— Здесь не жить, — отвлекаю внимание Сережи. — Однако, если Арлекино не справится, ему не жить вообще. По крайней мере, я так понял.
— Что ты еще понял?
— Многое. Но главное, в который раз подтвердилась старая истина: лучшая защита — это нападение. Тем более, наша пауза была значительной.
— Больше ничего сказать не хочешь?
— Нет, Сережа.
— Тогда будем считать совещание законченным.
— Я сам решу, когда его завершать, — вспоминаю губернаторский урок. — Ты давай, докладывай.
— О работе Бойко? — нагло щерится коммерческий директор.
— Не твое дело.
Рябов, откинувшись на спинку кресла, смотрел на меня так, словно я одолжил у него год назад целый доллар и теперь нагло собираюсь его окончательно зажилить.
— Ладно, Сережка. Чего я должен тебе объяснять то, что ты и без меня давно понял.
— То есть? — перестает надуваться мой ангел-хранитель.
— Арлекино. Сам говорил…
— Ну говорил. Да, Арлекино подталкивает Гуся разобраться с тобой. Усиленно. При том подставляет его. Анонимно, конечно, гранатками… Что из этого следует, мне пока не ясно.
— А другое тебе ясно?
— Обижаешь. Я ведь был у тебя дома. Данные уже там. На столе у компьютера.
— Сережка, что бы я без тебя делал? — замечаю без тени иронии и в знак благодарности не прикуриваю сигарету. — Я тебе подарок сделаю. В ответ на спокойное поведение по поводу моих гусиных пристрастий.
— Догадываюсь, — лишний раз подтверждает Сережа, что мы давно научились понимать друг друга без лишних слов. — Я тебе тоже.
Порывшись в столе, Сережа извлек из него коробку с патронами.
— На, ты просил.
— Ну, Рябов, не ожидал, — возмущаюсь я. — Так ты и партнеров своих конторских напряг.
— Береженого Бог бережет, — серьезно ответил Сережа и добавил: — Как всегда. У них по поводу Арлекины свои соображения. Этот скот-извращенец давно внимание привлекает. Жаль, они его пригреть не могут. Ничего, пока Гусь свое рыло приподымет, Арлекино морду потеряет. Он спокойно в стороне сидеть не будет.
— То есть?
Хитро усмехнувшись, Рябов доказал, он умеет играть на нервах собеседника не хуже меня:
— Представляешь такую картину: в заднице Арлекино поселился еж?
— Вполне. Я в твоих способностях уверен. Можешь не продолжать. Не удивлюсь, если узнаю: Арлекино начнет мечтать о еже в заднице, вместо того, что ты ему пристроишь.
— Видишь, а ты был недоволен. Друзья они друзья и есть.
— Партнеры и друзья, разницу чувствуешь? — пытаюсь удержать на месте самомнение Рябова, однако мои примочки на него действуют столь же успешно, как рябовские — на его руководителя.
— Но самая главная радость у тебя состоится очень скоро, — мечтательно закатывает глаза Сережа.
— Интересно, какая? — нарочно подыгрываю ему за примерное поведение.
— Домой поедешь. Тебя там заждались.
— Рябов, ты мне просто завидуешь. У семейной жизни есть свои прелести. Кстати, тебе давно пора жениться. Тем более, законы по этому поводу стали гораздо демократичнее. Костя собирается разводиться. Я тебя с ним обвенчаю.
— Чего еще ожидать от человека, регулярно живущего с Педрилой? — пробормотал Рябов и добавил серьезным тоном:
— Едь домой, только сильно не расслабляйся. Такие дела предстоят.
— Что ты хочешь сказать?
— Имею в виду день рождения Гарика. Попробуй сказать, что я не прав?
Я все-таки прикурил сигарету и лишь затем сказал:
— Ты всегда мог предугадать мои действия. Но не до такой степени. Спасибо, Сережка.
— Если ты такой добрый, могу в дальнейшем попросить разрешение на взаимодействие с группой Бойко?
— Считай, ты его уже получил.
Другой бы на месте Рябова успокоился. Однако Сережа, пользуясь моей добротой, продолжает развивать успех:
— Как ты думаешь, отчего они замыкают на тебе Арлекино?
— Кто его знает…
— Ты знаешь, — безапелляционно заявляет Рябов. — Охотничек…
— Между прочим, Сережа, результаты той охоты могли быть и более значительными. Вершигора мне больше байки рассказывал. С тобой он куда откровеннее. Мне сейчас отчего-то вспомнилось одно старинное охотничье поверье — если ствол ружья смазать кровью ворона, оно бьет лучше.
— Пока, как говорит наш вахтер, не вкурил. Но… Да ты же просто так в сортир не ходишь.
Я молча вышел из кабинета. Последние слова Рябова доказали: он чересчур плотно работает и с исполнительным директором концерна «Олимп». Нетрудно догадаться, господин Котька любит характеризовать мой образ жизни фразой, которую произнес напоследок Рябов.
23
К моему великому удивлению, попав домой, я не угодил в засаду Педрилы. Зато выскочившая навстречу Сабина явно копировала поведение другого четвероногого по кличке Трэш. Клыками, правда, не лязгала, зато в ее глазах мерцала неукротимая ярость, отличающая бойцовскую собаку от комнатной шавки.
— Дорогая, ты прелестно выглядишь, — делаю комплимент и скоропалительно добавляю: — Если начнешь брызгать вокруг себя слюной, появятся дополнительные морщины. А ты ведь так похорошела в последнее время, даже поправилась. Наверняка, скоро тебя не подымет грузовой лифт нашего универмага.
Результат последовал мгновенно. Вместо того, чтобы сыпать несправедливыми упреками, Сабина выпучила глаза до такой степени, словно она, к моей радости, уже находилась на пути от электрического стула до преисподней.
Мое безмолвное счастье продолжалось недолго. Глаза супруги вернулись на место, и она открыла рот, выдав своим нежным голоском традиционный набор обвинений. То, что ее муж прибыл в родные стены прямо из постели какой-то сучки, было самым слабым из них.
Спокойно подождав окончание прокурорской речи, я вполне откровенно заметил:
— Обманывать тебя ниже моего достоинства. Мы с Рябовым сидели в офисе.
— А до того, конечно же, ты употреблял какую-то девку. Не думай, что я ничего не понимаю. Сейчас начнешь своим словом бравировать, рассказывать-божиться, как я не права.
— Ты такого, конечно, не допускаешь.
— Допускаю. Еще как допускаю! И понимаю, что ты про себя подумаешь. Ты же никогда никого не обманываешь. Скажешь — не трахал, значит так оно и есть. Значит просто-напросто вафлил какую-то курву.
— Дорогая, что за выражения? По-моему, ты переобщалась с нашим сыном.
В глазах Сабины мелькнул неприкрытый огонек злорадства.
— Кстати о Гарике. Тебя снова вызывают в школу.
— Не может быть. Ребенок стал читать Пушкина, чего еще этой училке нужно?
— Теперь тебя вызывает не преподаватель, а директор. Доигрался?
— Ну что ты. Я этого добивался.
Сабина чуть снизила свой боевой пыл и с удивлением посмотрела на меня.
— Дорогая, — говорю как можно нежнее в благодарность за то, что от темы моих любовных подвигов она перешла к более спокойной, — просто мне хочется, чтобы наш сын закончил школу отличником.
— То есть?
— Гарик хорошо учится. В принципе. По-моему, он вполне достоин золотой медали. Хочешь, чтобы она у него была?
Наивный вопрос. Сабина, как каждая помешанная на своем чаде мамочка, уверена: ее ребенок достоин всех медалей в мире, даже Олимпийских, зачем тогда говорить о какой-то школьной бляшке.
— Интересно, как ты это сделаешь? Скажешь директору, что Гарик прекратит декламировать Пушкина взамен золотой медали? Учти, этот директор…
— Извини, что перебиваю, однако мне особо учитывать нечего. Понимаю, директор самый крутой из всех, с кем до сих пор доводилось встречаться. Он, понятное дело, попрет на меня буром, однако я тебе отвечаю: уже через минуту он будет смотреть в мои глаза и бить хвостом по полу не хуже Трэша перед кормежкой. Кстати, его покормили, вольер надежно закрыт?
На мой вопрос Сабина не ответила, потому что ее военный порыв улетучился со скоростью запаха отечественных духов через несколько минут после их применения. Нашими духами моя жена никогда не пользовалась. У нее появились другие радости в жизни. В последнее время подействовать на мои нервы для жены еще слаще, чем свинье вываляться в навозе.
— Ты ему пару копеек дашь? — иронично спросила Сабина.
— Нет, конечно. При такой постановке вопроса ты бы с ним давно подружилась. Однако, как исходит из ваших слов, мадам, этот парень на ваши подарки не слишком ведется. Кроме них, ты на большее не способна.
— Ну да, мне же есть с кого брать пример, — выпалила Сабина. — Я тебя знаю. Может, скажешь, мне нужно было поступить, как ты любишь делать. Чтобы на одного директора стало меньше.
— Вовсе нет. Гораздо дешевле дать человеку то, о чем он мечтает.
— Не получится.
— Еще как получится. Допускаю, он взяток не берет. Такие больные на голову пока не перевелись и даже занимают посты без справки из дурдома. Однако я его куплю всего одной фразой. Он же, наверняка, на своей работе помешан — ах, детки, ах, школа. Пусть ему будет приятно, а Гарику — медаль.
— Интересно, что ты можешь сделать?
— Ремонт. Какой директор об этом не мечтает? Поняла, дорогая? А теперь, если ты успокоилась, то тоже кое-что должна для меня устроить.
— С утра ты никогда не ешь. Значит, кофе, — улыбается Сабина.
— Смолы ему горячей, — раздался из-за двери голос моего наследника.
— Гарик, иди сюда, — не поворачиваю головы и краем глаза замечаю, как к нашему семейному кругу присоединяется мелкий аспид.
Это еще ничего; гораздо хуже, что на руках у Гарика сидит Педрило. Кот смотрел на меня так плотоядно, что, кроме школы, мне срочно захотелось не только отремонтировать зоопарк, но и досыта накормить всех его обитателей, включая директора.
— Ты почему дома?
— Пока не пойдешь к директору, меня в школу не пустят, — радостно поведал приблизившийся сынок, а Педрило тут же попытался достать меня когтем.
Отойдя чуть в сторону, командую:
— Выкинь это волосатое говно за дверь.
— Облезешь. Это мой кот.
— Нет, мой. Мне его Костя подарил, чтоб он… Ладно. Если не хочешь, чтобы завтра у камина рядом с медвежьей шкурой лежала Педрилина…