Я обращаюсь к силе, игнорируя её жалобное завывание. Мне надо совсем чуть-чуть, потерпи. Вызываю одну единственную перчатку из Белого доспеха. Целые у неё только три пальца.
Покровского окутывает плотное свечение, из него вырывается огромный шар и ударяет в меня. Я словно оказываюсь в центре сходящей лавины, сила с ревом носится вверх вниз, из стороны в сторону.
Тут же слепну и глохну, пытаясь направить её в доспех. Перчатка отращивает пальцы и с их кончиков слетают молнии, четко попадая в ровную стопку коробок из под пиццы. Их с хлопком разрывает и они хлопьями разлетаются, отскакивая от окна, стен и потолка.
Судорожно призываю остальной доспех, он врезается в тело, прилипая к нему. Мне уже плевать в нужном ли порядке я его нацепил, сила бьётся, давит, восстанавливая искорёженные части.
Я пытаюсь направить чужую силу к своему источнику и он вздрагивает, поглощая. Из всего этого урагана, мечущегося через меня, усваивается лишь крупинка.
Слышу шумный выдох Богдана и сила исчезает. Меня расплющивает по стулу, ощущение как побывал в режиме сверхбыстрого отжима в сушильной машине.
Призываю доспех и получаю в ответ пшик. Защиту я восстановил, но воспользоваться ей без запаса силы не могу.
— Не вариант, — хриплю я, с трудом выпрямляясь.
Мой источник теперь целых две капли, а не одна. Но такими темпами меня, помимо того, что вырвет в следующий раз, так и наполнять будет до следующей битвы богов.
Мы оба задумываемся надолго, немигающе уставившись на медленно сползающие по стене ошмётки картона.
— Значит, я иду с тобой, — подводит итог Богдан, взволнованно глядя на моё слегка позеленевшее лицо.
— Не вариант, — повторяю. — Не факт, что усиление сработает в нужный момент. Тогда попадемся оба. А так хоть ты сможешь…
— Что смогу? — он злится, сжимая здоровенные кулаки. — До сегодняшнего дня я был уверен, что это со мной что-то не так. И как я без тебя докажу вообще хоть что-то?
— Найдёшь других, Богдан. Мы с тобой такие точно не единственные. Твой род пользуется особым уважением. И кому, как не тебе, поверят? Если я не справлюсь, то единственный шанс остановить этого урода — это ты. Поэтому вместе нам идти нельзя.
— Я расскажу семье и мы сможем получить их поддержку.
— А вот это неплохая идея. Ты убедишь главу рода, а я в это время обращусь к богам. Ударим с двух сторон.
— Да чтоб тебя! — кружка опять подпрыгивает, плюясь безнадежно остывшим кофе. — Без силы ты не попадешь в храм. Я должен быть рядом! Я не побегу к родне, надеясь на их поддержку, пока ты пойдёшь на верную смерть.
— Да не драматизируй ты так, — меня, конечно, радует его рвение, но слишком уж он горячится. — Я не собираюсь идти туда беззащитным. Надо ещё подумать…
Дрель дверного звонка заставляет нас синхронно вздрогнуть. Вслед за пронзительным звуком раздаётся грохот кулаков и дребезжание сотрясающихся от ударов ключей в замке.
Вот хтонь, нас вычислили через Покровского! И я даже не подумал, что за ним тоже могли следить…
Глава 24
Дверь сотрясается от мощного удара ногой. Мы выбегаем в коридор, Богдан приваливается к стене, его вдруг настигает одышка.
— Это я… я их позвал… — прерывисто бормочет он.
Встряхиваю его за грудки, возвращая в реальность.
— Кого? — каркаю я, давясь кашлем. — Кого ты позвал?
Так, третий этаж. Мы можем уйти через окно. Старые дома очень удобны для ползания, куча выступов и труб. Даже если и там пасут, просто так уже не возьмут — с усилением смогу дать отпор. Главное, чтобы Покровского не заклинило.
Надо быстро привести его в чувства, хлипкое препятствие надолго врагов не удержит. Я ещё раз встряхиваю полтора центнера.
— А? — очухивается здоровяк и смущённо отводит глаза. — Извини, я совсем забыл. Позвал ребят к себе, а тут ты… Из головы вылетело.
— Ну открывааай! — слышится из-за двери недовольный голос Илены.
Да вашу ж мать! Я тоже опираюсь на стену и медленно сползаю вниз от избытка адреналина. Сердце колотится так громко, что заглушает крики снаружи. Даже не успеваю остановить Богдана, открывающего дверь, хоть договориться о версии, почему я здесь. Хтонь!
Класс коррекции в полном составе, кроме Эратской, врывается, толкаясь, внутрь. Первым меня замечает Олег, резко останавливается. На него натыкаются остальные и начинается куча мала. Володю, уже наклонившегося развязать шнурки, роняют.
Эта композиция недоуменно застывает и на меня таращатся четыре пары глаз. Покровский разводит руками:
— Вот, — ёмко сообщает он.
— Игорь! — выглядывает из-за брата рыжая. — Ты куда пропал-то? В храме Маат тебя сегодня не было, не отвечаешь. Значит, он у тебя все это время был? — она поворачивается к Богдану.
— Не совсем так… — теряется он и смотрит на меня. — Думаю, ты должен им рассказать.
Я киваю. Просто попросить их молчать, что видели меня, без объяснений, не сработает. Поверил Богдан, смогут и они. Тем более, с его словом. Не поверят… Будет плохо. Покровский, может и на моей стороне, но против друзей не пойдёт.
Мы всей компанией возвращаемся на кухню, где резко становится очень тесно. Я незаметно открываю замок на окне и встаю к нему поближе. Раскидать пятерых одарённых без силы я не смогу. Но теснота даст небольшое преимущество, чтобы выбраться через окно.
Илена недовольно разглядывает бардак и остатки кусков картона на стенах. Покровский пожимает плечами, мол, ничего необычного не наблюдаю. Все взгляды обращаются ко мне.
Второй раз за день повторяю историю. На этот раз не упоминаю о беспамятстве, делая упор на частичную потерю контроля. И ещё несколько ненужных подробностей убираю, заканчивая общим планом попасть в родовой храм. О призыве бога тоже молчу, уж слишком бурно на такое отреагировал хозяин квартиры.
Все, кроме Богдана, слушают с распахнутыми ртами. Чего только не мелькает на их лицах. Недоверие, изумление, гнев, непонимание, сомнение, скептицизм. Я и не думал, что мне сразу же поверят.
Когда я заканчиваю, начинается сущий кошмар. Все орут. Одновременно. Громогласно и витиевато ругаются, и кроют сначала меня с Богданом, а потом и друг друга.
Про что там только не звучит. И богохульство, и прямое оскорбление власти, и оскорбление богов, и сумасшествие. Только что в прорывах хаоса меня не обвиняют.
В разгар словесной баталии подключается и сила. Один за другим, как новогодняя гирлянда, аристократы начинают светиться.
В меня прилетает горячая волна и вжимает в стену. Олег, гневно сверкая глазами, подходит вплотную.
— Ты сошёл с ума! — уверенно заявляет он.
Вижу, что Богдан собирается меня отбивать и мотаю ему головой. Пару ударов я выдержу. Не так и просто смириться с такими новостями, я понимаю.
— Хотел бы я, чтобы всё было так просто, — спокойно отвечаю ему.
Получается у меня плохо. Мой хриплый голос звучит скорее угрожающе, чем успокаивающе.
И тут Покровский пользуется наступившей тишиной и торжественно объявляет:
— Всё, что он сказал — правда. Панаевский и на меня нападал.
И начинается второй акт истеричных воплей. На Богдана обрушиваются те же обвинения, а к моим добавляется жестокий обман наивного княжича. Но хоть Саницкий отпускает меня, переключаясь на нового безумца.
Пока они решают, кого вызывать: санитаров, стражу или самих богов, я замечаю, что Истровский замирает, стремительно бледнея. Глаза Володи закатываются и парня начинает бить дрожь. Он медленно оседает на пол.
Я бросаюсь к бедняге, но меня перехватывает взбешенный Каритский. Его руки искрятся красным, готовые к атаке. Он хватает меня за плечи, меня обжигает силой и я бью его снизу в челюсть. Его зубы клацают, голова дергается вверх с хрустом шеи.
Хтонь, хотел ведь несильно, не рассчитал. Саша отшатывается, но тут же сжимает кулаки.
— Он говорит правду! — орёт с пола прорицатель так громко, что звенят стекла, и добавляет уже тише: — Они оба. Я вижу… Да дохрена чего я вижу, но если мы сейчас им не поверим — будет плохо. Кто-то умрёт. Может, вообще все мы.
Это мгновенно успокаивает всех сразу. Свечение силы пропадает, Каритский разжимает кулаки, Олег хмурится, но отступает, Илена пристыженно прячет глаза.
Ну нельзя было сразу сказать? От криков разболелась голова.
— И всё равно в это верится с трудом, — ворчит целитель.
— И мне ты не веришь? — Покровский хмурится и они буравят друг друга взглядами.
Наконец Саницкий не выдерживает, вздыхает и расслабляет плечи:
— Великая девятка, и что нам теперь делать?
— Для начала помоги мне с проклятым горлом, — устало прошу я.
Несколько секунд холода и жара силы целителя и я наконец могу нормально говорить. Как же я задрался сипеть и кашлять. Благодарю его от всей души. И он наконец-то улыбается. Всё, последний упрямец смирился, можно и поговорить.
Олег помогает и Каритскому, хотя тому досталось не так уж и сильно. Но лучше пусть не останется напоминаний о моём ударе.
— Никто из вас участвовать в этом не будет, — заявляю с облегчением. — Всё, что я прошу — молчать.
— Но как ты попадёшь в храм? — подаёт голос Илена.
— Я могу заставить тех, кто следит за храмом, смотреть в другую сторону, — предлагает Саша.
— А я могу вычислить их посты, — поддакивает Володя.
— Стоп-стоп! — поднимаю руку, заставляя их замолчать. — Я сказал — никто не будет участвовать. Вам жить надоело? Я смогу пробраться незаметно. Один. Если я буду ещё и за вас переживать, то ничего не получится. Всё, что мне нужно — сила.
— И как ты получишь её? — прорицатель оживляется, поправляя съехавшие с любопытного носа очки.
— Есть у меня одна идея…
Идея у меня возникла не самая оригинальная, но парни удивляются. Меня так и тянет смешивать одно с другим. Во мне погиб отменный бармен. Вот и сейчас я решаю попробовать объединить силу целителя с усилением Покровского.
Ведь, если Олег может ускорить восстановление, а Богдан это усилить, то получится наполнить источник быстрее. Настолько, насколько см