После начала торжественного обещания Педрило улетел за двери, не успев мявкнуть на прощание.
— Ты должен немедленно ехать в школу, — напомнила о моих отцовских обязанностях жена.
— Папуля, можешь не спешить, — присоветовал сын.
— Что, им Пушкин не понравился? — выясняю причину моего вызова на ковер.
— Я же говорю — они дурные, — начал давать оценки своим учителям Гарик. — Не учил стихи — плохо, учил — плохо. Сумасшедшие на голову идиоты!
— Значит так, дорогие мои. В школу я сегодня не отправлюсь — это, как говаривает сын юриста, однозначно.
— Тебе на нас наплевать, — взвизгнула жена.
— Правильно, — то ли поддержал ее, то ли приветствовал мое решение сын.
— Сабина, быстро свари кофе, — озадачиваю супругу.
Действительно, куда мне спешить, подумаешь, Гарик в школу ходить не будет, тоже еще беда, если золотую медаль я ему, можно сказать, почти обеспечил.
— Папуля, — ласково отирался возле меня сынок, — а я им такие стихи читал. Не только Пушкина. «На кладбище ветер свищет, нищий снял штаны и дрыщет…»
— Так вот отчего меня вызывают в школу! — картинно закатываю глаза. — Ты отвратительно учишься, классику перевираешь. Ведь Александр Сергеевич писал:
Буря воет, ветер свищет,
От мороза треск идет.
На могиле нищий дрищет,
Говно падает, как лед.
— Я больше не буду, — точно так, как его дружбан Костя, на всякий случай покаялся сынок и полюбопытствовал: — А что ты мне подаришь на день рождения?
— Один подарок ты уже заработал.
— В школу не пойду?
— Нет. Держи часы. Настоящий «Лонжин». Золотой. Дядя Вова просил передать. Его на твоих именинках не будет.
— Ну и черт с ним, — отчего-то не огорчился по поводу отсутствия Саблезубого на своем юбилее Гарик.
Правильно, дядя Вова часы передал, чего еще требуется? Гарик — не певец Лещенко; он полагает, что на своем торжестве вполне обойдется без самого господина Коробова.
— А что бы ты хотел получить в подарок от меня?
Ни на секунду не задумываясь, Гарик выпалил:
— Новый скейт!
— Знаешь, я тебе уже другой подарок приготовил, — огорчаюсь по поводу своей недогадливости. — Это дом. Самый настоящий дом.
— А зачем он мне? Давай лучше скейт! — точно, как это изредка делаю я, пожимает плечами Гарик.
— Не скажи. Когда-нибудь дом пригодится. Кроме того, дом — своеобразный якорь жизни. Пусть у тебя будет собственность. Только собственник может считать себя свободным человеком.
— Хорошо, согласен. Беру… Папуля, сам подумай, мне сейчас дом пока рано. Я еще маленький. Скейт нужнее. Давай к дому скейт.
— А жирно не будет? Скейт, наверняка, дорогой, баксов тридцать стоит?
— Почти пятьдесят, — выпалил Гарик, искренне переживая — вдруг я не пойду на дополнительные траты.
— От тебя одни расходы, — замечаю в ответ. — Ты меня разорить хочешь, не иначе. Ладно. На тебе полтинник, выберешь скейт по своему вкусу.
По тому, как радостно ухмыляется Гарик, я с ходу понял — он еще и наваривает пару долларов, намеренно завысив цену дорогого в сравнении с домом подарка. Пусть так, где наша не пропадала, зато благодаря куску доски на роликах он, кажется, позабыл об автомате.
— Дорогой, куда кофе? — заглянула в гостиную Сабина.
— В кабинет. Несколько часов прошу меня не тревожить.
— А к директору? — не сдается жена.
— Ладно, если успею, заеду сегодня, — капитулирую перед таким напором по поводу сигнала тревоги из общеобразовательной системы.
24
Когда-то у меня было железное правило читать ежедневно минимум два часа. Причем не «Муму» или «Как закалялась сталь», а совсем другую литературу.
Моя специальность не зоология или металлургия, оттого я вместо этих книжек изучал искусствоведческие. Однако в последние годы веду работу над собой все реже и реже. Палочкой-выручалочкой для отговорок собственной совести служат объективные обстоятельства плюс наличие Студента, коренное изменение традиционных рынков сбыта, а главное — невозможность нормальной работы без учета различных нюансов так называемой политической обстановки. Не очень приятно ковыряться в этом дерьме. В сравнении с политикой запах разложившегося трупа может показаться тонким ароматом дезодоранта «Август», однако бизнес есть бизнес.
Вот и сейчас, вместо того, чтобы штудировать какую-нибудь книгу по искусствоведению, я почти целый час убил на чтиво дискеты, притараненной Рябовым, а затем, поняв всю серьезность обстановки, мгновенно расслабился. Эта естественная реакция всегда помогала мне сохранять твердый рассудок в театре абсурда, именуемом жизнью.
Отключив компьютер, я откинулся на спинку вольтеровского кресла и подмигнул портрету старого маркграфа кисти Рослина. Тебя бы сюда, великий политик прошлого, подумал я, быстренько сбежал бы позировать туда, где творил в последние годы жизни знаменитый Эль Греко.
Да что маркграф, великие экономисты современности попухли бы своими шикарными мозгами, пытаясь дать логическое объяснение тому, что у нас происходит. Но главное, такой консилиум ни к чему. Оттого, как их логические рассуждения нам менее необходимы, чем презерватив импотенту. Мне сейчас больше выводы одного старинного мастера слова импонируют, который описал непроходимый дремучий лес, где в глухих урманах скрываются зловещие вороны, а от чащоб несет ледяным, перехватывающим горло страхом. Не каждый рискнет зайти в гиблое место, мужество для этого нужно. Да и зачем в него соваться, чтобы зверье в момент разорвало? А куда деться, если уж попал сюда, назад дорога только через реку, бесцельно плыть по которой можно годами, пытаясь спастись от собственного страха.
Мы все читали этого писателя. И даже зубрили его наизусть. Только вот мало кто понял — великий реалист, помешанный на чертовщине, дал описание совершенно фантастического леса, стоящего на берегах невиданной реки. «Редкая птица долетит до середины Днепра». Если разобраться, для многих такие слова должны показаться утверждением явно ненормального, гуси-лебеди, когда бы могли, крыльями у висков покрутили. Этот Днепр не то что птица, муха перелетит.
Однако я знаю: течет фантастическая река у не менее реального леса, еще как течет. И не только по территории, описанной Гоголем, великим провидцем, словно заглянувшим в наше сумасшедшее время; река прорезает пространство одной шестой света, и потому, быть может, редкая птица долетит до ее середины, а зловещие вороны не пытаются выглянуть из непролазных дубовых чащ невиданных доселе на Земле джунглей.
А что на самом деле творится в этих джунглях — покрыто мраком неизвестности, которая порой не поддается никакой логике. Потому что любая логика рассыпается в прах, когда речь заходит об интересах.
Интересы у каждого свои. Хотя кое-что изменилось. Вы даже имеете право покупать валюту в обменных пунктах. Ну купили, а зачем? Думаете, это вам выгодно? Может быть, но учтите, когда попытаетесь с кем-то расплатиться приобретенной даже в государственном банке наличной валютой, менты, при большом желании, тоже могут осчастливить вас лет на пять. Какая тут логика, одни интересы.
Бандитизм вырос, сплошной караул, получите по такому поводу возможность защищать себя. Логично? Еще бы, менты без ствола на улицу не суются, судьям разрешили при себе пистолеты таскать, вот вам и забота партии и правительства, пардон, одного только правительства о простом человеке. Вооружайтесь, граждане, бегите в расплодившиеся оружейные лавки, приобретайте смертоносный товар, обороняйтесь охотничьим ружьем против наглого криминалитета. Только не забудьте, шнырять по улицам с этим гладкоствольным предметом вам возбраняется. Закон такой. Бандиты — они на законы плевать хотели, тем более, что гладкоствольные пукалки их не устраивают, но вы-то свою функцию уже выполнили, а потому добропорядочно чтите.
Закон есть закон, а подзаконный акт куда важнее. И если к вам в дом ломятся грабители, вооруженные, словно подразделение морской пехоты, имеется полное право дать им отпор. Только не забудьте начать оборону словами: «Дорогие налетчики! Одну минуточку, я ведь, в отличие от вас, законы уважаю. А потому подождите, пожалуйста, пока разыщу ключи от сейфа, спрятанные от детей, извлеку из него разобранное незаряженное в обязательном порядке ружье и найду патроны. И только потом приступим к нашим играм по нападению и обороне. Так, хорошо. Автоматы приготовили, чеку из гранаты выдернули? Молодцы, я уже тоже готов вам отвечать беглым огнем с помощью двух патронов. Только вы лучше сдавайтесь, это я пытаюсь, как положено, решить ситуацию мирным путем. В противном случае, если выживу, менты меня до смерти затягают».
Дальше рассуждать не стоит, логика и интерес — вещи несовместимые. Только вот у каждого свой интерес имеется. Спецслужбы в постоянной грызне, еле успевают набивать компроматами чемоданы разных хозяев; прокуратура тоже свой интерес соблюдает, ее водкой не пои, дай какого-то мента прихватить, чтобы доказать, как она стоит на страже законности — эти реалии я просто обязан учитывать.
Особенно, как разные силовые структуры друг друга любят и взаимодействуют. В свое время генерал Вершигора при мне отчитал одного майора и констатировал — для того нет ничего слаще, чем насрать в борщ Управлению по борьбе с организованной преступностью области и службе безопасности всей страны. Так разве тот майор на взаимность не рассчитывает, если соратники по защите всего и вся, от государственных интересов до населения, только успевают подбрасывать в кастрюлю с борщом на конфорке соседей такие куски дерьма, слон их за раз не высрет, хоть закорми его пургеном.
Может, потому до всего остального руки, порой, не доходят. Помню, менты однажды облаву свернули. Правильно, какая может быть облава, если, пока менты чуть было не уперли на борьбу со всяческими преступлениями, налоговая в то самое время на их точки внаглую наехала. Вконец инспекция распоясалась, стала левак изымать с другими бессертификационными штучками, к весам принюхиваться и прочий беспредел творить в чужой вотчине.