца метался между Ланкастерами и Йорками. Нетрудно было догадаться, кто замыслил заговор. Оставалось определить, какое место в Лондоне и какая стража будут надежными для этого умного, изворотливого циника.
Ричард произнес решительным тоном:
— Епископа элийского следует передать лорду Бэкингему. Пусть Его Высочество сам решит, в какое из поместий следует препроводить этого господина.
Комендант бесстрастно поклонился и вышел из комнаты. Фрэнсис последовал за ним, но его остановил повелительный голос:
— Лорд Ловел!
— Да, милорд?
— Когда вернетесь в Вестминстер, скажите лорду-канцлеру, что, с моей точки зрения, младенца Йорка следует перевести из его нынешнего убежища сюда, к его брату-королю. Не нужно ему никакого покровительства Церкви, а мать не имеет права держать его при себе. — Наступило молчание. Тишину нарушало лишь громкое постукивание пальцев по столу. — Передайте лорду-канцлеру, что эту проблему мы обсудим завтра с ним и Его Высочеством графом Кентерберийским на заседании совета в присутствии всех его членов.
В переполненной приемной собравшиеся разбились на небольшие группы, они озабоченно переговаривались о чем-то.
— Лишение прав? — послышался чей-то голос. — А почему бы и нет? Ведь это же государственная измена, яснее ясного.
— В таком случае, — послышалось в ответ, — некоторые на этом наживутся. Бог ты мой, кто бы мог подумать, что Гастингс окажется таким идиотом.
Через комнату прошагал какой-то человек в ливрее Стаффордов — разговоры как по команде стихли. У выхода из приемной Фрэнсис столкнулся с Робертом Перси. Грузный северянин выглядел хмуро и был немногословен:
— Что там слышно от вашего кузена, Ловел?
— Надеется быть здесь к коронации, — не поднимая глаз, ответил Фрэнсис.
— Ну и слава Богу, — проворчал Перси. — Полагаю, вы возвращаетесь в Вестминстер?
Они вместе направились во двор. Послышался чей-то взволнованный голос:
— Прошу вас, милорд, мне непременно надо видеть герцога.
Фрэнсис обернулся. Какой-то человек в одежде священнослужителя буквально вцепился в локоть Хауарда. Фрэнсис не знал его, но какое-то смутное воспоминание заставило его остановиться.
— Н-да, на его месте я бы не стал сейчас беспокоить Глостера. Вы знаете его, Роб?
Перси бросил беглый взгляд на взволнованного посетителя.
— Да, встречались, хотя и давно. Это аббатский епископ. Его зовут Стиллингтон…
Глава 18
Парадный зал в Бэйнардс-Кастл представлял собой чрезвычайно просторное помещение — собравшиеся чувствовали себя там не очень-то уютно. Шелест камыша, звук быстрых шагов, плеск воды под окнами и приглушенные голоса присутствовавших в зале сливались воедино и, ударяясь о сводчатый потолок, отзывались эхом. Эштон в который уж раз подошел к двери, чтобы посмотреть, не видно ли остальных, и возвратился ни с чем, раздраженно ворча:
— Что за черт, куда они подевались?
— Терпение, Ральф, — невозмутимо отозвался Перси, — короля на трон в минуту не возведешь. К тому же нельзя торопить верных подданных. Не беспокойтесь, придут.
Рэтклиф, только что вернувшийся с севера, подтянул пояс и с важным видом произнес:
— Если уж дело поручено Бэкингему… Не понимаю, почему он не мог дождаться отрядов из Йорка? С такой подмогой ему было бы куда спокойнее.
Фрэнсис пнул полено в затухающем камине.
— Глостер ни за что бы не пошел на это. Он говорит, ему нужно свободное волеизъявление, а не выбор под дулами алебард.
Рэтклиф поднял брови, а Эштон нервно дернул плечами:
— Слишком уж он безразличен.
— Успокойтесь, вовсе не безразличен, — с коротким смешком откликнулся Фрэнсис.
Эштон бесцельно мерил шагами пол Перси расколол орех и неторопливо выковыривал ядро кончиком кинжала. Немного в стороне от остальных, у окна, примостился еще один ожидавший. Налив себе вина, Фрэнсис поднял флягу и нерешительным голосом позвал:
— Филипп?
— Нет, благодарю вас, кузен, — покачал головой тот. Одну ногу он положил на подоконник, мятый плащ, в котором Филипп приехал из Франции, валялся рядом. Ветра, дувшие над Ла-Маншем, на несколько дней задержали его в Кале, до Лондона Филипп добрался только нынешним утром. При бледном свете его неподвижные черты выделялись четко, как на рисунке. О чем-то думая, Филипп медленно постукивал по подоконнику.
— Сегодня по пути в Вестминстер я столкнулся со Стэнли, — между делом заметил Эштон. — Выглядел он вполне довольным собой. Говорят, он принимал вчера участие в совете лордов и голосовал вместе с другими за то, чтобы корона была передана герцогу.
— Ничего удивительного, я бы тоже был доволен, если бы так удачно удалось вывернуться, — растягивая слова, проговорил Перси. — Не только голову сберег, но и в совет вернулся, не задаром конечно. Совсем не плохо для человека, которого две недели назад обвиняли в государственной измене. Что ж, пусть теперь наслаждается победой.
Скрип двери заставил всех встрепенуться. В комнату торопливо вошел худощавый мужчина с резкими чертами лица. На нем был малиновый камзол, обильно усеянный различными узорами. На рукаве виднелся узел, свидетельствовавший о его принадлежности к клану Стаффордов.
— Господа, — начал он, — мы получили сведения, что парламентская делегация вместе с большой толпой горожан идет из Вестминстера, чтобы обратиться к Его Высочеству Глостеру с нижайшей просьбой осчастливить всех нас и принять английскую корону.
— Да, Найвет, ваше счастье даже и словами не выразить. — Фрэнсис, недолюбливавший приближенных герцога Бэкингема, без особой радости посмотрел на зятя Его Высочества. — Нам что, следует запеть гимн или вы какой-нибудь еще радостью можете поделиться?
Найвет с любопытством взглянул на Фрэнсиса.
— Для вас, милорд, у меня есть специальное поручение. Когда депутация доберется сюда, к ней обратится Его Высочество Бэкингем, — ну, вы понимаете, чтобы точно выяснить, чего хотят люди. После этого он вернется к герцогу Глостеру и попытается уговорить его выйти к народу и внять его мольбам. Эта галерея представляется самым удобным местом. Поэтому целесообразно, ч