– Раньше на иконы крестились, а мы портрету Ленина должны салют отдавать!..
Это сопоставление совершенно меня потрясло. Как можно сравнивать мракобесные ритуалы отсталых старух с пионерским салютом!
Или вот, совершенно ужасное: накануне Дня Победы мы в школе читаем стихотворение про солдата «с девочкой спасенной на руках». История про солдата-спасителя проникает мне прямо в сердце. Я будто своими глазами вижу… руины домов. Все в дыму, плохо видно (как обычно бывает, когда черно-белые фотографии начинают желтеть). Пули свистят у виска. Артиллеристам точный дан приказ: то и дело рвутся снаряды: …И тут, в разгар боя, советский солдат вдруг видит на улице девочку «в коротком платье белом»:
У столба дрожа она стояла.
В голубых глазах застыл испуг…
Он берет ее на руки (девочка – белое платьице, голубые глазенки – доверчиво приникает к его плечу), прикрывает краем рыцарского плаща (зачеркнуто) плащ-палатки и выносит из огня в… безопасное место.
(Правда, в той редакции стихотворения была выпущена строфа:
И погладив ласковой ладонью,
Он ее на землю опустил.
Говорят, что утром маршал Конев
Сталину об этом доложил.
Но отсутствие этой строфы совсем не влияло на общий смысл стихотворения.)
Этот солдат почти сразу превращается в памятник:
И в Берлине, в праздничную дату, был воздвигнут,
Чтоб стоять в веках,
Памятник советскому солдату
С девочкой спасенной на руках.
Даже после уроков, когда мы идем домой, образ солдата-рыцаря меня все не отпускает.
И тут Оля вдруг говорит:
– Я видела этот памятник… А ты знаешь, что были случаи, когда наши солдаты в Берлине насиловали немецких женщин? А в берлинской больнице устроили публичный дом и медсестер насильно заставили быть проститутками?..
Или:
– Ты знаешь, что в США уровень жизни выше?
Этот «уровень жизни выше» просто вывел меня из себя!
Ну ладно, кто-то насиловал женщин… Анжелику вон тоже насиловали – делали свое дело и говорили: «Свободны!» Когда мужчина делает что-то такое с женщиной… В этом есть даже что-то… яростно-притягательное…
Но – «уровень жизни выше»?!
Да у них в США – расизм, ку-клукс-клан, хижина дяди Тома!
…«Хижина дяди Тома» – XIX век? У них и сейчас еще негров линчуют!
…Что – «у нас»? У нас нет никакого расизма!
…Откуда я знаю, что нет расизма? Я не видела живого негра?
Во-первых, видела – неподалеку от Института дружбы народов.
А во-вторых…
В тот момент я не решилась признаться, что два года назад выпросила у мамы куклу-негритенка. (Такая взрослая девочка – и выпросила куклу!) Тогда многое сошлось: и то, что я прочитала «Хижину дяди Тома», и то, что по телевизору вдруг показали любимый фильм мамы «Цирк» – как у одной американской актрисы рождается негритенок и ее отовсюду гонят, а потом они с негритенком приезжают в Советский Союз и здесь обретают счастье. Смотреть этот фильм было почти невозможно – пленка была слишком старая, слова персонажей опознавались с трудом. Но мама так увлекательно пересказала сюжет, так трогательно описала сцену, в которой артистка цирка качает черненького ребеночка и поет ему колыбельную, что я выдержала просмотр от начала до конца. И когда я потом увидела в «Детском мире» пластмассового кукленка с кудрявой черной головкой и бусинками на шейке, мама тут же пошла мне навстречу – она все поняла! (То, что кукленок называется «негритенок», было написано на ярлычке кукольной рубашонки.)
Только не нужно думать, что я собиралась играть в ку-клукс-клан. Ничего такого я не собиралась делать (все-таки я была уже довольно взрослая девочка, умудренная жизненным опытом). Нет, негритенок мне нужен был исключительно ради того, чтобы его любить! Он сидел на видном месте, а я его любила. Приду из школы, взгляну на него – и говорю себе: «Мой хороший! Я никому не позволю тебя угнетать». Вот так!
А еще негритенок был хранителем моей тайны: я решила стать балериной. (После того как выяснилось, что дрессировщица – наследственная профессия.)
Это желание было связано напрямую с Дружбой народов.
В Советском Союзе была Дружба народов!
(И нечего вспоминать какие-то переселения и каких-то «космополитов». И запрет использовать в школах национальных республик национальный язык. Во-первых, я ничего такого не знала. А во-вторых… Во-вторых, «кто старое помянет, тому глаз вон!» – народная мудрость.)
Понятие «Дружба народов» могло включать в себя только дружбу народов нашей страны. На каком-то из юбилеев, посвященных образованию Советского Союза, я, ведущая праздничного концерта, читала звенящим голосом:
Пятнадцать зорь окрасили восток —
И никогда не гаснут эти зори.
Пятнадцать рек слились в один поток —
И, расплескавшись, превратились в море!
После слова «превратились» надо было выдержать паузу. Тогда слово «море» звучало особенно торжественно…
Пятнадцать зорь и пятнадцать рек символизировали пятнадцать национальных республик.
Но «Дружба народов» могла пониматься и шире, охватывать национальности и за пределами нашей великой Родины.
Понять, что именно это значит, можно было, только увидев сюиту «Дружба народов» – «музыкально-танцевальную» композицию, которую исполняла хореографическая группа ансамбля песни и танца Дворца пионеров и школьников г. Москвы под руководством Локтева.
На концерты ансамбля Локтева мы регулярно ходили всей семьей. И каждый концерт непременно завершался этой сюитой.
Другие номера тоже были замечательные. Но этот – лучше всех. И я ждала его чуть ли не с начала концерта. Мы с мамой вместе ждали.
И вот в самом конце второго отделения выходили конферансье (взрослый мальчик и взрослая девочка) и объявляли:
– Вы-ы-ыступает…
Я не могу на письме передать, как они произносили это «вы-ы-ыступает». Но у меня заранее все внутри замирало.
– Вы-ы-ыступает хореографическая группа…
– Сюита «Дружба народов!». Художественный руководитель такая-то!
И дальше на сцене появлялись дети в национальных костюмах.
Сначала шел русский танец. Его танцевали самые взрослые члены ансамбля – такие чудесные «добры молодцы и красны девицы». Начинали, как водится, медленно, но темп все убыстрялся и убыстрялся.
Потом музыка менялась, и на сцене появлялись дети в других костюмах, другой национальности. «Русская группа» отходила на заднюю линию, а «новые» танцевали свой национальный танец. При этом русские не стояли на месте, а тоже выполняли какие-то движения: так демонстрировалась танцевальная солидарность разных народов. Затем выходила новая группа, за нею – еще одна. И у всех – замечательные костюмы, и у всех чудесные танцы – то веселые, то зажигательные. И кого только не было среди «разных народов»! Правда, кто это, не объявлялось. Зрителям предоставлялось догадываться самим. И папа с восторгом тихонько шептал:
– Это французы… Кажется… А это испанцы! Точно!
И все друг за другом, выполнив свой интернациональный долг, отходили назад и вставали рядышком с «русскими».
А в самом конце на сцену выбегали четыре маленькие девочки, загримированные под негритят: с коричневыми лицами и коричневыми ладошками, в красных платьицах и босиком. Когда негритята заканчивали свой танец, из задней линии выдвигались четыре добрых молодца в русских косоворотках, одним уверенным мощным движением поднимали их (девочки-негритята в этот момент как бы взлетали в воздух) и сажали себе на плечи: благородные старшие братья!
«Дети разных народов, мы мечтою о мире живем!» – запевал в это время сводный хор локтевского ансамбля. Это был «Гимн демократической молодежи» (музыка А. Новикова, сл. Л. Ошанина). Впервые его исполнили в Праге в 1947 году, в день открытия Первого Всемирного фестиваля молодежи и студентов (…всего за год до процесса против космополитов…)
Зрители вставали с мест и неистово аплодировали. Мы с папой и мамой тоже вставали и хлопали, хлопали, хлопали…
И я уже тогда поняла: только так можно пережить это чувство – восторг слияния всех народов. Когда ты загримирован под негритенка и тебя поднимает на руки добрый молодец в косоворотке…
Но я испытала горькое разочарование: в ансамбль Дворца пионеров и школьников меня не приняли.
Мама переживала и с горечью объясняла:
– Тут, Маринка, ничего не поделаешь: у тебя короткие толстые ножки. С такими ножками сюда не берут.
То есть вы хотите сказать, что из-за каких-то «ножек» у меня не будет Дружбы народов?..
Правда, я не сразу решила добиваться своей мечты. В ансамбль меня не приняли, кажется, в третьем классе. И на какое-то время я об этом забыла. (И потом отношения с Толиком сильно меня отвлекли от темы «Дружба народов».)
Но в седьмом классе мама нашла для меня замену – в клубе художественной самодеятельности завода «Красный пролетарий» (того самого, при котором был пионерский лагерь имени Зои Космодемьянской).
В клубе был очень хороший кружок хореографии, не хуже, чем в Дворце пионеров, – станок, зеркала, пуанты. Все это давали бесплатно, и у нас даже были пачки. Я стала заниматься. Но занятий по расписанию мне было недостаточно, раз я решила бороться с собственной анатомией.
Задача первая: выворотность… И я ездила в транспорте, стоя в первой позиции. А потом даже в пятой…