Экономная, как все датчанки, Гундё попробовала было торговаться, но брат пихнул ее в бок, и датская топ-модель сообразила, что делит шкуру неубитого медведя. Причем медведя, которого убивать не ей.
Тем более, братик нашептал ей, что Свартхёвди Медвежонок — сын папы-Медведя, история которого была общеизвестна.
Гундё тут же оживилась и начала строить Медвежонку глазки. Решила: если его папаша прикончил полноценного ярла с полноценной дружиной, то для сына порешить какого-то там шурина с двумя десятками дружинников — чисто размяться перед завтраком.
Свартхёвди тему понял правильно и тут же ухватил молодуху за ягодичную мышцу…
А я перехватил сумрачный взгляд дедушки и шепотом предупредил моего друга, что босс уже положил глаз на красотку.
Свартхёвди моментально съехал с темы. Субординация — это святое.
Потом был не слишком долгий и по-своему забавный переход.
Забавный, потому что наш слух еженощно услаждали «жалобные» стоны безутешной мамаши, которую дедушка Стенульф «утешал» с поистине недедской мощью.
Мы с Медвежонком заключили пари: я полагал, что дедушки хватит на неделю, Свартхёвди с этим не соглашался. При этом он оценивал не столько старину Каменного Волка, сколько сексапильность Гундё. Сисястая экс-наложница, в отличие от меня, ему сразу глянулась. Что же до меня, то месяц воздержания — срок немалый, но бывало и побольше. Правильное дыхание, правильные мысли и качественная физическая нагрузка заметно снижают уровень гормонов в крови. А вот Свартхёвди «переживал». И не он один. Полагаю, от нереализованных желаний страдала вся мужская часть нашей мужской экспедиции. Кроме, может быть, братца Болтуна, которому вожделеть к сеструхе не полагалось. Братец этот, отмечу, мне конкретно не нравился. Зыркал на нас как-то… не по-доброму. Но клюв не по делу не разевал, поэтому зацепиться было не за что.
Свартхёвди выиграл пари, когда уже мы пересекли замерзший пролив и выбрались на материк. Датчане двигались как снегоходы. Не снижая темпа. Вне зависимости от погоды. Что в снегопад, что во вьюгу. Хотя, отмечу, настоящего ненастья не случилось. И мороз был вполне терпимый. Даже ночью не ниже десяти градусов. По моим прикидкам.
Надо отметить, что и я втянулся. Спал в снежных норах, аки дикий зверь. В свой черед топал впереди, прокладывая лыжню. Правда, саночки тянуть ни мне, ни Медвежонку со Стенульфом не доверяли. Да мы и не рвались.
Восемь дней в пути, а на девятый мы наконец добрались до жилья — длинного дома какого-то местного бонда.
Приняли нас прилично. Накормили, напоили, баньку растопили. Ох, вот это кайф! Лучше женщины, ей-богу! Хотя и женщины тоже были, врать не стану. Местные нам ни в чем не отказывали.
Один велел привечать путников. Ну да таких путников, как мы, попробуй не приветь! Восемь вооруженных мужчин, из которых по меньшей мере двое (мы с братцем Тордом) — профессиональные головорезы, а двое — и того хуже: берсерки.
Впрочем, наши берсерки вели себя пристойно. Кушали хорошо, в боевой транс не впадали. Да я на этот счет и не беспокоился. Был уверен, что, пока за спиной Свартхёвди маячит «рама» дедушки Стенульфа, незапланированного кровопролития можно не опасаться. Да и поводов не было. Нам никто не перечил. Банька, хавчик, немного доброго пива и теплая девка под бок… Что еще надо простому датскому (и недатскому тоже) викингу? Мы были настолько беспечны, что даже караул не выставили. А чего бояться? Это чтобы накормить волка, достаточно одного пуделя. А чтобы загрызть — и целой стаи не хватит.
Платить никто из наших не собирался. Пусть будут счастливы, что мы убираемся восвояси.
Торд Болтун выдавил что-то типа: проболтаетесь, что наша бригада отдыхала в вашем пансионате, — вернемся и всех зарежем. Такая вот благодарность.
Впрочем, я, украдкой, сунул хозяину несколько серебряных монет.
Может, я слишком совестлив для этой эпохи?
Мы приближались к цели, и я решил перетереть со Свартхёвди по поводу правового аспекта нашей акции. Как всё-таки по закону: правы мы или нет? Дедушке Стенульфу в его диком лесу закон по барабану, а вот нам с Медвежонком запросто могут предъявить за противоправные действия.
Свартхёвди заверил меня, что в данном случае закон нарушен по-любому, так что я могу не париться.
Сыновей от законной жены у покойного ярла не имелось. А даже если бы и имелись, то рулить на земле мужа ни ей, ни ее братцу все равно не положено. А положено отдать опекунство старшему из родичей покойного мужа. Вдове же выделить приданое и часть имения на прокорм — в личное пользование. Впрочем, от детей ее отлучать не принято. Просто рулить в мужнином фюльке она уже не будет. И ключики отдаст, если будет на то воля опекуна.
— Стоп! — сказал я.
А как же матушка самого Свартхёвди? Или дело в том, что у Сваре Медведя не было близких родственников?
— Как так нет родственников? — удивился Медвежоонок. И быстренько перечислил с полторы дюжины своих половозрелых дядьев. Без запинки оттарабанил. С отчествами, прозвищами и указанием места жительства.
— Ну так почему тогда в вашем фюлке рулит твоя матушка? — поинтересовался я.
— Как почему? — Свартхёвди даже удивился. — Да ведь этот фюльк — и есть ее приданое.
Ну да, я и забыл. Всё имущество Свартхёвдиного папы состояло из мешка с отрубленными головами.
А по делу Гундё тоже все просто. Если бы оно по-честному рассматривалось на тинге, то, скорее всего, законная вдова с дочерьми получили бы часть хозяйства, а сыновья Гундё — все остальное. Под опекунством, само собой. Но опекуном стал бы кто-то из рода мужа. А если бы таковых не оказалось, то опекуна назначил бы тинг. Или конунг. Но совсем маловероятно, что таким опекуном стал бы брат вдовы.
— А брат матери? — Я кивнул на Болтуна.
Свартхёвди покачал головой. Это уж совсем никак. Потому что по закону Гундё, как оказалось, не является формальной матерью своих сыновей.
Если их правильно ввели в род (а это, несомненно, так), то их законная мамаша — вдова ярла. Она держала их на коленях во время сакральной церемонии. Она (так положено даже по отношению к вполне взрослым дядям) «кормила» их грудью… Словом, наша Гундё пролетает мимо кассы со скоростью болида из «Формулы-1».
— Так чего ж мы тогда… — воскликнул я.
Свартхёвди ткнул пальцем в широкую спину своего наставника, торившего лыжню.
— Но ты не беспокойся, — Медвежонок хлопнул меня по плечу так, что нападавший на одежку снег облачком взмыл вверх. — Главная правда всегда у того, кто останется жив. И приведет правильных свидетелей!
Ну да. «…И кто кого переживет, тот и докажет, кто был прав, когда припрут», — пел великий человек Владимир Высоцкий.
И он был прав. Вернее, будет.
Глава двадцать пятая,которая начинается битвой, а заканчивается резней
Мы дошли. Должен отметить, что последний участок пути был самым легким, потому что мы шли по льду. На этом настоял Каменный Волк. У Торда Болтуна была другая идея: обойти усадьбу поверху и напасть, так сказать, с тыла. Из лесу. Мол, оттуда нападения не ждут, а он, Болтун, знает в окрестностях каждую заячью тропу.
— Нет! — отрезал старина Стенульф. — Мы не воры. Мы пришли вершить Закон. Когда-то, — могучий дед криво усмехнулся, — я был Глашатаем Закона[39] у Харека-отца. Не дело тем, кто идет путем закона, шастать по тайным тропам!
— У Гицура Жадины двадцать три воина, — мрачно напомнил Торд. Его спутники поддержали Болтуна сдержанным ворчанием, но Каменному Волку было на их ропот начхать.
— Кому надо постирать штаны, может этим заняться! Мы справимся и без вас! — заявил он с глумливой ухмылкой, заработав восхищенный взгляд Гундё, обиженно-испуганные — ее сторонников и полный сомнений — мой.
К счастью, датчане постеснялись дать деру. Или, может, им и бежать было некуда. Так что мы вышли на цель в том же составе.
Само собой — нас заметили издали. Само собой — нас опознали. У здешних — отменное зрение. И естественно — приготовились к встрече.
Дюжины две вояк, выстроившись стенкой, ждали нашу жалкую кучку из восьми бойцов перед воротами усадьбы.
— Болтун! Эй, Болтун! Ты что-то забыл здесь?! — заорал еще издали горластый паренек в импортном шлеме с золоченым верхом. — Не иначе как смерть свою, а?
Ему никто не ответил. Болтун — он у нас реально «болтун». А остальным, похоже, было не до словесной перепалки. Они с надеждой косились на Стенульфа, Свартхёвди и меня.
Старина Каменный Волк был невозмутим. У моего друга Медвежонка глаза были совершенно шалые. Он то и дело сглатывал слюну и облизывался. Минут десять назад Стенульф влил в него наркотическое зелье для «растормаживания сознания берсерка», поэтому мой кореш был малость не в себе.
Сам Каменный Волк ничем закидываться не стал. Типа, он и так богов хорошо слышит.
Прилетели первые стрелы. Так, попугать. Наши тоже взялись за луки, хотя пулять с сотни шагов в строй парней со щитами — дело бессмысленное.
Парочку прилетевших ко мне стрел я сбил рукой. Но подумал, что пора браться за меч.
Только я об этом подумал, как Свартхёвди испустил глухой рев и побежал вверх по склону к выстроившейся гвардии Жадины. Быстро так побежал.
Стенульф молча припустил за ним. И мне не осталось ничего другого, кроме как последовать за берсерками. Я изо всех сил перебирал ногами (насколько позволяли короткие лыжи), но от коренных лыжников-датчан безнадежно отставал. И мысли мои были так же безнадежны. Атаковать в одиночку строй воинов-скандинавов — чистое самоубийство.
Видимо, так же думали спутники Гундё, потому что никто из них меня не обогнал. А запросто могли бы…
На Свартхёвди посыпались стрелы. Он отмахивался от них щитом и мечом, как мишка — от пчел. Потом стряхнул с ног лыжи и, по-моему, побежал еще быстрее.
Когда он достиг вражеского строя, Каменный Волк отставал от него метров на тридцать. А я — шагов на сто. Нас, кстати, даже не обстреливали. Да и в Медвежонка пулять перестали. Может, не хотели портить доспехи?