— А где я буду покупать картины?
— Ты лучше другое скажи, где их остальные приобретать будут? Знаешь, сколько у меня клиентов прибавилось? Люди побывали за границей, увидели собственными глазами, что в высоких кабинетах вместо портретов Ленина висит живопись-графика, и сделали выводы. Очень даже правильные.
— Так я и говорю, зачем тебе это надо?
— Для порядка. Я плачу колоссальные налоги не для того, чтобы мне мешали работать. Я плачу с запроса твоим жуликам, а сижу без воды и света. Если бы мне заплатили за три картины, а я поставил одну, мы бы с тобой в том самом морге встретились. И никто бы не удивился. Заслужил. Эти поступают наоборот — и тоже никто не удивляется, что они до сих пор живые. Мне также парадоксы в экономике надоели.
— Давай мы посчитаем, что ты уже высказался. Значит так, кончай подрывать государственную политику.
— Да чихать я на нее хотел. Я в приватизацию не играюсь, в отличие от вас, ребята. Так что условий вы мне ставить не будете.
— Чего ты такой военный? — искренне удивился Гершкович.
— Слушай, Котя. Давай серьезно, если хочешь. Возьмем, к примеру, завод «Кабельметалл»…
— Мне такие примеры не сильно нравятся, — отрезает Гершкович.
— Хорошо, пусть будет какое-то другое предприятие.
— По выпусков ночных горшков?
— Вполне допустимо. Оно акционированно-приватизированно. Все рабочие вместе с директором — самые настоящие хозяева завода, и друг другу зарплату ночными горшками, в отличие от коллег с других госпредприятий, они не выплачивают.
— А почему так? — поинтересовался Гершкович.
— Самому любопытно. В Ижевске работягам аванс револьверами выдали, на шинном заводе, естественно, резиновыми изделиями, а здесь — ни одного горшка заместо денег. Все идет так хорошо оттого, что настоящий хозяин этого процветающего предприятия — Котя Гер, пардон, Горшкович или…
— Ша!
— Или Ша, если тебе так нравится. Этот самый Ша, который вроде бы к горшкам имеет отношение только ночной порой, отчего-то создает совершенно постороннему предприятию наиболее благоприятный режим — от кредитования до налоговых льгот. Но я в ваши игрушки не подписывался, а потому веду себя соответственно.
— Ты ведешь себя, как малоразвитый, — Котя покачал огромной безобразной головой, под лысиной которой заключен самый мощный из всех известных мне компьютеров. — Короче, давай забирай свой иск, а с нашими демократами я беседу поимею, если что. Вообще, разве я когда-то имел быть против старого приятеля?
— Котя, дорогой, знаю, ты бы без этих моих выбрыков…
— Так оно и не требуется, — чуть громче сказал Гершкович. — Это тебе только надо или, правильнее, твоему на всю голову характеру. Ничего умнее придумать не мог, чем страну на уши подымать?
— Вы с Рябовым точно сослыгались, — пробормотал я.
— Слушай сюда, я сильно сомневаюсь, что на тебя кто-то едет, — гораздо спокойнее заметил Котя. — Явных самоубийц на горизонте не наблюдается. Но вот при желании кого-то очень сильного, ну очень сильного, тебя могут потревожить. Только я так себе понимаю, в данном разе ваши интересы имеют совпасть. Ты так мне вовремя напомнил, что тебя нанять невозможно. Но, иди знай, вдруг кто-то захочет поиметь интерес взаимовыгодного сотрудничества? Тем более, у тебя в городе твердая репутация среди властей. Понял?
— Спасибо, Котя. Я тебя всегда понимал. Иск, конечно заберу, поигрались и хватит. Только вот интересно, какая власть меня так высоко ценит — законодательная или исполнительная?
— Наверное, обе, — пожал плечами Гершкович, — но какая из них больше — трудно догадаться. Помнишь старый рассказ за плюрализм, когда мнение генсека КПСС не совпадает с мнением президента?
— Припоминаю, — мысленно благодарю Котю. — Не хочу больше воровать твое время, но у меня к тебе возник один вопрос. Нужна информация, кто, кроме тебя, продолжает торговать компьютерами в нашем благословенном городе?
Гершкович хитро прищурился и признался:
— По этой части у меня конкурентов не бывает. А все остальное? Слушай сюда, ты не делай из себя обиженного, но поговори на эту тему не со мной. Что надо, расскажет мой исполнительный директор, очень солидный человек, бывший полковник государственной безопасности.
— Знаешь, Котя, я и не думаю на тебя обижаться. Тем более, у меня тоже имеется директор наподобие твоего.
— Это ты правильно решил, — поддержала меня мудрая голова и тут же съехидничала:
— Мои кадры такие дорогие, а ты до полковников пристрастился в последнее время.
— Между прочим, — отвечаю с некоторой долей вызова, — тот полковник был не отставным госбезопасником, а действующим.
— Какая покойнику разница… Да, припоминаю, был еще один полковник. Точно отставной или нет?
— Чего только не было, Котя. С тобой спорить бесполезно. Как и со мной.
— Вот потому мы всегда могли договориться за каких-то пару пустяков. Или я не прав?
— Ты лев… Нет, Котя, извини, определение неправильное. Ты ворон, так будет вернее.
— За размеры моего носика напоминаешь? — нежно поглаживает свой клювик Гершкович. — Я таки без тебя знаю, что он может стать украшением любой Бабы Яги.
— Вовсе нет. И ты это понимаешь, потому что ворон — птица мудрая.
— Кончай своими аллегориями в мозги бить. Скажи, ты решил опять торговать компьютерами?
— Но не для того, чтобы составить тебе конкуренцию.
— Слушай, мне кажется, компьютерами твой интерес не ограничивается.
— Чего ты так решил?
— Мне так кажется, — повторил Котя и неожиданно спросил:
— Ты скажи честно, свой иск придумал, чтоб Березовского поддержать?
— Делать нечего, у меня своя голова имеется.
— Слушай, если его увидишь, случайно, конечно, скажи, чтобы он перестал баловаться…
— Котя, ты вяжи свои ценные указания раздавать. Я свой иск заверну исключительно потому, что ты мой кореш. Иначе плевал бы большой слюной на ваши проблемы. А стали бы сильно вякать, такое могу устроить… Подобно Березовскому не отдыхал бы.
— Вот это я верю без второго слова. Гриша по сравнению с тобой прямо-таки ангел. Но пойми, он не прав. Мало ли я на кого могу обидеться, так разве от этого бюджетники должны страдать? Слушай сюда…
— Нет, теперь ты меня слушай. Придешь со своим обиженным на именинки к Гарьке, Березовский там будет. Чем могу, помогу. Но не больше того.
— Ой, время летит, — погладил свою лысину Котя, — только вчера мы на тех аманинках гуляли. Как говорил мой дедушка, гавкнуть не успеешь, а уже надо примерять саван… Да, так вот. Мне кажется, что тебе надо быть осторожным.
— Отчего же?
— Мне так кажется, — упрямо процитировал сам себя Котя и демонстративно посмотрел на часы.
— Тогда будь здоров и счастлив, — замечаю на прощание, прекрасно понимая: большего Котя не скажет.
Обижаться не приходится, Гершкович не раз выручал меня в критических ситуациях; и сегодняшняя беседа тому еще одно подтверждение. Порой и я помогал ему отстаивать кое-какие интересы. Что тут особенного, не зря же говориться: люди должны помогать друг другу.
Даже в том случае, если они друг другу вроде бы ничего не должны.
16
В конференц-зале губернаторского офиса я чувствовал себя увереннее клоуна на манеже, хотя в роли Никулина выступал господин губернатор. К этим ежегодным представлениям почти все присутствующие в зале привыкли до такой степени, что давно перестали обращать внимание на требования руководителя губернии, несущиеся с высокой трибуны.
Все оттого, что люди у нас стали какими-то равнодушными, неотзывчивыми, хотя заполнившие зал руководители предприятий разных форм собственности, не слишком прислушивающиеся к пламенной речи трибуна, в прежние времена во время ценных указаний Константина Николаевича ему в рот заглядывали. Несмотря на то, что тогда он занимал не самую высокую в области должность, а был вторым секретарем обкома партии.
С тех пор изменилось многое, но только не манера работы Константина Николаевича. Ему не позавидуешь, постоянные проблемы, вечные авралы. Иначе быть не может — то дожди, то засуха, но ведь это мелочи в сравнении с настоящим стихийным бедствием, которое предугадать трудно. Кто бы мог такое представить, оказывается, впереди зима, а как ее встретить во всеоружии без ценных указаний губернатора — никто не знает.
Я бы на месте Константина Николаевича решил эту проблему безо всяких призывов к повсеместной экономии тепло- и энергоносителей. И главное, всем бы моя идея понравилась куда больше, чем грозные распоряжения главы областной администрации.
Год назад он додумался издать указ местного значения о нормировании рабочего дня. Как только на небе начинают появляться звезды, предприятия и конторы должны тут же прекращать работу.
Подпевающий губернатору мэр Пенчук в свою очередь строго указал: необходимо вырубать световую рекламу и даже лампочки над дверьми офисов, хотя в свое время этот деятель лупил себя по впалой груди и гарантировал — я залью Южноморск светом. Стоило дорваться до должности, он первым потребовал экономить на уличном освещении, как, впрочем, я и предполагал. Город он светом осчастливит, ждите, дорогие избиратели, к чему вам столько лампочек, если в окутавших город потемках каждый индивидуально может рассчитывать исключительно на пару фонарей под глазами. Разве стоит ожидать от жизни чего-то иного, когда вместо того самого света, улицы залиты исключительно собачьим дерьмом? Ну, разве что сюрпризов в виде проломленных черепов.
Это означало одно: некоторых своих избирателей мэр не обманул. У налетчиков, гоп-стопников и хулиганов, благодаря потемкам, жизнь действительно стала легче. Впрочем, кто он, этот мэр, всего-навсего номер шесть городского пошиба. Завтра столица скомандует, так он Южноморск с вертолета собственноручно дустом обсыпет, хотя в его предвыборной программе такого обещания не было. Ничего страшного. Главное, что сверху сыплется. Наша независимая пресса тут же радостно ударит в ладоши: до чего обильно валится на избирателей обещанная властями самая натуральная не