— Стой! — прикрикнул я на него.
Несколько мгновений Трост сверкал на меня глазами, затем опустил занесенный для удара кулак и молча отошел в сторону.
— Но я правда наследник конунга, — настаивал на своем мальчонка.
— Ну да, конечно, — вмешался подошедший Финн. — С траллами вечно одна и та же история. Возьми любого из них, отмой чуток от дерьма — и тут же выяснится, что в своей родной стране он сидел на золотом троне.
— Допустим, мы тебе верим… И где же располагается твоя вотчина? — спросил я.
Этот простой вопрос поверг мальчишку в замешательство.
— Где-то, — выдавил он из себя, но тут же добавил с твердостью в голосе: — Моя мать была дочерью и женой конунга. Она умерла… также как и мой фостри, приемный отец. Клеркон убил их обоих.
— В этом доме не нашлось ничего ценнее нитки бус, — проворчал Финн, утративший всякий интерес к мальчишке. — Похоже, Клеркон даже не заезжал сюда. Наверное, сразу двинулся в Альдейгьюборг и прихватил всю добычу с собой.
— Зато кладовые ломятся от припасов, — добавил Квасир, который тоже заглянул с улицы. — Мед в горшках, оленина и тюленьи окорока, лисьи шкурки, перья для подушек, куча мешков с желудями…
— Перья! — презрительно фыркнул Финн. — Проклятые желуди… И ради этого мы плыли за тридевять земель!
— Забери все, что сможешь, и погрузи на «Сохатого», — распорядился я. — После этого сожги все дотла. Рабов оставь, они занимают слишком много места на палубе… да и потом, мы не за ними пришли.
Квасир вышел из дома и принялся собирать себе помощников. Вместо него вошел Рыжий Ньяль, нерешительно посмотрел на меня, затем отвел взгляд. Выглядел он не очень… Колени все в грязи (видно, не одну женщину завалил), руки в крови младенцев, которых он убил. Я видел, как это происходило, и, по правде говоря, мне стало тошно. Я тогда вмешался и отогнал Ньяля от крохотных телец.
— Думаешь, это умно — сжечь все дотла? — подал голос Финн.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты же знаешь Клеркона. Он такого не простит — будет мстить, пока жив. Этот мерзавец уже спалил Гуннарсгард, а там, между прочим, была и моя доля… Он может со зла убить всех траллов, а с ними вместе и Тордис.
Мне нечего было возразить. Это, кстати, веская причина не обрастать имуществом. Как часто повторял Финн, не заводи ничего такого, что не помещается в твой морской сундук. С другой стороны, мы и так уже натворили дел. В ушах у меня до сих пор звучат женские вопли и грубый хохот моих побратимов. Совокупление с мертвой женщиной на трупе быка — еще не самое ужасное из наших деяний. Я сказал об этом вслух, и несколько мгновений мы с Финном прожигали друг друга взглядом.
— Как говорится, бойся мести обиженных тобою, — горестно вздохнул Рыжий Ньяль.
Верно подмечено, подумал я, уж тебе-то надо бояться в первую очередь. Ведь не исключено, что некоторые из убитых младенцев были сыновьями Клеркона.
Наверное, эти мысли отразились в моих глазах. Потому что Рыжий Ньяль заглянул в них и окаменел. Правда, долго сокрушаться было не в его характере. Вот и сейчас он пожал плечами и мрачно пробормотал:
— Если ноша тебе не по силам, лучше оставь ее лежать на земле… так говорила моя бабка.
— Счастливая женщина твоя бабка, — язвительно заметил я. — Ей не довелось видеть, как ее любимый внук шарит в крови младенцев в поисках закатившегося колечка.
В сердцах я плюнул в его сторону, и Рыжий Ньяль отшатнулся, как от удара. В общем-то, это было нечестно — вот так нападать на старину Ньяля. Другие вытворяли и кое-что похуже… В конце концов, никто из нас не мог похвастать кристально чистыми руками.
— Мне известно, где хранится золото Клеркона, — раздался голос мальчишки. — Я покажу вам, если пообещаете не жечь остров.
— Ты и так все расскажешь, если я пощекочу тебя раскаленным ножичком, — злобно прорычал Трост Сильфра.
Однако мальчишка даже не обернулся его сторону, он не отрываясь смотрел на меня.
— Я думал, ты и сам с удовольствием погреешься у такого костра, — сказал я, щелкая по его железному ошейнику.
Он испуганно отшатнулся, но продолжал настаивать:
— Довольно и того, что вы забираете всю еду. Если вы к тому же сожжете хижины, то все траллы попросту погибнут без крыши над головой. Бежать-то им некуда… Пожалейте их, эти люди ни в чем перед вами не провинились. А некоторые из них были моими друзьями.
— Что, тоже короли да конунги? — насмешливо хмыкнул Финн.
— Нет, — усмехнулся мальчишка. — Но многие из них подобрее иных королей. О свободных людях на острове я не говорю… о них у меня сложилось свое мнение.
Я внимательно посмотрел на мальчишку. Сколько же ему лет на самом деле? Пожалуй, лет восемь-девять… Но рассуждал он так, будто был гораздо старше. Раз в десять старше, подумалось мне.
— Одолжи мне топор, — тем временем потребовал ребенок.
Несколько мгновений Квасир изучал его тяжелым взглядом, после чего передал мальчишке свою секиру. Тот взвесил ее в руке, затем подошел к пустой кровати Клеркона и, размахнувшись, со всей силы рубанул. Полетели щепки.
Мальчишка снова размахнулся и нанес еще один удар. Деревянный каркас треснул, и несколько блестящих кругляшков шмякнулось на утоптанный земляной пол.
Квасир поднял одну из монет, повертел в руках, попробовал на зуб.
— Клянусь задницей Одина! — удивленно воскликнул он. — Да это же чистое золото! Не иначе как серкландский динар.
И снова слабые мальчишеские руки занесли топор.
— Ну-ка дай сюда! — вмешался Рунольв Заячья Губа. — Тут требуются руки покрепче.
Мальчишка беспрекословно отдал секиру и отошел в сторону. Рунольву хватило двух махов, чтобы разрубить кровать пополам. Из полой рамы ручьем посыпались золотые монеты. Опустившись на четвереньки, Квасир, Торвир, Трост и все остальные подбирали Клерконову заначку.
В конце концов золота набрался целый мешок размером с мальчишкину голову. Большей частью это были серкландские динары с витиеватой чеканкой. Я прикинул, что каждая монета стоила почти двадцать серебряных диремов. Ценное приобретение для нас, что и говорить… Столь же ценное, сколь болезненной будет утрата для Клеркона.
Все это время мальчишка молча стоял в стороне и с серьезным видом наблюдал за нами. Я обратил внимание, что железный ошейник до крови растер ему шею. Квасир тоже это заметил.
— У Рева Стейнссона есть инструменты, — сказал он. — Можно попробовать снять его.
— Давай, — кивнул я и обернулся к мальчишке.
Наши глаза встретились, и я снова ощутил, как отчаянно скакнуло мое сердце.
— Имя-то у тебя есть? — спросил я. — Или нам тебя называть Сыном Конунга?
— Олав, — без улыбки ответил он. — Но Клеркон дал мне другое имя — Кракабен.
В комнате мгновенно воцарилась тишина. Произнесенное имя повисло в воздухе, подобно ворону в полете. Ибо им обычно нарекают многомудрого человека, постигшего тайну рун Одина. Того, кто подобно Всеотцу, не боится усесться в ногах у повешенного и сидеть до тех пор, пока не вызнает все его тайны.
Подобное имя просто так не дают… да и не принимают тоже. Я смотрел на маленького тралла и гадал, что заставило Клеркона назвать мальчишку этим зловещим именем — Воронья Кость.
5
Мы долго двигались вдоль побережья, пока не отыскали узкое устье реки, в котором можно было хоть немного укрыться от пронизывающего ветра. Здесь мы наконец рискнули спустить парус и высадиться на берег.
Поскольку нам долго пришлось грести против течения, то побратимы чуть не падали с ног от усталости. Все-таки нам отчаянно не хватало людей для такого корабля, как «Сохатый». Это был тяжелый и неподатливый зверь, а гребцов у нас едва ли набиралось для одной смены.
Я потел вместе со всеми на веслах — это, по крайней мере позволяло мне хоть на время отвлечься от мыслях о проклятом мальчишке. Сразу же по прибытии на драккар я поручил его заботам Торгунны, которая теперь ворковала над ним не хуже родной мамаши. Она еле дождалась, пока Рев снимет жуткий железный ошейник с шеи мальчика, и тут же принялась врачевать ссадины, которые тот оставил. Уж она их и промывала, и смазывала целебной мазью… Про обритую голову я и не говорю. Впрочем, та действительно выглядела ужасно. Похоже, брили мальчишку не единожды, и при этом особо не церемонились: старые побелевшие шрамы перемежались свежими порезами и болячками. Так что Торгунне было над чем охать и причитать.
Финн, который с некоторых пор так и лучился счастьем и довольством — еще бы, он снова побывал в набеге и вынес не какие-то там перья и желуди, а полновесное золото, — шутливо пихнул сидевшего перед ним Квасира.
— Ну что, дружище, тебе светит полная отставка? — подначил он приятеля. — Того и гляди, выбросят за борт, словно старые штаны.
И он кивнул в сторону Торгунны, которая в тот миг заботливо укутывала теплым плащом своего подопечного. Вот интересно, подумал я, стала бы она так с ним носиться, когда б знала, что этот мальчишка сделал на острове Сварти? И, более того, к каким диким поступкам подталкивал взрослых головорезов, моих побратимов? Ветер по-прежнему свистел и гнал крупную зыбь по речной поверхности. Женщины-рабыни сбились в кучу под хлипким навесом и пытались дыханием согреть покрасневшие от холода и растрескавшиеся руки. Но даже они — эти напрочь замерзшие женщины — не были так холодны, как мертвые, которых мы оставили за своей спиной.
— Да уж, — откликнулся Квасир, тяжело выдыхая слова между гребками, — похоже, Торгунна нашла сокровище. А я-то, дурак, хотел сделать ей ожерелье из своих золотых монет. Теперь уж и не знаю, стоит ли… Вряд ли она обрадуется больше чем сейчас.
— Твоя жена квохчет над мальчишкой, как старая клуша, — насмешливо сказал Финн. — Смотри, как бы тебе не пришлось в скором времени его усыновлять.
И умолк, оставив Квасира в глубокой задумчивости.
А у меня перед глазами снова встала картина: крепкие мужские ладони сомкнулись на детском тельце — белом, словно рыбье брюхо, и таком крохотном, что окровавленные руки Торкеля кажутся и вовсе огромными. Голубые глазенки вытаращены, маленький, похожий на бутон ротик разверст в пронзительном крике… Откуда-то справа доносятся не менее пронзительные женские вопли.